— У меня есть снимки, как в прошлый раз, — ответил я. — Кроме того, могу сообщить тебе номер дела. После ликвидации я взял его бумажник. Он кубинец, нелегал. Ты был прав, его пальчиков в нашей базе еще нет. Его записали Хуаном Доу — неизвестным под номером семнадцать; сейчас он отдыхает в морге на Мишн-Роуд. Съезди туда и скажи, что у тебя пропал двоюродный брат… соври что-нибудь, ты же умеешь. Опиши его внешность, и тебе покажут жмурика.

— Сам не поеду, кого-нибудь пошлю. А тебе заплачу после того, как мои люди опознают его в морге.

— После того как меня вышибли из ПУЛА, у меня туго с наличными. Жена собирается со мной разводиться, ее адвокат заблокировал мои счета. Сейчас я работаю в Хейвен-Парке, но платят там гроши. И потом, я даже первой зарплаты еще не получил.

— А я тут при чем?

— Мы ведь с тобой не в первый раз сотрудничаем, и кому, как не тебе, знать: результат я гарантирую.

— Покажи фотки!

Я громко расстегнул «молнию» на сумке, которую привез с собой, и Сами устроил настоящий театр: громко хмыкнул, как будто действительно разглядывал цифровые снимки на несуществующей камере.

— Господи… Чем ты его так? У него же полголовы нету!

— Подумаешь, сделал ему две лишние дырки за ухом. Для вентиляции. Вот за что ты заплатил десять кусков. Мне нужны мои деньги.

Сами глубоко вздохнул и ответил:

— Ну ладно, давай так. Половину даю сейчас, а вторую половину — после того, как получу доказательства его смерти. Вот все, что я могу.

Я тоже громко вздохнул:

— Давай!

Я заранее приготовил пять сотен мелкими купюрами и теперь принялся, громко шурша, отсчитывать деньги. Пошелестев перед микрофоном, я положил Сами на колени его гонорар.

— Высади меня здесь, — заявил Сами, распахивая дверцу. — У меня тут, на Сансет, ребята шустрят: толкают туристам нижнее белье Мадонны. Вышили на трусах ее имя. Ты, кстати, не интересуешься? Трусы как настоящие, новые, а еще есть колготки с вырезом на самом интересном месте и лифчики с дырками для сосков. Клянусь, ее собственные!

— Мне как-то не очень идут колготки с вырезом…

— Дело вкуса. Хочешь — верь, хочешь — не верь, а такое дерьмо на интернет-аукционе расходится на ура. — Сами захлопнул дверцу. — Значит, до скорого! — И он ушел.

Я заехал в круглосуточный магазин и купил себе мобильник с предоплатной системой расчетов. К себе в отель я вернулся где-то в десять вечера.

Пришлось позвонить в полицейское управление Хейвен-Парка и сообщить свой новый мобильный номер. Поужинал я в ресторане при казино. Сидящие вокруг зомби по-прежнему пускали на ветер свои состояния. Заведение в любом случае не оставалось внакладе. И вдруг, глядя на ряды живых мертвецов, я сообразил: а ведь их участь куда лучше моей!

Алонсо Белла я не увидел и на следующий день. Явился на перекличку, переоделся, но мне сказали, что мой наставник взял отгул по личным делам. Я по-прежнему считался стажером; Гарри Иствуду не хотелось выпускать меня «в поле» в одиночку, поэтому меня прикомандировали к дежурной части. Целых восемь часов, всю смену, пришлось отвечать на звонки и заполнять бумаги.

Весь день я промаялся за столом, гадая, чем сейчас занят Алонсо. Чем дольше я маялся, тем тяжелее мне становилось. Очень может быть, моя грубая игра в ресторане «Мама касита» и потом в изоляторе натолкнула их на определенные подозрения…

Через восемь дней должны были состояться выборы мэра; на первой полосе «Курьера» появилась статья Аниты Хуарес, в которой во всех подробностях расписывался арест Рокки. Автор призывала к скорейшей смене власти в Хейвен-Парке. Под передовицей разместили массу гневных писем. Простые избиратели выражали гневный протест против методов работы сотрудников местного полицейского управления. Естественно, я понимал: братья Авила и Сесил Братано не станут сидеть на задницах и наблюдать, как проигрывают выборы. Пока у Рокки Чакона гораздо больше шансов очутиться в морге, чем в здании городской администрации.

