Вера слушала.

—

Так вот. — Он рубил предложения на короткие части. — Вы теперь обязаны найти. И отдать мне убийцу. Сроку двое суток, время пошло. Иначе я сначала этих студентов найду. Не сомневайтесь. А потом и вас.

—Я найду убийцу, — сказала Вера.

После дневного просмотра фильмов фестивалыцики обедали, а Вера решила пройтись. Улица привела ее на площадь перед Кафедральным собором. Рассматривая величественный костел, она увидела выходящую из его дверей горничную Роману. Та была закутана в длинную, в пол, черную дубленку и пуховый оренбургский платок, концы которого были заброшены за спину. Романа перекрестилась на храм и пошла через площадь. Высокая статная фигура молодой женщины была очень красива в сумеречном свете снежного дня. Лученко залюбовалась ею. Горничная увидела Веру и кинулась к ней.

—

Мне разрешили встретиться с братиком. Я видела Славка! Я

така вам

вдячна! Така вдячна!

—

Я очень рада за вас, Романа…

Одним проявлением благодарности дело не кончилось. Горничная стала рассказывать новой знакомой подробности встречи с заключенным братом. По ее словам, Ярослав выглядел уже намного лучше. Видимо, состояние дистресса прошло, сделала вывод Лученко. Брат успел шепнуть сестре, что тот страшный маньяк, из-за

которого в колонии поднялся бунт, исчез. Словно его никогда и не было. Страшные слухи о нем будоражат колонию. Часть осужденных убеждена, что его убили во время бунта, а тюремное начальство не распространяется об этом факте. Другие говорят, что ему удалось сбежать, когда в тюрьму приехали машины «скорой помощи». Кое-кто поговаривает, что на его поиски негласно брошены все силы милиции, но он как сквозь землю провалился. А самые запуганные и суеверные, в том числе и

Славко, утверждают, что «львовский вампир» — это и есть сбежавший маньяк.

—

Так в колонии знают о «вампире»? — удивилась Лученко.

Романа заверила приезжую, что в тюрьму городские новости попадают быстрее, чем в газеты и на телевидение. Попрощалась и торопливо ушла.

Лученко, прогуливаясь, завернула в

«Смачну филижанку». Там уже было весело. Шумный и многословный Батюк попросил официантку сдвинуть несколько столов, за ними и уселась анимационная братия.

—

Ой! Верунь, как ты нас нашла? — кинулась к вошедшей подруге Завьялова.

—

По запаху, — пошутила Лученко, снимая свою легкую дубленку и присаживаясь у края стола.

—

Ребята, раздвиньтесь! Дайте мне посидеть с любимой подругой! — весело потребовала актриса.

Все задвигались, освобождая место для Веры. Фестивальная публика заинтересовалась новым персонажем: ее кто-то мельком видел в гостинице. Когда нашли убитого Ветрова, она вроде сказала, будто она врач. Мужчины поглядывали на нее с интересом, женщины с любопытством. Она чужая, но ее отчего-то привечает сам Мамсуров. Да и Завьялова, успешная дама, тащит ее к себе. А она просто так ничего не делает…

Лученко надоело пристальное внимание к собственной персоне, и она посмотрела долгим взглядом на лица аниматоров. Словно провела по ним пушистой кисточкой. Вспомнив о том, что она не имеет к анимации никакого отношения, люди потеряли к ней всякий интерес и снова вернулись к своим разговорам.

А она заказала чашку кофе эспрессо и бокал мартини, углубилась в свои мысли. Лед потрескивал в бокале. Широкий, прозрачный, на тонкой ножке, с кубиками льда в глубине треугольника, он одним своим видом создавал иллюзию праздника. Пился вкусно, долго, под звучавший вокруг фон: бу-бу-бу… Она испытала приятное послекайфие — легкое кружение и хмель. Вначале обаяние вермута, затем, за чашкой крепкого кофе — трезвость. Обычно после бокала мартини чувствуешь, будто получил награду за что-то стоящее. Его нельзя пить просто так. Только праздновать удачу, или Новый год, или… Что-то значительное. Но иногда следует пить мартини, когда плохое настроение, плохая погода, неудачная полоса. Вино скажет тебе: не о том волнуешься. На самом деле у тебя все в полном порядке, а ты, глупая, не ценишь того, что имеешь.

