— Что мы ищем? — спросила она.

— Потенциал, — на ходу бросил он.

— Понятно… — Проследив за его взглядом, она увидела комнату, набитую всякой всячиной — разрозненной мебелью, в основном поломанной, без ящиков и с болтающимися дверцами. — Предполагается, что я увижу в этом некий потенциал?

— Не обязательно, но возможность есть. Через некоторое время она полюбопытствовала:

— Ну, как, видишь что-нибудь? Дигби покачал головой.

— В этом углу — нет.

Они двинулись дальше. Кили ни в чем не видела потенциала, но Дигби, выискав медную трубку, прямо задрожал от восторга. Пока они пробирались к кассе между полок, уставленных бросовыми электроприборами, внимание Кили привлекла высокая, изящная V-образная ваза — а может, стакан? Она остановилась, глядя на нее с ностальгией.

— Она мне напоминает…

— Твои первые розы? Кили сконфуженно ответила:

— Мне еще никогда не дарили розы. Розы были не в стиле Троя.

— Так что тебе напоминает ваза?

— В нашем городе в аптеке был фонтанчик газировки и много таких стаканов.

— Купи.

Поддавшись искушению, Кили взяла вазу и рассмотрела ее.

— У нее на подставке трещина.

Она вернула вазу на место, но Дигби снял ее и сунул под мышку.

— Дигби, она с трещиной.

— Она стоит двадцать пять центов, — ответил он. — Потенциал, заключенный в вазе благодаря ее сентиментальной притягательности, стоит четвертака. — Кили нахмурилась, а Дигби рассмеялся. — Если мы не найдем ей применения, то зашвырнем в камин и загадаем желание.

— У меня нет камина. — Она семенила за ним к кассе.

— Сымпровизируем. Я уверен, у тебя в доме найдется, обо что разбить стакан.

В следующем магазине они купили китайский розовый горшок. После случая с вазой Кили молча поклялась не испускать ностальгических вздохов, дабы не раскошеливаться.

В секции мебели Дигби задержался возле обеденного стола с железной столешницей и черными полыми ножками, видимо выискивая некий загадочный потенциал. Рассмотрев потрескавшиеся пластмассовые сиденья стульев, прилагавшихся к столу, он, к великому облегчению Кили, пошел дальше. Но секунду спустя, ускорил шаги, добежал до набора обветшалой металлической мебели для дворика и застыл.

— Немыслимо! — сказал он, разглядев стол со всех углов.

— Не спорю, — сказала Кили.

Наверно, когда-то этот стол и два стула были хороши, но сейчас представляли собой безнадежное зрелище. От белой краски остались только бледные, как привидения, пятна, одна ножка стола была погнута, некогда изящное, даже художественное литье покорежено, отчего ножка оказалась на дюйм короче, столешница имела заметный наклон, и при малейшем толчке все сооружение качалось. Стулья были в не лучшем состоянии.

— Разве ты не видишь? — спросил Дигби, повернувшись к Кили. — Просматривается сюжет.

— Сюжет? Извини, я не совсем…

— Мороженое! Этот стол со стульями, как будто стоял в старомодном кафе-мороженом.

— Может быть, — справедливости ради допустила она. Вообще-то ей казалось, что этот стол, скорее всего, стоял во дворе какого-нибудь давно заброшенного дома.

— Не вижу цены, — сказал он.

— По-видимому, они стесняются просить за него деньги.

Не смущаясь, Дигби забрал стол.

— Для нашего приключения сгодится.

— Если они предложат тебе пять долларов за то, что ты его унесешь, требуй больше.

— Очень смешно. Ты можешь взять стулья или мне ходить два раза?

— Возьму, — сказала она, но призадумалась, стоит ли его поощрять.

Дигби сторговался на четыре доллара. Кили взялась за сумочку, но он отмахнулся и достал бумажник. Положив на прилавок пятерку, он взглянул на закрытый стеклом шкаф-витрину.

— Лампа работает?

— Должна, — сказала кассирша. — Это у нас шкаф для шикарных вещей, если бы не работала, тут бы не стояла. — Она достала лампу и поставила на прилавок перед Дигби. Это был светильник в виде пучка тонких пластмассовых соломин со спрятанной в основании лампочкой. Когда лампочку включали, свет разбегался по соломинам во всех направлениях и загорался на кончиках, как множество отдельных светлячков.