В конце смены я пешком вернулся к начальной школе, переоделся в штатское, запер шкафчик и поехал в Велосипедный клуб. Хотя времени было всего пять часов, парковка уже была заполнена машинами страстных игроков. Я поднялся в свой номер, раскрашенный в бежевые и оранжево-персиковые тона, сбросил обувь, рухнул на кровать и полчаса пытался сообразить, что же делать дальше.

Когда работаешь под прикрытием, одна из важнейших проблем — как справиться со стрессом. По желанию — сотрудника полиции могут временно направить в отдел нравов. Там работают в штатском. Некоторые рассматривают работу в отделе нравов как временную передышку на пути из патрульной службы в уголовный розыск.

Почти все сотрудники патрульной службы почему-то очень хотят стать детективами. Но, попав в уголовный розыск, многие вскоре понимают, что не подходят для такой работы. Когда сидишь напротив какого-нибудь наркобарона в подпольном притоне, битком набитом подозрительными личностями, и понимаешь, что тебя в любой момент могут раскрыть и прикончить… да, такое напряжение способен выдержать не каждый.

Многие из тех, кто мечтал внедриться в банду, в конце концов просят начальство перевести их в группу прикрытия. Постоянный стресс и страх смерти иногда становятся невыносимыми. Именно поэтому задания, связанные со спецоперациями, как правило, ограничиваются несколькими неделями.

Последние дни я жил в страшном напряжении. Я не знал, следят за мной или нет, а если следят, то кто. Верить нельзя было никому, и в первую очередь типу, который попросил отправить меня в Хейвен-Парк. Я скучал по жене и временно утратил уважение сына. Какого черта я ввязался во всю эту историю?

В начале восьмого я так вымотался, что заснул прямо поверх персикового покрывала.

Из прерывистого сна меня вырвал звонок нового сотового телефона. Я сел и посмотрел на часы: без двадцати восемь. Оказывается, вырубился всего на полчаса. Я с трудом доковылял до трубки-«раскладушки» и раскрыл ее.

— Да? — промямлил я.

— Скалли? — спросил смутно знакомый голос.

— Да.

— Лейтенант Иствуд. Срочный вызов!

— В чем дело, лейтенант? — Нервы у меня были на пределе.

— Когда прибудешь на место, с тобой проведут инструктаж. Давай не тяни! Езжай на тренировочную базу на Пайн-стрит, переодевайся в форму. Перекличка в спортзале через двадцать минут.

— Уже еду, сэр!

Я нажал отбой и подумал: «Неужели началось? Неужели меня очень скоро увезут куда-нибудь в тихое место, прикончат, а труп сбросят в реку Лос-Анджелес?»

В раздевалке бывшей начальной школы столпился почти весь личный состав полицейского управления Хейвен-Парка. Судя по вытянутым лицам, стряслось действительно нечто из ряда вон выходящее. Снимая штатское, я подслушал, как два парня у соседнего шкафчика что-то говорят о бандитской разборке, которая вроде бы ожидается у местной средней школы. Лучше не придумаешь! В перестрелке так легко получить случайный выстрел в спину…

Мне нужно было срочно оповестить агента Лав. Я запихал свой новый мобильник в трусы и поспешил в туалет. Нашел свободную кабинку, заперся, сел на унитаз и послал эсэмэску на номер, который запомнил в пентхаусе на Манхэттен-Бич. Я набрал: «911-КК-Ч18-СШХП-415-КБ».

Я надеялся, что Офелия меня поймет. «КК» — «Комптонские калеки», «418» — «Чокнутые с Восемнадцатой улицы», «СШХП» — средняя школа Хейвен-Парка. «415-КБ» на кодовом языке ПУЛА назывались крупные беспорядки. Не успел я отослать сообщение, как в туалет вошел Алонсо Белл.

— Скалли, где тебя черти носят? — рявкнул он.

— Я здесь, — ответил я из-за двери.

— Слезай с толчка. Перекличка через пять минут!

— Иду.

Так как показывать Алонсо телефон с забитой в память эсэмэской для ФБР я не имел права, пришлось искать место, куда можно было на время спрятать мобильник. Школу построили в пятидесятых годах, поэтому унитазы в здешних туалетах были с высокими бачками. Я осторожно встал на унитаз, сдвинул фарфоровую крышку бачка и бросил телефон в воду. Потом, стараясь не шуметь, задвинул тяжелую крышку на место. Когда я вышел из кабинки, Белл нетерпеливо хмурился.