А у тебя, психотерапевт Вера Лученко, какая полоса? Ох, видать, непростая. Вновь в этой кнайпе, где тусуются аниматоры, начинается у тебя тревога и головная боль. И бокал мартини сегодня не убеждает, что все в порядке… Нет, все совсем не в порядке. Если она не сможет вычислить «вампира», причем быстро, то… С Черным Абдуллой шутки плохи. Да, она сумела справиться с ним два раза. Сумеет ли в третий? Что будет со студентами или с кем-то другим, кого он в горе и бешенстве вздумает обвинить? О себе Вера не думала… И если она не найдет того, кто ударил кинжалом в грудь Ветрова, то Кармен, возможно, посадят… Вполне возможная вещь.

Ведь справедливости в судебной системе не существует. Справедливости у них нет, есть работа. Будут ли довольны в прокуратуре и милиции, если я их нагружу своими подозрениями? Заставлю искать подтверждения догадкам? Не будут. Намекнут или прямо скажут, чтобы не гнала волну, не портила людям отчетность. Только в сериалах энтузиасты-альтруисты занимаются расследованием, в жизни такого не увидишь. В жизни у нас человека проще обвинить и посадить, чем рыть землю в поисках доказательств его невиновности. Фестиваль преждевременно закроется, все от Лученко отвернутся, и в первую очередь Лида.

И вообще, что-то в последнее время удача как будто покинула ее. Жизнь не складывается. Это только других она может убедить, что все не так. Говорит другим, что не бывает нескладывающихся жизней, просто вы, дорогие мои, не научились складывать. Сложите вначале пополам, потом аккуратно разровняйте. Потом правые и левые края концами загните к середине, сложите сверху вниз, закрепите их загнувшейся штукой, вновь пополам, отогните каждый край сверху вниз и снова разложите. У вас получится самолет. Или, допустим, аэроплан. Не название важно, а полетные свойства жизни.

Это был аэродинамический вариант. А есть еще математический. Когда невнимательно считают сумму слагаемых. Промахиваются мимо нужной кнопки на калькуляторе. Или хотят другую сумму. Или слагаемых так много, что какое-то пропускают. Это бывает. Складывать надо тщательней, считать медленно, останавливаясь на каждом слагаемом в порядке очереди. В данном случае от перемены мест слагаемых сумма очень даже может измениться…

Другим помогает, но не себе. На себя самые лучшие советы и умные слова не действуют. Давит ответственность, добровольно взваленная на плечи. Себе-то можно признаться, что ничего в последнее время не складывается.

Она хотела, чтобы Андрей не уезжал, — а он уехал.

Она хотела во Львове расслабиться и отдохнуть — а из-за убийств и сновидений не может.

Она хочет покоя и гармонии — а вокруг хаос и несправедливость.

Так что ничего не остается. Надо тебе напрячься, доктор Лученко. Именно с тобой все это происходит. И именно от тебя все сейчас зависит. Если не ты, то никто больше.

Все. Хватит мудрствовать. Времени на рефлексию не осталось совсем. Надо покрутиться среди людей, поговорить с нужными, прощупать их… Заняться привычной практической психотерапией.

Она стала слушать, как фестивальная публика обменивается впечатлениями.

—

Ты слышала, Лидочка, говорят, что денежная премия за лучший фильм — пятьдесят тысяч долларов. Тебе Авраам ничего не говорил? — пробасила Рина Ересь.

—

Нет. До конца фестиваля никакие суммы не оглашаются, — отмахнулась от нее Завьялова.

—

Даже тебе?! Никогда не поверю! — буркнула акула пера. И тут же переключилась на Олафа Боссарта. — Ты слышал что-то о специальных призах?

—

Рина, в свое время нам все объявят. Не переживай. — Олаф перевел разговор в другое русло. — Сегодня вечером чьи мастер-классы?