— Желаю счастья.

Она благодарно улыбнулась в ответ.

Остановив машину возле автобусной остановки на Уорт-стрит, Хиггинс пошла позвонить Глории, предупредить, что немного задерживается.

В половине шестого Скэнлон вошел в огромный пустой вестибюль телефонной компании.

Выйдя из лифта на тридцать седьмом этаже, он очутился перед двумя тяжелыми стальными дверями. Один из четырех вооруженных охранников попросил показать полицейское удостоверение. Скэнлон вручил ему документ, и охранник внимательно изучил его, потом разрешил Скэнлону расписаться в журнале для посетителей. Он расписался, после чего его попросили встать перед «полароидом» и сфотографироваться. Потом охранник нажал кнопку, стальные двери открылись, и Скэнлона впустили в отдел охраны компании «Белл».

Покинув здание через полчаса, Скэнлон перебирал в уме имена и адреса людей, телефоны которых были записаны в блокноте Галлахера. Сев в машину, он спросил:

— Ну как, дозвонилась?

— Да. Она сказала, что поджарила мясо, но к моему приходу оно, вероятно, уже засохнет.

— Твоя подружка должна смириться с тем, что ты на Службе.

Она горько улыбнулась.

— Вам легко так говорить. — Пробежав глазами список, который он держал, Хиггинс спросила: — Ну так как, нанесем визит дамам?

— Пусть дозреют.

Прихватив с собой порнографические снимки и записную книжку, они вошли в кабинет Скэнлона и положили все это сверху на шкаф.

Лузгая семечки, в кабинет начальника вошел Кристофер. Он ввел Скэнлона в курс дел во временном штабе. Начав доклад со слова «лейтенант», он рассказал, что судебные эксперты все еще находятся на месте преступления. Часть полицейских переброшена с других объектов для того, чтобы помочь на первом этапе расследования. Несколько прилегающих зданий все еще подвергаются обыску.

В кабинет вошел Лью Броуди и вручил Скэнлону длинный лист бумаги, сложенный вчетверо.

— Может, хочешь взглянуть на список происшествий? — спросил он.

Беря у него бумагу, Скэнлон почувствовал слабый запах алкоголя. Он укоризненно посмотрел на Броуди и стал внимательно изучать расшифровку радиодонесений, связанных с убийством; потом пробежал глазами аккуратно выстроенные в колонку символы и сокращения. Бегло ознакомившись с содержанием донесения, он снова перечитал его, теперь уже расшифровывая каждый символ от начала до конца.

Самый первый звонок по 911 принял оператор номер 42 в четыре минуты третьего. Неизвестный, отказавшийся назвать себя, сообщил, что на Дриггз-авеню, 311, убит лейтенант полиции. Оператор ввел адрес в компьютер, и на зеленом экране загорелась лампочка, указывающая, что Дриггз-авеню, 311, находится в ведении 93-го участка. Этот сектор патрулировала машина с рацией 1704. Оператор передал кодовый сигнал 10–13.

Скэнлон прочитал стенограмму радиодонесения из автомобиля: «Говорит Девяносто третий. Выезжает сержант. Выезжает Джордж. Выезжает Фрэнк».

Кто бы ни позвонил по 911, он знал, что Галлахер был лейтенантом полиции. Но откуда? На Джо не было формы. Скэнлон взглянул на Кристофера.

— Где свидетели?

— Женщины наверху, в отделе по связям с общественностью, — отозвался Кристофер. — С ними художник.

— Кто опрашивал первых свидетелей на месте? — спросил Скэнлон.

— Колон, — сообщил Броуди.

— Где сейчас эта ватага?

— Они ждут внизу, — ответил Броуди.

Стены на втором этаже, где разместился отдел по связям с общественностью, были увешаны плакатами, призванными сыграть на людском страхе: «Добровольная полиция — наши глаза и уши», «Наведи порядок в своем квартале».

«Ну и сочинили», — подумал Скэнлон, входя в комнату и разглядывая плакаты.

