Лоренс проводил ее до ворот, его глаза покраснели, а лицо, наоборот, стало очень бледным.

— Ты действительно хочешь идти пешком? Позволь мне подвезти тебя?

— Спасибо, но лучше я пройдусь. Мне это необходимо, понимаешь? — Она начала терять терпение.

Лучи вечернего солнца упали на ее волосы, и они загорелись огнем. Он внимательно посмотрел на девушку.

— Ты выглядишь усталой… и похудела.

— Это из-за платья, оно мне велико: я взяла его у сестры. У меня не нашлось ничего подходящего, к тому же я всегда ужасно выгляжу в темно-синем. — Келли почувствовала, что с трудом держит себя в руках. — До свиданья, Лоренс. Мне действительно нужно идти.

— Я позвоню тебе, — бросил он вдогонку.

— Не стоит, — обернулась Келли.

— Как хочешь.

Она с тревогой заметила, каким жестоким стало выражение его лица, но знала, что права — сейчас не лучший момент для разговоров. У Лоренса, видимо, была другая точка зрения.

Он сухо откланялся:

— Всего хорошего, мисс Эванс.

Она ответила унылым кивком, секунду поколебавшись, повернулась и, совершенно подавленная, пошла прочь от этого человека…

Так будет лучше, лучше для нее же самой. Прекратить это знакомство. Зачем тешить себя иллюзиями? Она должна забыть его. Келли понимала, что даже со смертью Джилл у нее нет надежды на привязанность и любовь Лоренса. Джилл, прекрасная и душой, и телом, имела единственную цель в жизни — нравится мужу, который оказался интеллектуально гораздо выше ее. Келли знала, что никогда не могла бы стать просто дополнением к мужчине, даже будь это Лоренс Лаутон. Она не так покладиста, да и не столь красива, как Джилл. Единственное, что омрачало счастливую семейную жизнь подруги, — невозможность иметь детей. В остальном Джилл была счастлива…

Усталость положила конец самоанализу. Головная боль, которую Келли вынуждена была скрывать ото всех, теперь разошлась с новой силой. Слезы по Джилл или по несостоявшейся любви к Лоренсу словно застряли в горле, никак не желая вырваться наружу, чтобы хоть как-то облегчить страдания.

Для меня было бы лучше, если бы я могла заплакать в день похорон, думала Келли, лежа без сна в темноте. Это заглушило бы боль утраты.

В десять лет Келли Эванс прошла конкурс и получила стипендию для поступления в дорогую престижную школу, где в первый же день встретила маленькую Джилл Монд. Началась их дружба, которая закончилась только со смертью Джилл. Узы, связующие таких разных девочек, оставались загадкой для всех, кто знал их. Джилл нуждалась в дорогих репетиторах, чтобы выдержать вступительные экзамены в высшую школу, тогда как Келли, несмотря на то, что была на год моложе, одолевала твердыни науки с такой легкостью, что получила право на бесплатное продолжение образования. Джилл была не по возрасту рослой, сдержанной, светловолосой и хорошо сложенной, ее школьная форма всегда словно сияла чистой. Келли — несколькими дюймами ниже подруги, худая, с персиковым оттенком кожи, черными волосами, резкая и озорная, как мальчишка, не отличавшаяся особой аккуратностью с тех пор, как оставила родительский дом.

Впоследствии Джилл закончила колледж в Швейцарии, а Келли отправилась в университет изучать филологию, но их отношения остались на удивление прочными и хорошими. Конечно, они реже виделись друг с другом, но когда обе возвращались в Ройстан, вели себя так, будто и не расставались вовсе. Проводили вместе дни напролет, обмениваясь хвастливыми байками о своих поклонниках и заливаясь смехом над анекдотами из студенческой жизни.

Джилл постигала в колледже тайны первоклассной кухни, искусство вести домашнее хозяйство и устраивать приемы и, самое главное — искусство нравиться!.. Ее тонкая, словно просвечивающая кожа, эмалево-голубые глаза, нежный овал лица в обрамлении светло-золотистых волос заставляли не одно мужское сердце замирать от восхищения. Она стриглась у лучших парикмахеров и носила дорогую одежду от всемирно известных модельеров.

