Пока мы общались, совсем похолодало, хотя термометр, привязанный к деревянному столбику, показывает минус 33°C — он явно сломан. После недельного пребывания в зимней тундре можно легко определить температуру с точностью до градуса по скорости замерзания кончика носа: сейчас определенно ниже пятидесяти. Тундра гудит в своей тишине. Бесконечный ряд сопок под снегом, утрамбованным ветрами, блестит в лунном свете.

От зимы до незимы — Охота пуще неволи — Преступление и ненаказание — Немного сентиментальности — Люди, как киты

Весна, лето и осень, вместе взятые, занимают на Чукотке всего 4 месяца (чуть дольше в южных районах округа, где арктический пейзаж переходит в лесотундру и в лиственную тайгу). Межсезонье — самое живописное время. Первые растения нового года прорезаются сквозь тающий лед, или, наоборот, увядающая флора «желтеет», а воздух отсвечивает красной краской поздних ягод. Плоды тундры: голубика, морошка, шикша, брусника, кедровый стланик, багульник и множество разных лечебных трав — после сбора поступают в рацион всех обитателей полуострова: и кочевых, и приморских, и приезжих. Но все это, разумеется, «пищевые добавки». Кочевники едят в основном оленье мясо, а для береговых жителей первым блюдом рациона является мясо морских животных.

От Певека на восток лежат одно за другим прибрежные села: Нешкан, Энурмино, Инчоун и у самого предела российского государства, возле мыса Дежнева, Уэлен. Последний гордится своей косторезной мастерской, потомственные художники которой прославились по обе стороны Берингова пролива.

В прибрежных поселках все охотятся: зимой и весной селяне бьют нерпу на припайном льду или в полыньях, летом и осенью — моржей и гигантских китов в открытом море. Бывает, по старой традиции, охотники выставляют свою добычу на берег, и она отдается всему поселку. Любой житель может взять столько мяса, сколько нужно, чтобы накормить семью.

К сожалению, непомерные промышленные запросы еще в советское время нарушили естественный баланс возможностей и потребностей, и чтобы избежать полного уничтожения целых видов морских животных, была введена система квот: каждому поселку в зависимости от численности населения разрешено бить лишь определенное количество зверя.

Но случается и так, что установленные ограничения не соблюдаются даже тамошними органами надзора. Мне лично пришлось присутствовать при незаконной охоте на моржа, подготовленной с помощью местной рыбоохраны для двух богатых москвичей — искателей острых ощущений и трофеев-клыков.

Из поселка Эгвекинот (на берегу залива Креста в Беринговом море) наша группа на моторной лодке «выдвинулась» к косе Меечкын, где расположено крупное лежбище морских гигантов. Попасть туда легальным образом — непросто. Это заповедная, строго охраняемая территория, для посещения которой требуется специальное разрешение. Еще задолго до отъезда из Москвы мы запросили его и прошли всю цепочку инстанций: Петропавловск-Камчатский — Анадырь — Эгвекинот.

В последний момент перед отплытием к причалу подбежал запыхавшийся представитель рыбоохраны: «Мне с вами по закону положено. Чтобы проверить, уважаете ли вы правила заповедника. Не жжете ли костры, не кормите ли моржей, не шумите ли? А то ведь они могут уйти и больше никогда не вернуться в будущем. Нарушится тончайшая экосистема…» Вроде бы резонно, но тут за спиной инспектора обнаружились еще двое молодых людей, явно не местных жителей.

