Я передал ей наш разговор с Чучем.

— Под конец он сказал, что больше не хочет меня видеть.

— Я все время беседую с ним, стараюсь утихомирить его, чтобы он так не злился, — призналась Алекса. — Но он ведь уверен, что ты мне изменил, его сердце рвется пополам.

Трудно было поверить, что все началось лишь пятнадцать дней назад, когда в ПУЛА неожиданно позвонил Рикки Росс и попросил шефа Филосиани о тайной встрече. Его только что повысили, сказал он, назначили временно исполняющим обязанности начальника полицейского управления в Хейвен-Парке. По словам Росса, за два месяца до повышения он наконец прошел курс лечения от алкоголизма. Протрезвев, он понял, что обязан положить конец массовой коррупции в Хейвен-Парке. Мэр Братано назначил его на должность лишь потому, что считал Росса тихим пьяницей, с которым трудностей не возникнет. Росс добавил: мэр не любит, когда под его началом работают сильные личности.

Избавившись от пагубного пристрастия, Росс решил, что обязан сделать следующий шаг и попробовать сломать порочную систему, сложившуюся в Хейвен-Парке и Флитвуде. Однако, несмотря на то что он исполняет обязанности начальника управления, ему редко докладывают о том, что творится на низовом уровне. После того как бывшего начальника Леграна отдали под суд, мэр предпочитает держать нового начальника полиции в неведении. Каждую неделю, правда, Рику приносят его «долю» — толстый конверт с наличными, — но он понятия не имеет, откуда поступают деньги.

Росс подозревал, что Братано держит его в качестве подставного лица. Если ФБР всерьез займется незаконным оборотом оружия и наркотиков в Хейвен-Парке, начальник полиции станет козлом отпущения. Мы с Алексой все обсудили и пришли к выводу: вот почему Рикки явился к Тони Филосиани и просит полицейское управление Лос-Анджелеса о помощи. Кроме того, Росс предупредил о травле Рокки Чакона. Не исключено, что под угрозой его жизнь.

Росс попросил Филосиани, чтобы роль подсадной утки исполнил именно я. Многие помнят о нашей с ним вражде: именно я сдал его в ОСБ после пьяной пальбы на шоссе, и выкинули со службы его, можно сказать, тоже из-за меня. Доводы Росса почему-то не внушали мне доверия.

Всю следующую неделю мы с Тони и Алексой несколько раз встречались с Россом. Хотя говорил он вроде бы убедительно, я по-прежнему сомневался, хуже того, я не доверял ему ни на грош. Но доказательств всеобщей продажности в Хейвен-Парке и Флитвуде мы уже собрали предостаточно. Подумав два дня, я наконец дал свое согласие.

По предложению Тони Филосиани мы с агентом Лав работали в паре. Офелия как раз занималась расследованием контрабанды оружия и вышла на банду из Хейвен-Парка. Значит, ее появление на месте никого не удивит. Больше никто не знал, что мое увольнение из ПУЛА было подстроено.

Когда Офелия училась в колледже, ее соседкой по общежитию была некая Тиффани Робертс, которая впоследствии стала кинозвездой. Офелия попросила у бывшей однокашницы разрешения воспользоваться ее именем для прикрытия. После этого распустили слух о том, что она собралась убить мужа. Пробовали даже слить информацию в прессу, но на всякий случай наш отдел по связям с общественностью заранее подготовил опровержение: лишние скандалы нам ни к чему. Естественно, зная об опровержении, СМИ не стали ничего публиковать. Им тоже не нужны иски за клевету. В общем, мы с Тиффани не встречались в машине на автостоянках перед торговыми центрами, а ФБР не записывало наши с ней переговоры на пленку. Поскольку на ночном совещании, куда меня доставили представители ОСБ, я сразу во всем признался, демонстрировать видеозапись не потребовалось.

Единственным серьезным препятствием стал наш сын. Тони Филосиани наотрез отказывался дать добро на мое участие в секретной операции, если Чуч будет знать правду.

Тони заявил: «Чуч не сумеет устоять и непременно расскажет приятелям о том, какой на самом деле молодец его папочка. Он возьмет с них слово молчать, но тайна перестанет быть тайной, — он помолчал немного, а потом добавил: — А любая утечка может привести к тому, что тебя убьют».

Мы с Алексой нехотя согласились держать нашего сына в неведении.

Алекса заранее перевезла в пентхаус кое-какую мою домашнюю одежду. Мы переоделись в спортивные костюмы и вышли на лоджию, где стали любоваться звездами.

