И он метнул топорик и крепко вонзил в дерево.

Магнус пошёл за ним, а Рагнар продолжает:

   — А однажды от Олава убегал сарацин, и не было нужды гнаться за ним, но на шее сарацина Олав увидел толстую золотую цепь. Тогда он сказал: «Помоги мне, святой Мартин, и я положу эту цепь в твой храм». И метнул секиру, и рассёк цепь, не тронув кожи. Она упала на землю, а сарацин убежал.

Магнус вернулся с топориком и слушал внимательно и, дослушав, говорит:

   — Расскажи ещё об отце. Это правда, что он святой силой лечил людей?

   — Могу поклясться в этом, — говорит Рагнар. — Я сам видел, как к нему привели мальчика с нарывом в горле. Конунг положил хлеб крестом на ладони и дал мальчику съесть, и нарыв лопнул.

Магнус спрашивает:

   — А верно ли говорят, что тётя Ингигерд до сих пор любит не своего конунга, а моего отца?

Рагнар вперил в Магнуса испытующий взгляд, а потом говорит:

   — Могу только свидетельствовать, что, когда конунг показывал ей свои каменные палаты в Хольмгарде, украшенные золотом и росписью, княгиня сказала, что дом Олава хоть и на деревянных столбах, но больше ей по душе. Однако, — говорит Рагнар, как бы спохватившись, — ни к чему тебе это знать.

Магнус гордо встряхнул головой:

   — К чему. Я вспомню тебя и награжу за правду, когда сам стану конунгом!

   — Ты забыл, — с печальной усмешкой напоминает Рагнар, — что Олав завещал престол брату, и об этом есть хартия.

Магнус говорит:

   — Ну, когда Харальд умрёт. Я ведь его переживу, я молодой и сильный. Смотри!

И он метнул топорик в дерево и хорошо попал.

   — Молодец, — улыбнувшись, говорит Рагнар. — Но всё же не стоит так говорить о дяде, пока он наследник престола.

Магнус с тех пор сильно преуспел в метании топорика и никогда с ним не расставался. Через год у него пробился пушок над губой, и старшие позволяли ему сидеть с ними равным на пирах, вина же не давали.

Раз в княжеской гриднице был пир в честь старого воеводы Вышаты, служившего ещё при Вальдамаре-Крестителе. Он вернулся из Корсуни, где собирал дань.

Вышата много рассказывал об этом греческом городе в Таврии, а когда Ярислейв с семьёй покинул пир, стал говорить о том, чего при женщинах не рассказывают: о продажных гетерах, о скотоложцах и о мужчинах, которые живут с мужчинами как с жёнами; о скоморохах и мимах и об атлетах, которые за деньги показывают свои телесные искусства.

Магнус слушал разинув рот, потому что никогда такого не слыхал. Но когда Вышата рассказал о схимнике, который, дав обет, семь лет ходил по земле на руках как на ногах, Магнус вскочил и говорит:

   — Вот невидаль! Я хоть сейчас могу на руках пройти от того края стола до этого, не задев посуды.

Многие его словам засмеялись, а другие стали подбивать Магнуса на это дело, чтобы побиться об заклад. Вышата говорит:

   — Ну иди, коль такой удалец. Пройдёшь — получишь чару вина, зря похвастаешь — ещё год тебе не быть на наших пирах.

   — Забито, — говорит Магнус. — Готовь чару.

Вот он подходит к краю стола, встаёт на руки и начинает идти, огибая блюда, кувшины и кубки.

И все смотрят и весело его подбадривают.

Вот Магнус доходит до середины стола и останавливается, потому что там такое большое блюдо, что его нельзя обойти.

Теперь скажем, что за этим блюдом сидел один из варягов, оставшихся с Рагнаром, такой тучный, что кони не могли его носить, отчего он и был прозван Хрольв-пешеход. И этот пешеход глядел на стоящего вниз головой Магнуса с насмешкой.

Тогда Магнус напрягся и хотел перепрыгнуть блюдо, но не сумел, и всё, что было на блюде, опрокинулось на Хрольва, замарав его одежду. И Хрольв, рассердись, ударил Магнуса по руке, и тот упал со стола.

Тут поднялся большой шум, одни говорили, что зря хвастал Магнус, другие упрекали Хрольва. Вышата говорит:

— Простим обоим и посчитаем, что спора не было.

