Блондинка шевелила губами, считая деньги и медленно продвигаясь к двери.

Пута направился к кассе рядом с окном. Это давало надежду, что следующей освободится касса Хилари, и Грег сможет подойти и сказать ей – «привет». Если же так не получится, то Грег пропустит вперед мамочку.

Коляска двигалась взад и вперед, взад и вперед.

Грег был в напряжении. Сливочное мороженое в его животе превратилось в айсберг. Ему показалось, что он всю жизнь провел в этом проклятом банке. На часах без пяти пять. Он посмотрел на пожилую даму, как бы в ответ на его взгляд она с силой защелкнула кошелек, словно дверцу самого надежного в мире сейфа. Затем повернулась и прошла прямо мимо него.

Грег захромал к кассе Хилари. Она видела его своим холодным взглядом, но он ее не интересовал, да и мог ли интересовать? Грег улыбнулся ей, хриплым голосом боксера сказал «привет», потом внимательно, прищурив глаза, сверху вниз оглядел ее. На ней была белая шелковая блузка, а на юбке – больше складок, чем на аккордеоне. Ее не волновало, что верхняя пуговка ее блузки была расстегнута и клиенты могли увидеть кусочек ее розового белья с кружевами и золотую цепочку веревочкой, которую ей подарил Грег. Выглядела она просто потрясающе. Сочная, притягательная.

Грег передал ей записку, над которой целый час трудился предыдущим вечером. Записка была в стихах. Нужно отдать должное Грегу, он был очень застенчив. Он следил, как Хилари читает записку, видел, как она уже была готова улыбнуться и как улыбка исчезла, когда до нее дошел смысл. Прямо перед собой она видела пожилого верзилу с глазами-щелками, который собирался ее ограбить. Грегу показалось, что Хилари напряглась, но не испугалась и пыталась сообразить, что она должна делать.

Грег, схватив пластиковую дощечку, на которой было выгравировано: «ХИЛАРИ ФЛЕТЧЕР», ударил ею по прилавку с такой силой, что в дереве образовалась вмятина.

– Давай сюда деньги!

Хилари молча смотрела на него.

– Давай деньги, детка, иначе взорву этих славных близнецов, позвоню в газету и скажу: «Мне очень жаль, но именно Хилари заставила меня это сделать».

Она не двигалась, казалось, оцепенела и стала твердой, как глыба льда. И, хотя это было не совсем разумно, Грег направил на нее дуло браунинга. Ее голова откинулась, а рот раскрылся так широко, что он мог сосчитать все ее зубы. И вдруг она заорала таким истошным голосом, что даже близнецы смолкли.

Затем из кабинета управляющего показался человек лет шестидесяти в темном костюме и с таким выражением лица, будто кто-то слишком громко включил стерео; близнецы снова принялись верещать; блондинка, стоя в дверях с зажатыми в руке двадцатидолларовыми купюрами, сделала пируэт и, разинув рот, остановилась; пожилая дама притиснулась к окошку, и только. Пута даже не обернулся.

Грег, протянув через барьер руку, сгреб в кулак шелковую блузку Хилари и помахал у ее лба пистолетом. Она смолкла и стала судорожно совать ему деньги.

– Вот так-то лучше.

Отпустив ее, он поспешно набивал карманы деньгами.

Бледный, с каплями пота на лбу, управляющий так и стоял в дверях кабинета. Пута, очевидно, был не опасен, но он так прижимал к себе портфель, что Грегу захотелось его отобрать: ясно, что в нем был не сандвич с орешками.

Отступив назад, Грег ударил по портфелю, отпустил и снова ударил. Пута потерял равновесие, упал, но портфель не выпустил. Грег с силой наступил на запястье Путы, почувствовав, как хрустнула косточка. Высокого тона электронный звук бесшумной сигнализации, казалось, пронизал его. Он снова ударил ногой, каблук пришелся на шейный позвонок парня. В конце концов он отпустил портфель. Грег откинулся, свалился на коляску и почувствовал, как что-то теплое стекает по его ногам. Под ботинками хрустело стекло, а он топтался в луже молока. «Боже, – подумал он, – я чуть не убил малышей».

