— До Тюменского волока дойти еще надо, — сердито сказала Федосья, и, даже не думая, положила руку себе на живот. «Матушка говорила, как раз через месяц, али около того, уж и ворочаться начнет, — подумала она. «Интересно, мальчик или девочка? Ваня говорит, что ему все равно, однако ж, наверное, мальчика хочет».

— Сие тоже верно, — согласился Волк, и, привстав в стременах, сказал: «Вона, дымок уже виден, ребята обед готовят. Поедемте, Федосья Петровна, а то вы проголодались, наверное, воздух-то, тут свежий какой».

— Завтра утром и двинемся, — пьяно, расплескивая водку, проговорил Карача.

— Правильно, — согласился Кольцо, и, откинув полог юрты, выглянул наружу — дружина укладывалась спать. Он зевнул, и, устроившись удобнее на подушках, подумал о Федосье:

«Спит, наверное, уже. Надо ей чего привезти — может, у Карачи каких бухарских тканей взять, есть же у него, наверное. Все порадуется девчонка, побаловать ее надо, молодая же».

Карача лежал на спине, закрыв глаза, и, наконец, услышав храп Кольца, тихо, осторожно выбрался из юрты.

— Две сотни пусть за нами идут, так чтобы не было их видно, — сказал он неслышно, приблизив губы к уху всадника на темном, не видном в ночи коне. «Копыта тряпками пусть обмотают. И скачи к хану, расскажи ему все. Этот, — он кивнул на юрту, — сам к Ермаку нас приведет».

Всадник кивнул головой, и, тронув коня, исчез в распадке между холмами.

— А Ермак где? — небрежно спросил Карача, глядя на играющее в зените, еще теплое солнце.

«Там, — он протянул руку на запад, — ждет нас?».

— Где надо, там он и есть, — буркнул Кольцо, и, обернувшись к дружине, велел: «Вы там поглядывайте по сторонам, ворон-то не ловите!»

— Да тут и нет оных, — рассмеялся кто-то из парней, но, заметив жесткие огоньки в глазах атамана, замолчал.

— А как Кучум? — поинтересовался Кольцо, исподлобья глядя на визиря.

— Народ бежит от него, — вздохнул тот, — к вам бежит, вы сильнее.

— Твоими бы устами, — ядовито отозвался атаман.

— Что? — непонимающе сощурился Карача.

— Шучу я так, — хмуро ответил Кольцо. «Ты скажи мне, визирь, а что Тайбохтой, где он сейчас?

Все народ мутит, как прошлой весной?

— Давно не видели его, — Карача помотал головой, — может туда, на восток, — он махнул себе за спину, — ушел, а может и вовсе умер.

— Умер, как же, — зло процедил атаман и подхлестнул коня.

Федосья проснулась от какого-то шуршания в возке. Открыв глаза, зевнув, она потянулась и приподнялась на локте, тут же ахнув — рядом с ней лежал целый пук осенних, ярких листьев.

— Цветов-то нет, — вздохнул Михайла из-за полога, снаружи. «Десять верст в кажную сторону проскакал, копыта жеребцу сбил, а нет цветов, Федосья Петровна, холодно уже».

Она рассмеялась и погладила листья смуглой ладошкой — они были влажными от росы.

Пахло чем-то острым, приятным — вроде грибы и палая трава. «Сибирь так пахнет», — вдруг подумала девушка.

— Спасибо, Михайло Данилович, — рассмеявшись, сказала она. Из-за полога донеслось: «Я кобылку вашу привел, можем покататься, как вчера. Атаман уж должен вернуться скоро, как приедет он с ребятами, так и на север двинемся».

Федосья облилась ледяной водой из кувшина, и, положив ладонь на чуть выступающий живот, шепнула: «Слышишь, скоро уже батюшка твой тут будет!».

Они ехали тихо, шагом, глядя на огромную, бескрайнюю степь вокруг. «Вот мне интересно, — внезапно сказал Михайло, смешливо сморщив нос, — а там, дальше, что? — он указал на восток.

— Там океан, — Федосья вспомнила большую карту, которую показывал им сэр Стивен, в лондонской усадьбе. «А я ведь даже не написала ему, побоялась, хоша матушка и просила меня, — подумала она горько. «А он ведь ждал меня все эти годы, и как я могла так поступить?»

— Вы чего, Федосья Петровна, плачете? — осторожно спросил парень. «Ежели я вас, чем расстроил, так простите».

— Нет, что вы, — девушка встряхнула головой. «Соринка в глаз попала».

