— Но я совсем другая, — упрямо стояла на своем Констанс. — Мне это не нужно.

— Вот как?! — с вызовом переспросила Хейзл. — Умом ты, может, и не хочешь этого, но твое тело, все твои чувства говорят совсем о другом, не так ли?

Не зная, что ответить, Констанс отвернулась и поспешила вслед за девочками, которые оказались далеко впереди. Ее грудь пронзила сильная боль. Девушка уже жалела, что стала обсуждать столь щекотливую тему. Заранее было ясно, что сестра не поймет ее.

Хейзл нагнала ее и мягко сказала:

— Мы все боимся связать себя, боимся любить, потому что не хотим терять. Поверь, дорогая, эти страхи знакомы каждому.

Констанс покаянно подумала, что недооценила сестру, и неуверенно отозвалась:

— Но ведь ты-то никогда этого не боялась.

— Ты так думаешь? — Хейзл невесело улыбнулась. — Знаешь, Джефф хочет на мне жениться. Я уверена, что люблю его. Девочки от него в восторге... Я не сомневаюсь, что он любит и их, и меня, но пока не могу ответить ему согласием. Знаешь почему? Потому что боюсь. Разговаривая сейчас с тобой, я поняла, насколько мешает нам этот страх и сколько боли причиняет. Ведь Джефф не виноват в том, что Пол разлюбил меня и ушел. Но из того, что Пол обманул мое доверие, вовсе не следует, что я не могу доверять Джеффу. А ты... Ты хочешь застраховаться от всего на свете, — с улыбкой добавила она, отпирая дверь своего дома. — Но ведь жизнь не таблица умножения, где дважды два — всегда четыре.

В тот вечер Констанс ухитрилась не слишком много думать о Мэтте. Она была занята своими маленькими племянницами, развлекала их и играла с ними. Разумеется, спать девочки легли гораздо позже положенного часа. Когда Хейзл вернулась, Констанс ушла ночевать к родителям.

Зато Мэтт приснился ей ночью: он обнимал и целовал Констанс, а она льнула к нему, шепотом умоляя прижать ее еще крепче, ласкать еще сильнее. Подсознание выпустило на свободу те чувства и эмоции, которые, бодрствуя, девушка старательно подавляла.

Проснувшись, Констанс подошла к зеркалу, намереваясь причесаться, и вдруг, увидев свое отражение, едва не выронила из рук щетку. На ее лице были написаны откровенное желание и страсть — она все еще находилась во власти чувственных образов, явившихся ей во сне.

Такой она еще никогда себя не видела. И вовсе не хотела такой быть. Во сне существовала совсем другая Констанс, чье тело в объятиях обнаженного Мэтта извивалось и дрожало от острого, всепоглощающего желания. Девушка со смущением вспомнила свои протяжные стоны и слова страсти, которые шептала Мэтту во сне, и поразилась, что могла подумать такое, не то что сказать.

Но это был всего лишь сон, покраснев, напомнила себе Констанс. Просто сон. Такого не может быть. И не должно быть никогда.

— Мы отлично посидели, теперь всем нам необходима прогулка, — твердо заявила на следующий день Хейзл после обеда у родителей. — Посуду пока бросим, мы с Констанс вымоем ее, когда вернемся. Давайте побудем на солнце. Далеко не пойдем — до реки и обратно.

Они оказались не единственными, кто хотел погулять и порадоваться теплой солнечной погоде. Констанс с улыбкой наблюдала за резвящимися племянницами и не знала, что сама стала объектом наблюдения, пока мужской голос не окликнул ее по имени.

— Констанс!

Она узнала голос в ту же секунду и, удивленная, резко обернулась.

Мэтт стоял чуть поодаль, одетый в простую рубашку и джинсы, на ногах — удобные ботинки, а под мышкой зажата туристическая карта графства Чешир.

— Мэтт... — пробормотала Констанс.

Глупо предполагать, что он приехал в Тарфорд из-за меня. Видимо, решил просто погулять и познакомиться с окрестностями города, в котором теперь будет жить.

— Мэтт? — сразу же заинтересовалась Хейзл. Она, улыбаясь, подошла к нему и протянула руку для пожатия. — Наверное, я должна перед вами извиниться. Это из-за меня сестра перепутала вас с другим.

— А-а-а, вы и есть та самая леди-сыщик! — догадался Мэтт.

— Мне действительно жаль, что так вышло, — продолжала Хейзл. — Неудивительно, что вы так разозлились.

— Да, немного разозлился, — подтвердил он. — Но в этом тоже были... свои плюсы.