Художник отдела, лысый мужчина средних лет, носил очки с толстыми стеклами в роговой оправе. Оторвав взгляд от этюдника, он приветливо кивнул Скэнлону. Шесть лет назад они вместе занимались делом об убийстве Ротстайна. Полицейские хорошо помнят нераскрытые дела. По бокам от художника сидели две женщины. Ту, что справа, звали Мэри Цилиция. Это была толстощекая матрона лет тридцати шести. На первый взгляд могло показаться, что она напялила купальную шапочку с голубыми перьями. В Гринпойнт многие женщины носили такие шапочки. Голубой брючный костюм смотрелся на ней блестяще. Другой женщине, Мэри Адлер, было двадцать восемь лет. Справа от носа чернела родинка, на которой росли два длинных волоска. У нее был большой живот и отвислая грудь.

Став за спиной художника, Скэнлон заглянул ему через плечо.

— Как дела? — спросил он, изучая портрет убийцы. Лицо цвета дерева, иссохшая кожа, уши, прикрытые лохмами.

— Все в порядке, — ответил художник, подправляя рисунок ластиком и дуя на него. — Эти дамы очень мне помогли.

Скэнлон улыбнулся женщинам. Они ответили на его улыбку. Он заметил, что у обеих были коронки на зубах, обычное дело в этом районе города. Бедняки не могут позволить себе хорошего зубного врача.

— Может быть, кому-нибудь из вас известно, кто позвонил в полицейский участок и сообщил об убийстве полицейского? — Он внимательно посмотрел на их невинные лица.

Мэри Цилиция ничего не знала о телефонном звонке, так же как и Мэри Адлер. Они сами услышали о случившемся, только когда их доставили в полицейский участок. Об этом им рассказал один из полицейских.

Когда пятнадцатью минутами позже Скэнлон возвратился в свой кабинет, его уже ждали двое полицейских. Подойдя к столу, он сделал отметку на отрывном календаре: «Забрать ленты с записью и возвратить долг Д.». Только тогда он обратил внимание на полицейских, развалившихся в креслах и поджидающих его. Поодаль, подпирая спиной стену, стоял Броуди. Он представил Скэнлону полицейских Стоуна и Трамвела.

Кивнув им, Скэнлон произнес:

— Где вы оба были, когда поступил первый сигнал о случившемся?

У Трамвела было рябое лицо и рыжие волосы.

— На углу Аполло и Бриджуотер-стрит, — ответил он, вытянув ноги и разглядывая свои ботинки так, будто видел их впервые.

— Что вы увидели, когда прибыли на место преступления? — спросил Скэнлон, наклонив голову и гадая, что же интересного нашел Трамвел в своих ботинках.

Волосы Стоуна были зачесаны назад, а нос смахивал на крупную луковицу. На этот вопрос ответил он:

— Собралась большая толпа. Мы выскочили из машины и пробились в лавку. Галлахер валялся на полу. Трое ребят кричали, забившись в угол.

Трамвел продолжал:

— Я обыскал мужчину и быстро связался с центром, объяснил ситуацию и попросил прислать людей и дежурную полицейскую машину. Дежурный капитан действовал без промедления.

— Вы не пытались сразу отправить их в больницу?

Стоун сделал протестующий жест.

— Сомнений быть не могло. Они оба были мертвы.

— Это ваш постоянный участок?

— Да, — ответил Трамвел, вновь переводя взгляд на свои ботинки.

— Вы оба знали Галлахера?

— Да. Мы часто видели его у Йетты. Он оставлял машину в запрещенном месте, перед помещением, снимаемым для гражданских панихид, и вешал табличку: полицейский при исполнении. Однажды мы решили проверить. Может быть, это родственник Йетты, пользующийся табличкой? Но он показал свое удостоверение, и тогда мы оба его узнали. Потом мы часто видели его здесь.

Не глядя на полицейских, Скэнлон небрежно спросил:

— Йетта занималась незаконными делишками?

Они нервно переглянулись. Скэнлон понял их. В нью-йоркском полицейском управлении существовали свои неписаные законы борьбы с преступностью. Патрульным запрещалось препятствовать торговле наркотиками и нелегальному приему ставок. Параноики из «дворцовой стражи» испугались, обжегшись на деле Нэппа и Серпико. В итоге рынок сбыта наркотиков расширился, выросло число игорных притонов, с которыми патрульный полицейский не мог ничего поделать. Взяткодатели были ему не по зубам. Но каждый на Службе знал, что, если возникнут сложности, связанные с кем-то из них, расхлебывать кашу будет патрульное отделение, а «дворцовая стража» останется в стороне.