По сторонам — аккуратные горки «кирпичей» — единственное применение неплодородному «краснозему». Поодаль — здесь и там раскиданы выстроенные из них высокие домики «без окон — без дверей» (по традиции все проемы глядят на запад). По другую сторону шоссе тянется узкая, на вид почти игрушечная железная дорога. Пассажирские поезда на столичной ветке уже несколько лет не ходят — с тех пор как пути сильно пострадали от очередного циклона, а также в связи с приватизационной чехардой. По всей стране действует лишь небольшой участок от Фианаранцуа до побережья. Сейчас на него особый спрос — музейные поезда, красивые туристические виды… Впрочем, они не гарантированы: если машинисту вздумается подзаработать и доставить куда-либо партию бананов, поезд, назначенный в расписании на утро, может запросто отправиться на закате.

Почти повсюду на острове топят «почерному» — как в деревнях, так и областных центрах

Зато автомобильные шоссе за последние несколько лет стали отличными, и это — заслуга нынешнего президента Марка Равалумананы. Молодой симпатичный бизнесмен, владелец одной из крупнейших корпораций «Тику», всего четыре года у власти, но уже вроде бы заставил страну пробудиться от долгой спячки. Помимо строительства новых трасс он, например, серьезно взялся за образование: теперь в начале каждого нового учебного года детям выдаются так называемые школьные наборы — причем на личные средства президента. Все самое обычное — ручки, пеналы, линейки, но раньше и этого не было… Оппозиция, конечно, не дремлет — и замечает, что, между прочим, став во главе государства, Равалуманана успешно приумножил собственное достояние (те же дороги укладывает одна из дочерних компаний «Тику»). Однако большинство малагасийцев — по крайней мере, столичных жителей — отзываются о нем с уважением и надеждой. Как и защитники окружающей среды.

Вообще-то, экологическими проблемами тут озадачились еще в колониальные времена (первые заповедники на острове были основаны в 1927 году), но революционные события 1970-х этот процесс как-то затормозили. Вновь природоохранный вопрос стал в повестку дня в середине 1980-х: его подняли деятели гуманитарных международных организаций. Сегодня он как никогда актуален. Равалуманана намеревается за ближайшие шесть лет втрое увеличить количество привлекаемых на остров туристов (сейчас их около 200 000 в год), причем как «пляжных», так и «эко–». Есть же пример маленькой Руанды, где главный добытчик иностранной валюты — гигантская горная горилла. Ну а Мадагаскар, конечно, спасут лемуры — при условии, что кто-нибудь позаботится о них самих.

Первое свидание с лемурами

После трех часов красных просторов на обочине вдруг вырастают деревья. На стеклах машины появляются капли дождя. В окна залетают первые насекомые.

Уже на подъезде к парку Андасибе-Мантадиа на нас обрушивается настоящий тропический ливень. «Скажите, и часто здесь так?» — осторожно интересуется у Эри, нашего нового, чрезвычайно заботливого гида, фотограф Лев Вейсман. «Да постоянно», — жизнерадостно отзывается тот. Сухого сезона в этих лесах не бывает — на то они и «дождевые». Вот и встречающиеся пешеходы, видно, тоже к дождю привыкли: не ускоряя шага, привычно бредут, не обращая внимания на то, что их поливает сплошным потоком. Некоторые даже не удосуживаются укрыться пальмовым листом.

…Однако, несмотря на прогнозы и приметы, на следующее утро дождик едва моросит, и кажется даже, что скоро выглянет солнце. Лев Ильич, ликуя, достает из целлофана аппаратуру, и в 7 часов мы уже в парке. Еще более ранние пташки-гиды к этому времени уже успели разведать, где следует искать сегодня животных. Им это нетрудно: в Андасибе все проводники местные. Они еще детьми играли в этих зарослях. А затем — окончили специальные курсы, выучили латинские названия животных — и вперед.