Сзади кто-то заорал: «Грабят!» Он снова был на ногах, и в его руке что-то блеснуло, точно маленькое зеркальце. С портфелем, крепко прижатым к груди, Грег начал продвигаться к двери. Хилари, благослови ее Господь, точно в трансе, продолжала швырять ему деньги, но он был уверен, что по сравнению с содержимым портфеля это была сущая ерунда.

Вдруг у Путы в руке оказался пистолет. Грег услышал звук выстрела, мимо просвистела пуля, вторая пуля попала ему в грудь, слева. Грег покачнулся, но удержался на ногах, взвел курок и стал поднимать браунинг. Три первые пули отскочили от мраморного пола, следующие, по диагонали, прошлись по зеркальной поверхности окна, последний раз он стрелял в упор.

Кровь брызнула фонтаном. Рыженькие близнецы будто размякли. Мамочка истерически вскрикнула и упала поперек коляски. Близнецы снова заверещали.

Обмякший, уже мертвый, Пута какие-то секунды еще стоял на ногах, а потом упал. И тут же закричали блондинка и пожилая дама в розовом костюме, присоединившаяся к ним Хилари кричала благим матом.

Пута лежал на полу, в его левой разжавшейся ладони было не зеркальце, а металлический жетон, Грег поднял его и, не веря своим глазам, увидел на нем слово «ДЕТЕКТИВ».

Он не хотел всего этого. Он намеревался только ограбить банк, украсть немного денег, а потом отправиться домой, расслабиться, принять душ, и вдруг, неожиданно для себя, он оказался в самом центре кровавого кошмара. Он убил мента. Вот он лежит, без всякого сомнения, мертвый, лежит в растекшейся луже свежей крови. А его собственный мозг словно превратился в осиное жужжащее гнездо. Сквозь жужжание пробилась мысль: «Бежать!» Он взглянул на часы. Пять ноль четыре. Вернуться бы обратно во времени. Бежать, а что толку бежать, если некуда возвращаться? Было только десятое, а квартиру он оплатил до конца месяца. Зря! Господи! О чем он думает? Куда возвращаться? Он мог бы укрыться у Хилари. Разве нет? Осы оставляли его мозг, и он сделал первый шаг к двери, но зацепился за что-то ногой. Господин управляющий… был легкой мишенью, но Грег больше не мог видеть крови.

Он делал отчаянные попытки освободить ногу, но в колено вдруг словно воткнулась раскаленная вилка. Он упал. Боль, пробежав по его телу, оказалась в голове и взорвалась там, словно шарик ослепительного яркого света.

Участники этой сцены словно окаменели, никто не пошевелился.

Виадук Джорджия находился так близко от гостиницы «Риальто», что любой мало-мальски сильный человек мог легко добросить до его кирпичной стены камень или, скажем, колпак от колеса. Окно было широко раскрыто, и от движения автомобилей в комнате стоял такой шум, что Уиллоусу с его негромким голосом приходилось почти кричать, чтобы его услышали.

Но как бы он ни старался, до лежавшего на гостиничной кровати парня было не докричаться.

Уиллоус осматривал вспухшее тело и видел, как потемневшая плоть выпирает у запястий, у щиколоток, на груди. Расстегнутая рубашка из ткани, похожей на шелк, с немодным широким воротником, украшенным белым кантиком и серебристыми треугольничками, была небрежно заправлена в черные вылинявшие джинсы. Лопнутые заклепки на черном кожаном поясе изображали стилизованную лошадь, которая пыталась сбросить седока. Ковбойский стиль прослеживался до самых ботинок, дорогих – разновидность змеиной кожи, – но сильно запущенных и с изношенными каблуками.

Дежурного попросили ни до чего не дотрагиваться, только открыть единственное окно как можно шире. И хотя перед окном лежала гора мусора, влетавший в окно ветерок был довольно свежим и приятным.

– Дня три-четыре? – спросил Уиллоус.

Паркер кивнула. Посмотрев на женщину, сидевшую у стены, Уиллоус подошел к окну. Там, внизу, двое мужчин, прячась от ветра под путепроводом, делили между собой содержимое коричневого пакета.

– Вы можете сказать, когда это случилось, Хани? – мягко спросила Паркер.

Женщина, замершая с глазами, устремленными в потолок, дважды моргнула, словно соображая.

Паркер ждала, стараясь не выказывать нетерпения. Женщина молчала, и Паркер уже сомневалась, что она когда-нибудь заговорит.