Страж экологического порядка пустился в невнятные объяснения: «Это со мной… С нами. Беспокоить вас не будут. У них — совершенно другая программа». Ясное дело — другая, и присовокупить ее к безобидной и десять раз проверенной фотосъемочной группе очень удобно и безопасно. Замечательная идея, рожденная, я подозреваю, за хорошие деньги…

Вдоль побережья, около поселков, бывает, спотыкаешься об останки разделанных морских животных, о сломанные пожелтевшие клыки моржей. Однажды я набрела сразу на две моржовые головы с бивнями и без туловища. Глаза у них были закрыты, казалось, что головы живы и только заснули. И уж совсем тяжкое зрелище — присутствовать на пиршестве при разделывании кита. Для человека нездешнего оно становится сильным испытанием, даже если умом понимаешь, что эта процедура жизненно необходима для селян. Если у прибрежных жителей отнять морскую охоту, то они не только потеряют важный источник пищи — исчезнет и смысл их существования.

А вдруг эскимосская легенда о родстве китов и людей в далеком прошлом правдива? Она гласит, что одна женщина из поселка Нунак в стародавние времена родила китенка. А Юрий Рытхэу в рассказе «Когда киты уходят» пишет о девушке Нау, которая полюбила морского великана Рэу. Он превращается в красивого парня, они вместе живут и у них рождаются китята. Девушка Нау «никогда не смотрела на себя со стороны и не задумывалась, чем отличается от жителей земных нор, от гнездящихся в скалах, от ползающих в траве». И она чувствовала себя «одновременно упругим ветром, зеленой травой и мокрой галькой, высоким облаком и синим бездонным небом».

Стефания Дзени

Петроглифы Пегтымеля

В июле—августе 2005 года на Чукотке работала Первая российско-итальянская полярная археологическая экспедиция, целью которой было изучение известных рисунков на скалах в районе реки Пегтымель. Это — единственное в азиатской части России местонахождение наскального искусства, расположенное за Полярным кругом.

Примерно в 50 км от Восточно-Сибирского моря вдоль правого берега упомянутой реки больше чем на километр протянулся Кайкуульский обрыв. В высоту он достигает 30 м. С обращенных к воде отвесных «холстов», из-под козырьков и расщелин мастерски выгравированные или выбитые в горной породе изображения сквозь тысячелетия глядят на окружающий мир.

Случайно обнаруженные в 1965 году геологом Николаем Саморуковым петроглифы стали широко известны благодаря работам археолога Н.Н. Дикова. В 1967—1968 годах экспедиция под его началом «зафиксировала» 103 группы рисунков, а также изучила стоянки, самые древние из которых относятся к концу каменного века. Вскоре в СССР и США в свет вышел труд Н.Н. Дикова под названием «Наскальные загадки древней Чукотки. Петроглифы Пегтымеля».

И хотя могло показаться, что о петроглифах Пегтымеля известно более или менее все, сам исследователь, снова посетив Кайкуульский обрыв в 1986 году, обнаружил еще несколько «пропущенных» им ранее древних «шедевров».

Наша экспедиция была немногочисленной: за один месяц семь человек выявили и составили электронную документацию более чем на 270 петроглифических групп и композиций. Работая без выходных, команда осуществила сквозное прочесывание скал и составила полную базу каталожных данных по Кайкуульскому обрыву, дополнив ее многочисленными фотографиями.

А главное — пегтымельские изображения теперь разделились по стилистическим группам и сюжетам. Огромный массив ежедневно получаемых данных корректировался при помощи нескольких мощных компьютеров, питающихся от переносной электростанции. Были обнаружены и совершенно новые объекты на камнях, находящихся ныне под водой или же скрытых под слоем грунта. В центре одного из них — единственный пока в своем роде профиль «отмеченного» оленя, на его крупе имеется символ в виде круга с точкой. В евразийской мифологической традиции подобными знаками маркировали посвящаемых богам животных. Форма камня, на грани которого расположена эта группа, очень своеобразна.

Возможно, этот камень служил непосредственно для жертвоприношений. Другой интересный осколок скальной породы мы обнаружили выше по склону. Его также практически полностью скрывали осыпь, мох и кустарник. Расчистив камень, участники экспедиции «опознали» на нем изображение конструкции, отдаленно напоминающей жилище. Под самим же объектом лежал настоящий рог северного оленя, возможно, именно им и был выбит рисунок.