Во рту у Констанс вдруг пересохло, она почувствовала желание провести языком по губам. Мэтт не отрываясь смотрел на нее, и Констанс хотелось отвести глаза, но она почему-то не могла сделать этого.

До нее вдруг донесся голос Хейзл, которая говорила родителям:

— Идите сюда, познакомьтесь с новым боссом нашей Констанс.

Девушке захотелось развернуться и убежать, пока не поздно. Но... поздно для чего?

Мать улыбнулась Мэтту, Хейзл представила всех друг другу. Мэтт поздравил Дона с прошедшим днем рождения, и оба рассмеялись: похоже, мужчины быстро нашли общий язык, какой-то свой, не доступный пониманию женщин.

— Вы уже закончили прогулку или наоборот? — спросила мать Констанс.

— Только собираюсь начать, — ответил Мэтт. — Но здесь столько красивых мест, не знаю даже, куда пойти...

— Тогда почему бы вам не присоединиться к нам? — тут же предложила Хейзл. — Мы направляемся к реке. После маминого воскресного обеда прогулка просто необходима.

Все, кроме Констанс, рассмеялись. Она была слишком ошарашена, слишком взволнована и могла лишь переводить обеспокоенный взгляд с матери на Мэтта и обратно.

Ведь он, разумеется, не захочет пойти с нами? Он же настроился на целую экскурсию, а мы просто идем прогуляться. Но Мэтт уже сделал выбор, и компания отправилась в путь. Когда улица стала уже, каким-то образом вышло так, что он оказался рядом с Констанс.

Кто-то из прохожих толкнул Констанс, и Мэтт поддержал ее под локоть. Девушка постаралась не поддаваться острому удовольствию от этого прикосновения, пытаясь дышать глубоко и ровно и смотреть прямо перед собой. Сухо поблагодарив Мэтта, она тут же отстранилась.

— А у вас есть семья? — безо всякого смущения спросила Мэтта Хейзл.

— Есть, но теперь мы редко видимся. Моя сестра вышла замуж за австралийца, у них трое детей. Мои родители несколько лет назад уехали к ним. Думаю, мама уже отчаялась ждать внуков от меня.

— Вы не хотите детей? — удивилась Хейзл.

Констанс едва сдержалась, чтобы не одернуть сестру. Что поделаешь, Хейзл в своем репертуаре! Она могла преспокойно задать самый что ни на есть интимный вопрос незнакомому человеку. Просто такой уж у нее характер.

Констанс задержала дыхание. Она боялась, что Мэтт резко отчитает Хейзл, и одновременно надеялась, что он не сделает этого. Ей самой не хватило бы смелости спросить его о чем-то в этом роде.

Констанс посмотрела в лицо Мэтта, ища признаки недовольства, но не нашла. Он улыбался, а глаза его весело блестели.

— Хочу, но поскольку, несмотря на научный прогресс, мужчины пока еще не могут заводить детей сами по себе, мне придется подождать, пока я не встречу женщину, которая разделит это желание.

— Можно подумать, это совершенно невыполнимая задача! — рассмеялась Хейзл.

К счастью, Мэтт и к этому рискованному замечанию отнесся добродушно.

— Почти, — ответил он, и глаза его весело заблестели. — Помните сказку о хрустальной туфельке? Кому ни примеривали, всем мала.

Потом, когда они спустились к реке, Мэтт стал показывать дочкам Хейзл, как играют в воде на солнце мальки и что-то рассказывать. Девочки слушали, раскрыв рты. Хейзл наклонилась к Констанс и прошептала:

— Ты сумасшедшая, понимаешь?

Констанс в замешательстве посмотрела на сестру.

— Ты же хочешь его, — тихо продолжала Хейзл, — и, черт побери, я совершенно уверена, что он тоже хочет тебя. Конни, жизнь не настолько часто дает нам такие возможности, чтобы их упускать! Ты права, может случиться и так, что роман с Мэттом закончится болью и обидой. Но вовсе не обязательно! — Хейзл замолчала и оценивающе посмотрела на склонившегося над водой Мэтта. — Мне кажется, он знает, как подарить женщине наслаждение и умеет ценить наслаждение, которое ему подарят в ответ. Знаешь, что меня больше всего раздражало в Поле? Он был великолепным любовником, но лишь до тех пор, пока это нужно было ему самому. В конце концов мне надоело все время подчиняться, хотя я и не сразу призналась в этом самой себе. Конни, поверь, не нужно отвергать то, что тебе предлагает этот человек!