Пир снова пошёл чередом, и гости скоро забыли о Магнусе, он же тихо сидел в углу, сжимая в руке топорик, и глаза у него горели, как у загнанного зверёныша. И не сводил он их с золотой цепи на толстой шее Хрольва.

И вот, когда все стали расходиться, вдруг топорик просвистел и рассёк золотую цепь Хрольва вместе с его шеей. А Хрольв упал и умер.

Вышата в тишине говорит:

   — Ты что сделал?

Магнус гордо выпрямился и, как умел, сказал вису:

Тут все опять зашумели и обступили Магнуса, и некоторые хотели даже его убить, говоря, что он нанёс удар в спину. И уже обнажились мечи, но Вышата отвёл их, сказав:

   — Не нам, низким, проливать королевскую кровь.

Он сгребает Магнуса в охапку и несёт его по дворцу в покои конунга, и стража их пропускает. Ярислейв же лежал в постели, но не спал.

Вышата бросает Магнуса на постель и говорит:

   — В другой раз стереги получше своего жеребёнка.

Конунг приподнялся, оглядел обоих и говорит строго:

   — Выбираешь неподобные слова.

   — Он для этого довольно сделал, — говорит Вышата. — Убил Хрольва-пешехода в пиру.

Тогда Ярислейв спрашивает его, как было дело, и Вышата рассказывает. Магнус же, съёжившись в страхе, молчит.

Конунг выслушал и говорит:

   — Поступок, достойный конунга. Я заплачу за него виру.

И он отпускает Вышату. И, встав, берёт плётку и говорит Магнусу:

   — А теперь, когда мы одни, снимай порты.

И Магнус подчиняется, и конунг награждает его по-княжески, так что Магнус, не стерпев, начинает кричать и плакать. И в опочивальню конунга вбегают разбуженная Ингигерд и с ней Рагнар, по долгу начальника стражи.

И они смотрят с удивлением и ничего не могут понять, потому что Магнус уже одет и только размазывает слёзы с соплями по лицу.

Конунг говорит Ингигерд:

   — Сам не пойму, чего расплакалось дитя. Забери и утешь.

Магнус с княгиней уходят, и Ярислейв хочет отпустить также Рагнара, но тот говорит:

   — Прости, княже, но я уже знаю обо всём.

   — Грехи наши тяжкие, — говорит Ярислейв и ложится обратно в постель, но Рагнар всё не уходит, делая вид, что оправляет свечи.

   — Дурное сотворил Магнус, — говорит он, — и неведомо, что ещё натворит.

Ярислейв вздохнул и говорит:

   — Не моего он табуна стригунок, но я дал Олаву слово его вырастить.

Рагнар говорит:

   — Княже, дозволь сказать как думаю.

Конунг говорит:

   — Скажи.

   — Из Швеции приехали два ярла, — говорит Рагнар, — Кальв и Эйнар. И просят узнать, не отпустишь ли Магнуса с ними. Они живут в изгнании, в Тронхейме, у норвежской границы. Кальв и Эйнар говорят, что есть много людей в Норвегии, которые друзья Олаву и враги Свейну. Сын святого мученика был бы для них как знамя, чтобы собирать под него всех, недовольных Свейном.

Ярислейв говорит:

   — Но Олав завещал престол Харальду.

   — Конечно, — говорит Рагнар, — Харальд — законный наследник. Но, не дай Бог, случись с ним что! Магнус же будет всегда рядом, и призвать его будет легко.

   — Не желал бы я норвежцам такого короля, — говорит Ярислейв.

   — Имя Магнуса проложит дорогу Харальду, — говорит Рагнар.

Ярислейв подумал, открыл святую книгу Библию и ткнул пальцем наугад, как он делал часто, когда не знал решения и полагался на волю Божью. И, поднеся книгу к глазам, прочёл из Притчей Соломоновых:

   — «Нет мудрости, и нет разума вопреки Господу. Коня приготовляют на день битвы, но победа — от Господа».

Потом конунг закрыл книгу и сказал:

— Хорошо. Пусть ярлы придут завтра.

И Рагнар с поклоном удалился; мы же скажем, что через три дня Магнус с ярлами отправился в путь — через Альдейгьюборг, именуемый руссами Ладогой, по морю до Швеции, и сухим путём достиг Тронхейма, что у норвежской границы. И до времени ему нет места в нашей саге.