— А ну дайте, — Михайло схватил под уздцы ее кобылку, и, — не успела Федосья запротестовать, — бесцеремонно повертел ее голову туда-сюда.

— Ну, — недоверчиво сказал Волк, — ежели и была у вас какая соринка, оной нет уже. А что такое океан? — после недолгого молчания спросил он.

Кони паслись на берегу Тобола. Федосья, отряхнув руки, поднялась с белого песка, и сказала: «Вот, так оно все и выглядит».

Волк стоял, вглядываясь в грубо начерченную палкой карту полушарий, — и, - заметила Федосья, — рот у него был открыт.

— Она ж плоская, — пробормотал Михайло. «Все знают».

— Да, — ехидно ответила Федосья, — вы, Михайло Данилович, еще скажите, что солнце вокруг земли вращается.

— Разве нет? — он искренне удивился. «Оно ведь встает в одном месте, и садится в другом — разве нет? Погодите, — он присел, — это если отсюда все время на восход солнца идти, то в этот самый океан упрешься?»

— Ну да, — подтвердила Федосья, — только никто не знает, сколь долго идти надо.

— Да, хотел бы я туда попасть, — присвистнул Михайло. «А чтобы по этому океану плавать — что надо? Я ведь и моря, Федосья Петровна, никогда не видел, откуда мне, на Москве-то?

— Суда нужны, — выпятив губу, задумчиво сказала девушка. «Ну, как на море Белом строят».

— Мне Ермак Тимофеевич рассказывал, — парень вдруг застыл и прислушался. «Всадники, много, должно быть наши возвращаются. Поедемте, Федосья Петровна, быстро, вам сейчас в возке надо быть, от греха подальше».

Когда они поднялись на небольшой холмик, за коим лежал стан, Федосья оглянулась — в желтой степи за Тоболом были видны темные точки, медленно двигающиеся к реке.

— Это твой стан и есть? — усмехнулся Карача, вглядываясь в несколько возков вокруг костра.

«Маловато у тебя народу-то, атаман Иван, все остальные где?».

— Я же тебе сказал, — зло проговорил Кольцо, положив руку на саблю, — где надо, там они и есть.

— Ну так поехали к ним, я тебе много людей привел, больше, чем у тебя, — визирь ухмыльнулся.

— А что ты так торопишься? — зорко взглянул на него Кольцо. «Побудем здесь, поохотимся, поедим, водки выпьем — там, — он указал на стан, — у меня ее поболе, чем одна фляга.

Федосья сидела в возке, чиня одежду мужа, и вдруг ахнула — Иван откинул полог. «Ты вот что, — приказал он тихо, — пока на север не двинемся, носа отсюда не высовывай, поняла? Да и потом, — он помедлил, — тоже».

— Случилось что? — она отложила иголку с ниткой.

— Пока ничего, — Иван усмехнулся и задернул полог, — так, что в возке стало совсем темно.

Волк подъехал к Кольцу, и, указав на хозяйски расположившихся вокруг костров воинов Карачи, озабоченно сказал: «Не нравятся мне их рожи, Иван Иванович».

— Ты думаешь, мне нравятся? — усмехнулся атаман. «Однако сие союзники наши теперь, других тут взять неоткуда. Ты, Михайло, давай, тихо отсюда выбирайся и скачи на север — Ермак Тимофеевич по Тоболу вверх идет, ты его не пропустишь. Скажи, чтобы возвращался сюда, а то мне с полусотней человек не устоять тут, случись что».

— Может, мне Федосью Петровну с собой взять? — спросил парень, и едва успел уклониться от удара кулака.

— Ты, шваль, что, уже снюхаться тут с ней успел? — прошипел атаман.

— Даже единым пальцем я ее не трогал, — Волк оскорблено выпрямился в седле. «Не вор, я какой, чтобы чужое-то брать».

— Не вор, да, — кисло сказал Кольцо. «Ну, давай, вечер уже, езжай помаленьку. А Федосья Петровна пусть тут остается, при муже венчанном».

Волк, не попрощавшись, пришпорил коня.

Федосья проснулась от того, что кто-то дернул ее за косу. В свете единой свечи его синие глаза казались совсем черными.

— Стоит тебя на два дня оставить, и ты уже ноги раздвигаешь? — прошипел муж. Федосья с ужасом увидела, как он достает из-за пояса плеть.

— Ваня, — она встала на колени, комкая на груди рубашку, — вот те крест, мы просто на конях ездили, он меня стрелять учил, вот и все!

— Ну что ж ты за шлюха такая! — устало, вздохнул Кольцо и ударил ее по щеке. «С дитем в чреве — и то блудить ухитряешься!»