— Ну че, коза? — проговорил он. — Как теперь запоешь?

Снуппи приподнял голову и неодобрительно заворчал, но негр предусмотрительно держался от него на расстоянии. Томка молчала; дед, который в войну был разведчиком, всегда ей говорил — попадешь в плен, молчи как рыба. Пришла пора воспользоваться советом.

— Карманы ее проверь.

Негр быстро обыскал Томку, вытащил деньги и документы.

— Нет тут ничего. Скинула бабло. Так — мелочевка…

Он запихал наличность в карман, паспорт же перекинул Лучано.

— Где бабки, коза? — негр прижал Томку к стене, держа за горло. — На кого работаешь?

Томка бесстрашно, насколько позволяла ситуация и дрожащие коленки, встретила его взгляд. Даже заставила себя улыбнуться. Ей было страшно до жути, а улыбка не сильно прибавила уверенности. Но какого-то эффекта она добилась: негр зашипел как змея, которую переехали телегой.

— Че лыбишься? — венецианский мавр венецианским мавром, но изысканности слога ему стоило поучиться у предшественника. — Щас руку сломаю, ты у меня полыбишься…

— Погоди, Бобо, — сказал Лучано, листая паспорт. — У нас тут кое-что интересное.

— Мм? — протянул негр, слегка сжимая пальцы на шее девушки.

— Она, вроде, не местная. Из России приехала.

— Да ты че! — хватка Бобо ослабла. Томка жадно глотнула воздуха. Никогда еще смесь кислорода, азота и ряда других газов не казалась ей такой вкусной.

— Русская? Настоящая?

— Похоже на то, — Лучано взмахнул паспортом.

— А по-нашему шпарила будь здоров… Я все думал, откуда коза явилась — из Флоренции, что ль? А ты гляди — настоящая matreshka!

Томка едва не вскрикнула от обиды и возмущения. Душить ее, трясти, грозиться переломать кости — это одно. Но называть при этом матрешкой — толстой, пустой, деревянной куклой — уже слишком. Влепить бы этому типу пощечину, да рука увязнет в жирной роже.

— Слышь, не рыпайся, — негр сильнее прижал девушку к стене.

— Бойкая, — хмыкнул Лучано. — Я думал, они там от морозов, как вареные курицы.

Он задумался, разглядывая Томкин паспорт. Когда же он снова посмотрел на девушку, глаза его маслянисто поблескивали.

— Знаешь, — Лучано прищурился. — А я знаю, что мы подарим Маркизу завтра на день рождения…

Бобо потребовалась пара минут, чтобы догадаться, о чем толкует коллега.

— Ее?

— Именно, — Лучано гаденько улыбнулся. Томка никогда не видела улыбающихся крыс, но теперь точно знала, как они выглядят.

Бобо почесал за ухом.

— Слышь… А она в его вкусе? Ему ж нормальные бабы нравятся. Со всеми делами… А тут — ни рожи, ни кожи.

— Ты не понимаешь, — сказал Лучано. — Здесь же эта, экзотика. Маркиз любит такие штуки.

Лицо Бобо засияло.

— Diavolo! А ты прав… Ты, брат, прям гений какой-то!

Лучано хмыкнул.

— А че? — продолжил негр. — Маркиз порадуется… Только, давай, мы это. Купим бант, как на рождественских коробках, и на нее напялим? Подарок все ж…

Этого Томка вынести не смогла. Быть может, дедушка-разведчик и покачал бы укоризненно головой: «Где твоя выдержка, товарищ Кошкина?», но всему есть предел. Томка громко выдохнула, и слова сами сорвались с ее губ:

— Бант?!

Была у Томки знакомая — редкого ума барышня, которая однажды пришла на день рождения к молодому человеку с упаковочным бантом на голове и словами: «Лучший мой подарочек — это я!». Бывают на свете девицы, которые считают такие выходки забавными, очаровательными и милыми. Томка же была убеждена, что подобное могло прийти в голову только человеку с водянкой мозга. Кстати, того же мнения придерживался и сам молодой человек, который, взглянув на избранницу, решил не доставать из кармана коробочку с кольцом.

Так что отношение к подарочным бантам у Томки было однозначным. Возможно, в ее положении банты были меньшей из проблем. Но как актриса Томка всегда думала об эстетической стороне вопроса.

— Гляди-ка, — протянул Лучано. — Наша куколка заболтала. А я думал, она со страху говорить разучилась.