Келли делила свое безалаберное жилище с несколькими однокурсницами, ела что придется, все деньги уходили на книги. Ее стройная мальчишеская фигура скоро превратилась в скелет, обтянутый кожей. Темные волосы отросли и утратили блеск, а в целях экономии приходилось игнорировать искусство куаферов. Она упорно грызла гранит науки, подрабатывала репетиторством и просиживала часами со своими сверстниками из студенческих союзов за кружкой пива, горячо споря о том, как сделать мир справедливым. Приводя в отчаяние мать, Келли носила джинсы и хламидообразные свитера, купленные за бесценок на развалах, или донашивала обноски сестер.

Эгина и Хлоя, которые к тому времени имели хорошую работу в банке, все же уповали на превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя, но время шло, и они потеряли всякую надежду, что это вообще когда-нибудь произойдет.

Но Келли преуспела в другом. Превосходно закончив университет, она получила работу в редакции местной газеты «Ройстан ньюс». И постепенно стала больше внимания уделять своей внешности, да и в манере одеваться у нее выработался свой стиль; ее волосы теперь всегда были вымыты и аккуратно уложены, фигура обрела женственность, и порой Келли подолгу торчала на кухне, присматриваясь к тому, как готовит мать… Хотя до подруги Келли было далеко, но в конце концов она стала больше походить на женщину, чем на младшего братишку своих сестер.

И все это время дружба с Джилл не прерывалась, даже тогда, когда на сцене появился Лоренс Лаутон. Келли, которая уже выступала в качестве подружки невесты на свадьбах своих сестер, не могла отказать Джилл в аналогичной просьбе и следовала за блестящей невестой по проходу церкви, одетая в бледно-лимонное шифоновое платье, которое стоило дороже всех ее нарядов, вместе взятых. Она оказалась тогда лицом к лицу с Лоренсом и от всех треволнений у нее слегка закружилась голова; она даже обрадовалась, когда толпа оттеснила ее и помешала подойти к жениху с ритуальным поцелуем. Келли впервые увидела его вблизи, и один-единственный взгляд решил все: это было подобно удару молнии!.. Впоследствии, возвращаясь мыслями к свадьбе Джилл, Келли вспоминала, что именно в тот момент у нее зародилась уверенность, что их дружбе с Джилл пришел конец.

Но Келли ошиблась. Лоренс быстро понял, что время, которое его жена проводила с подругой, было важной частью жизни Джилл. Если он и имел какие-то возражения, — а Келли была уверена, что имел, — то держал их при себе. Она старалась навещать подругу, когда глава семьи отсутствовал, и принимала приглашения Лаутонов только в том случае, если знала, что будет в числе других гостей. Эта тактика поведения себя оправдала: Джилл никогда не мучалась ревностью и не догадывалась об истинном отношении лучшей подруги к своему мужу.

Келли вздохнула и в очередной раз с досадой ударила подушку. Трагически ранняя смерть Джилл остается зияющей раной…

Да, иногда она ездит в Лондон, чтобы повидаться с друзьями по университету, но ее участие в светской жизни Ройстана сошло на нет, особенно с тех пор, как она начала писать роман…

Келли перевернулась на спину и уставилась в потолок. Она резко ограничила себя во всем, чтобы как можно больше времени уделять работе, хотя могла бы посещать гимнастический или любой другой клуб, вращаться в журналистских кругах. Она могла бы даже принять приглашение от кого-нибудь из посетителей «Короны», порой весьма респектабельных. Но Келли не делала ни того, ни другого… И если Лоренс Лаутон снова окажется у ее дверей — что маловероятно — то, как бы ей ни хотелось этого, она не предложит ему войти. Нет, и еще раз нет!..

Дрожь пробежала по ее телу, еще хранящему сладкую усталость этой безумной ночи. Теперь Келли понимала, что два ее юношеских приключения ни в какое сравнение не шли с тем, что произошло у них с Лоренсом. По правде сказать, не Шон Бэнкс, чересчур самоуверенный в своей неотразимости, и не Айвор — симпатичный и милый, а Лоренс зажег ее первым же прикосновением губ, и, судя по всему, с ним произошло то же самое!.. Келли снова задрожала и стиснула зубы. Тот, о ком она думала как об образце холодности и неприступности, оказался совсем другим человеком…