— Ты сказал, что твою машину отбуксировала на штрафстоянку эвакуаторская фирма «Мигалка». Скорее всего, тебе в машину поставили жучок, — предупредила Алекса.

— Сейчас моей машиной занимается Харпо. Я велел ему найти жучки, но ничего не трогать. Нельзя их спугнуть!

Конечно, еще одним — и очень большим — фактором риска служил для нас сам Рикки Росс, Лихач с большой дороги. Десять лет назад он при свидетелях угрожал убить меня. Повод для ненависти у него имелся. Его уволили с работы, он потерял жену и все, что у него было. Выгнали его после того, как я дал против него показания. Нет лучшего способа отомстить, чем заманить меня в ловушку, а потом как бы невзначай намекнуть Алонсо или Тэлботу Джонсу, что я заслан ПУЛА! Совсем как герой Аль Пачино в фильме «Серпико»… Уйти живым в таком случае мне не дадут. Прикончат в какой-нибудь подстроенной перестрелке.

Остаток ночи я провел с Алексой в огромной кровати заместителя начальника полицейского управления Арнетта. Мы снова занимались любовью, а потом, не выпуская друг друга из объятий, забылись беспокойным сном.

На следующее утро в начале восьмого я был уже в автомастерской. Харпо ждал меня. Он уплетал мексиканский завтрак — жареные бобы и рис.

— Хочешь? — Он придвинул мне тарелку и достал из коробки одноразовую вилку. — Гонсалес, хозяин ресторанчика на углу, настоящий виртуоз по части готовки!

Я взял вилку и попробовал. Изумительно!

— Что-нибудь нашел? — спросил я.

— Твоя «акура» пишет лучше, чем студия звукозаписи «Кэпитол рекордс». Те, кто поставил тебе жучки, свое дело знают.

Он подвел меня к моей машине, не выпуская из рук тарелку с бобами, просунул голову в салон и показал, где спрятаны два микрофона. Один оказался в оптическом датчике зеркала заднего вида, второй — под приборной панелью со стороны пассажирского сиденья.

— Оба реагируют на голос. Я стер все записи, сделанные после того, как ты сюда приехал, и отключил устройство. — Он захлопнул дверцу, и мы вернулись к нему в кабинет. — Все жучки работают на ультракоротких волнах. Приемники находятся в багажнике, прилеплены изнутри к твоей запаске. Я ничего не трогал, как ты и просил. Наоборот, подключил еще одну штуку, уже нашу. Она тоже реагирует на голос. Спрятал ее в переднем пассажирском сиденье. Можно будет глушить их волны.

— Спасибо, Харпо! Ты самый лучший.

— За что же меня тогда замели? — ухмыльнулся он.

Пока он заново активировал записывающие устройства, я съел еще немного жареных бобов. За работу я заплатил ему наличными.

Выехав из автомастерской, я настроил радио на рэп-канал и включил звук на полную громкость — из вредности, чтобы у сволочей, которые меня слушают, завяли уши.

Скорее всего, ночью, когда я буду спать, они залезут ко мне в багажник и выключат приемники. А может, они наведаются в мою машину, пока я буду патрулировать улицы вместе с Алонсо, а моя «акура» будет стоять без присмотра на полицейской стоянке возле бывшей начальной школы.

Тот, у кого установили прослушку, в любом случае в невыгодном положении. Даже если найдешь жучки, всегда надо помнить, что и как говорить. Что бы такое придумать?

После того как я отмел пять первых вариантов, которые пришли мне в голову, я решил позвонить Сами из Майами. Сами Очоа, сорокалетний жулик-кубинец, обожает нагревать отдыхающих из Миннесоты, которые разинув рот бродят по улицам Голливуда и глазеют на особняки кинозвезд. Он ухитряется впаривать провинциальным лохам все подряд — от поддельной статуэтки «Оскар» за лучший фильм до дешевых безделушек, которые якобы достались ему лично от Бритни Спирс. Свою штаб-квартиру Сами устроил в принадлежащем ему кинотеатре для геев на бульваре Мелроуз. В первый раз я арестовал Сами, когда еще патрулировал улицы — сразу после того, как он перебрался в наши края из Майами-Бич. Его бесхитростные, но безошибочные уловки чем-то приглянулись мне. С тех пор мы с ним поддерживаем непростые отношения. Нашу дружбу скрепляют взаимная выгода и звонкая монета. Сами делится со мной всевозможными слухами, циркулирующими на улицах города, я плачу ему из личного фонда поощрения осведомителей. Кроме того, я избавил его от полиции нравов, официально записав своим информантом.