— Сто лет такого не видела, — сказала Кили. — У моей подруги была. Мы называли ее лампа-фейерверк.

— А у меня это будет лунный свет, — с чувством проворковал Дигби ей прямо в ухо, поцеловал в щеку и сказал продавщице, что лампу они берут.

После ланча они вернулись в дом Кили. Было видно, что Дигби не терпится начать работу над «потенциалом»: он выскочил из пикапа и стал вытаскивать приобретения.

— Заноси мелкие вещи, я буду встречать тебя во дворе, — сказал он.

— Франкенштейн и его монстр, — буркнула Кили, роясь в сумочке в поисках ключа.

— Переоденься во что-нибудь старое, поначалу работа будет грязной, — бросил он вдогонку.

— Грязная работа! — бурчала Кили, натягивая старую вытянутую майку. Потертая, в пятнах тенниска привычно окутала ее, и она вдруг вспомнила футболку с полинявшей надписью «Чикагские быки», которую Дигби одолжил ей в Вегасе и которая послужила ей мини-платьем. Тогда они тоже задумали кое-что, и проделка их удалась. Разбитый стол шансов на успех не имеет.

Когда Кили вышла с Честером на задний двор, Дигби скреб стол и стулья проволочной щеткой.

— Откуда эта щетка?

— Мой набор инструментов. Ни один уважающий себя жестянщик не ездит без проволочной щетки.

— Ни в коем случае, — подтвердила Кили, и ее сердце забилось от теплого чувства к жестянщику. — Что дальше?

Дигби посмотрел на мокрую мебель и нахмурился.

— Ты можешь подержать, пока я буду выкручивать им ноги?

— Тебе никогда не удастся вернуть их в первоначальное состояние.

— Этого и не требуется. Мы их сделаем плоскими.

— Я спросила бы, как мы это сделаем, но лучше уж мне не знать этого.

— Раз у тебя нет знакомого с бульдозером, сделаем это самым старомодным образом. Иди сюда и упирайся в стол, пока я буду работать над ножкой. — Он положил стол набок самой кривой ножкой вниз, Кили опустилась на колени и взялась за крышку стола. Дигби извлек плоскогубцы и молоток — деликатно, как хирург, берущий скальпель и пинцет. Она наблюдала за ним сквозь отверстия в узоре литья и была очарована точностью движений его рук и мастерством, с которым он рассчитывал свою недюжинную силу.

— Я только теперь заметила, какой изысканный рисунок на крышке, — сказала она. — Когда-то он выглядел потрясающе.

Дигби прекратил работу и улыбнулся.

— Что такое? Неужели Кили Оуэне может видеть не только то, что лежит на поверхности?

— Я понимаю, что он раньше был красивым, но хочу сказать тебе, Дигби, что все-таки не вижу в нем будущих прелестей.

— Немножко веры, душечка!

Он перевернул стол, чтобы заняться другой ножкой.

Через десять минут Дигби закончил со столом, еще полчаса ушло на стулья. Удовлетворенный результатом, он поставил их к столу так, будто здесь недавно сидели двое, отошел и прицелился «рамкой», как раньше проделывал это со стеной. Слегка подвинул стулья, отошел и снова прицелился.

— Что ты делаешь? — спросила Кили.

— Ищу верную перспективу. — Стараясь не тронуть стулья, он поднял стол и снова положил его набок. — Сейчас начнется самое интересное.

Он поставил правую ногу на верхний край столешницы и изо всех сил надавил. Через секунду-другую стол поддался — ножки подогнулись. Дигби осмотрел результат и торжествующе потряс руками над головой.

— Получилось, черт возьми!

Он опрокинул стул на спинку и взглянул на Кили.

— Мне понадобится твоя помощь.

— Говори, что я должна делать. Дигби показал на спинку стула.

— Просто встань сюда и смотри с восхищением.

Кили встала, и кривая поверхность качнулась.

— Когда я попробую его согнуть, он может сдвинуться, — предупредил Дигби и поставил ногу на край сиденья. — Держи равновесие, особенно на счет «три». Раз… два… три!

От толчка огромной ноги сиденье подогнулось, но спинка взлетела, и Кили опрокинулась назад. Дигби ринулся ее спасать и упал вместе с нею, перекатив ее на себя, чтобы она не ударилась.