На языке вертелось не менее дюжины ответов — один неприличнее другого. Но Томка сдержалась; не стоило опускаться до уровня этой парочки.

— Йоу! Маркиз порадуется, — хмыкнул Бобо. — Я слышал, как он говорит Щербатому Марио, что, мол, любит, когда с бабой есть о чем поболтать.

— Вот что, — сказал Лучано. — Надо отвести ее в одно местечко… Знаю я квартирку в Кастелло, там вопросов задавать не будут.

— Не сбежит? — Бобо выпятил нижнюю губу.

— Куда денется? — хмыкнул Лучано. — Паспорт ее у меня… А если сбежит, ты знаешь, найду я ее быстро. Глазом моргнуть не успеет.

Он постучал по карману, куда убрал блестящий металлический предмет. А спустя мгновение в его руке появился нож. Со щелчком выскочило короткое лезвие.

— А когда найду, — продолжил Лучано, — не знаю, что сделаю… Может, улыбочку пошире, может, нос покороче. Но зуб даю, мать родная ее не узнает.

Может, стоило сказать, что ее мать — врач-травматолог, и узнает ее в любом виде, но шуточка показалась Томке неуместной.

— Эй! Что здесь происходит?!

В мемуарах одной средневековой принцессы, которая полжизни провела в заточенной башне, дожидаясь чудесного спасения, Томка как-то прочитала следующий пассаж:

«…И когда я решила, что настал мой смертный час, узрела я облако пыли и услышала глас рога. Это был он, мой спаситель — рыцарь Х. Сердце мое затрепетало, дыхание перехватило, глаза наполнились слезами радости, а душа воспарила, аки горлица…» т. д. и т. п.

Лучшей прививки от сентиментальной романтичности не придумаешь. Еще лет в двенадцать Томка выбила подобную дурь из головы. Вот и сейчас сердце ее ничуть не затрепетало, и никуда она не воспарила. Глаза же если и слезились, то исключительно из-за сигаретного дыма.

Вместо этого девушка обреченно застонала и выдохнула:

— Черт…

На набережной, спрятав руки в карманах длинного пальто, стоял давешний фокусник из магазина игрушек.

На рыцаря на белом коне он походил в самую последнюю очередь. У него и коня-то не было: на узкой набережной в лучшем случае мог уместиться только ослик. А это уже полумера.

Не было ни горящего взора, ни молодецкой удали… Фокусник выглядел скорее растерянным; он немного походил на известного актера Хью Гранта, после того, как тот прокатился на карусели под названием «Чудовищная Супер-Центрифуга». А как иначе объяснить, что его темные волосы торчат во все стороны, а на губах застыла нервная улыбочка? Возглас «Эй! Что здесь происходит?!», которому полагалось быть грозным вызовом на поединок, прозвучал слишком удивленно. Любая принцесса при виде такого спасителя надула бы губки и задумалась — не подождать ли еще годик-другой.

Блуждающий взгляд фокусника остановился на девушке.

— Вы?!

— Привет, привет, — кисло сказала Томка. Все-таки, Венеция — слишком маленький город.

Фокусник замотал головой, будто пытался прогнать наваждение. Потом посмотрел на Бобо, держащего Томку; на Лучано, поигрывающего ножом… Детали мозаики сложились в цельную картину.

— Эй!

— Это че за хлыщ? — спросил Бобо. — Твой приятель, что ль?

— Проваливай, а? — сказал Лучано, поднимаясь на ноги. — Не видишь — мы заняты.

— Вижу, — кивнул фокусник. — Чем-то вы не тем заняты.

Он повернулся к Томке.

— Вы… Простите, вы в порядке?

— А вы как думаете? — ехидно спросила девушка. Эффект был сильно подпорчен тем, что голос девушки дрожал. Получилось, скорее, жалобное блеянье.

— Заткнись! — рявкнул Бобо и тряхнул Томку. Девушка едва не прикусила язык. — Ты давай, топай отсюда, брат. По-хорошему просим. Не лезь не в свое дело.

— И это, — взмахом ножа Лучано рассек воздух. — Ты не видел ничего, понял? Скажешь кому хоть слово, я ж тебя из-под земли достану. От меня еще никто не уходил. Так что давай, начинай забывать.

Фокусник нахмурился.

— Что забывать?

Бандиты переглянулись.

— Гы! Сообразительный! — фыркнул Бобо.