Кстати, о названиях. Именно первым экскурсоводам обязан своим именем лемур индри, главная гордость парка. В XVIII веке один путешественник-натуралист не совсем расслышал своего «сопровождающего», когда тот, указывая на зверька, крикнул: «Ири!» («вон там!»). Сами же местные называют этот вид «бабакуту» (в разных контекстах слово служит то уважительным обращением к пожилым людям, то обидной характеристикой вроде «старого дурака»).

Пробираясь по тропинке между древовидными папоротниками и панданусами, похожими на приземлившиеся посреди леса космические корабли, мы следуем на характерный «стон» индри, слышный за несколько километров. По пути бесшумно двигающийся проводник указывает пальцем на затаившегося в ветвях хамелеона. А вот и они: высоко в кронах «мерцают» черно-белые силуэты. Индри — самые крупные из ныне существующих лемуров — почти лишены хвоста, что делает их немного похожими на «маленьких больших панд». Так же, по-медвежьи, они вертикально обнимают ствол — и только когда неожиданно прыгают на метр вверх, становится ясно, чьи они родичи на самом деле.

Считается, что лемуры — наиболее примитивные из современных приматов, и мозг у них — самый маленький в отряде. Зато, чтобы компенсировать этот недостаток, природа щедро одарила их внешностью и забавными манерами — за тем, как ведут себя эти очаровательные существа, можно наблюдать часами. В качестве дополнительного развлечения проводники устраивают звуковой сеанс: включив диктофон с записью «территориального» крика индри (в отличие от других видов, они предпочитают именно этот способ маркировки семейных участков), провоцируют их на душераздирающие вопли, похожие на вой сирены. Но фокус разрешается проделывать только однажды в сутки: иначе несчастные лемуры перевозбудятся, и это плохо скажется на их душевном здоровье.

С индри связана масса легенд. В одних они выступают праотцами человечества (обволошенные индри вправду чем-то напоминают мифических йети) и, следовательно, как и любые предки, заслуживают уважения. По другим — бабакуту стали почитаться людьми после того, как один из них чудесным образом спас человека, который не мог спуститься с дерева (вариант — падающего с ветки ребенка)… Как бы там ни было, во всем регионе действует фади на их уничтожение. Раньше этнографы считали его абсолютным, но недавно выяснилось, что способы обойти запрет все же имеются. Там, где нельзя употреблять индри в пищу, можно продать добычу в другое племя, а там, где нельзя их убивать, не возбраняется потреблять в пищу купленных по соседству зверей. В старых книжках можно вычитать и другие применения лемурам: жители района Макира, например, используют шерсть с загривка лемура вари для профилактики бронхита, а крошечными мышиными лемурами лакомятся беременные женщины, «чтобы у потомства были такие же прекрасные глаза»…

Вообще-то закон, запрещающий охоту на этих эндемичных приматов и содержание их в неволе, принят еще в 1964 году. Но когда я упомянула о нем в разговоре с друзьями-биологами, прожившими несколько лет на западном побережье Мадагаскара в конце 1970-х, те очень удивились. Сказали, что тогда можно было запросто купить целое семейство кошачьих лемуров у уличного торговца, а их полосатые хвосты десятками валялись на пустырях. Мы таких ужасов не наблюдали, но свидетельствуем — экологический контроль пробуксовывает и сегодня. Пока профессиональные защитники окружающей среды рассуждают о необходимости нанять дополнительных лесников для охраны парков, крестьяне потихоньку выкорчевывают папоротники (из их мощных корней плетутся торбы) и вырубают ценные деревья рода Ocotea, лишая тем самым индри любимой пищи. В сезон цветов — собирают на продажу редчайшие орхидеи.

Случайные знакомые — туристы — показывали нам фотографии захиревших баобабов в знаменитой баобабовой аллее в Киринди, на западе. Они объясняли это так: жители окрестных деревень тайком проложили под ней трубы для орошения своих полей. Рис теперь растет хорошо, а баобабы — плохо…