Голоса на кухне все бубнили, но теперь они стали громче и вроде бы приблизились. Уже можно было различить отдельные слова: собирались куда-то идти, мужские голоса твердили о ватниках. «Вот, я фонари нашел», — прогудел кто-то. Лиза прикинула расстояние до своей комнаты и решила, что все-таки успеет проскочить незамеченной, пока все толкутся на пороге кухни.

Она ошиблась. Голоса стали еще громче; из кухни выбежал Шмель, а следом за ним появился темный мужской силуэт. Рассматривать его Лиза не стала; пригнувшись, она скользнула в ближайшую дверь, прикрыла ее и припала ухом к щели. Голоса доносились уже из коридора. Металлически загрохотало — похоже, кто-то уронил связку лыжных палок. «Еще пара есть? Погодите, я с вами», — сказал Тимур.

Лиза вдруг задохнулась, сообразив, что они идут искать убийцу, настоящего убийцу с ножом... Это не шутки, это совсем не то, что без спросу убежать с друзьями в городской парк, чтобы немножко побояться. Ей захотелось выскочить из коридора, попросить Тимура, чтобы он никуда не ходил. Тут же нахлынул стыд: нельзя вмешиваться в дела взрослых, тем более — чужих взрослых. Подавив вздох, Лиза отступила от двери и оглянулась.

От неожиданности она придушенно взвизгнула: кто-то лежал на кровати, накрывшись с головой. Она вообразила, что все собрались на кухне, а в это время кто-то продолжал безмятежно дрыхнуть... Получается, она вломилась в чужую комнату без спроса. Лиза зашарила глазами, не зная, как поступить: то ли выскочить в коридор, полный народа, то ли остаться в комнате, с риском, что ее обитатель проснется и возмутится вторжением. Наконец Лиза решила подождать: в конце концов, тот, кто лежал на кровати, явно не собирался просыпаться: ни движения, ни звука, даже одеяло над лицом не колеблется дыханием.

Внезапно Лизу пронзила куда более страшная мысль: а что, если под одеялом прячется убийца? Может быть, он укрылся в комнате, а когда Лиза вошла, быстренько прикрыл лицо, что она не могла его узнать... Что, если ему надоест дожидаться, пока Лиза уйдет, и он убьет и ее тоже?

Лиза попятилась, прижалась спиной к двери, до боли всматриваясь в неподвижный силуэт на кровати. Показалось, что одеяло шевельнулось; Лиза хотела закричать, позвать на помощь, но из горла вырвался только сиплый стон. Нет, все-таки показалось. Человек на кровати даже не дышал. Присмотревшись, Лиза заметила на темно-сером одеяле мокрые темные пятна и тут же почувствовала холодный, какой-то округлый запах. Так пахло мясо, когда мама доставала его из морозильника и оставляла оттаивать в раковине.

Внезапно Лиза все поняла. Коленки подогнулись, и она, хрипло дыша, медленно съехала на пол. Снова показалось, что одеяло шевелится, но теперь это было так страшно, что закричать даже не приходило в голову, это было ужаснее тысячи убийц... Лиза представила, как Наталья встает; одеяло сползает с кошмарного лица, и заснеженные глаза смотрят обвиняющее...

— Нет, — прошептала Лиза, — нет, я этого не хотела, я не хотела, нет... — сердце стучалось о ребра с такой силой, что, казалось, кулон-воробушек на груди подпрыгивает, подрагивает в такт... Лиза безотчетно прижала его ладонью; руку пронзили ледяные иголочки. «Полюбуйся, что ты натворила!» — прогрохотал в голове отцовский голос. — Я не хотела, — снова простонала Лиза. — Папочка... боженька, я не хотела, чтоб она умерла, пожалуйста, сделай так, чтобы этого не было, сделай так, чтобы она ожила, пожалуйста, боженька...

Кулон под ладонью, казалось, был сделан изо льда, пальцы пронзали тысячи игл. Охваченная наваждением, Лиза все твердила — пожалуйста, сделай так, чтобы она ожила, пожалуйста... Привкус железа во рту стал оглушительным. Она не сводила глаз с кровати, но что-то случилось с ее зрением, все расплывалось в светящиеся синевой пятна, и первым в мозг проник невыразимый скрип пружин.

Не понимая, что делает, Лиза забилась в угол и издавала какие-то скрипучие, задушенные взвизги. Гул пружин, казалось, заполнил весь череп. Наталья села на кровати, и одеяло соскользнуло с ее лица. «А теперь, дети, давайте все вместе позовем Снегурочку! — прозвучал в голове голос, жизнерадостный до слабоумия. — Сне-гу-роч-ка!». Но Снегурочка была уже здесь, она уже пришла, ее глаза покрывал иней, а рот был забит снегом. Она пришла, чтобы утащить с собой, в бездну Марианской впадины, где густая и черная, как нефть, вода холоднее льда...

Она хрипела и кашляла, хватаясь за посиневшее горло. От нее шел ужасающий запах давно не чищеного морозильника. Обледеневшие глаза смотрели прямо на Лизу. Она была мертвая.

Лиза почувствовала, как что-то лопнуло у нее в голове, заливая мозг обжигающе холодной жижей. Она встала и посмотрела прямо в мертвые обвиняющие глаза.

— Скажи папе, что я тебя не убивала, — тихо и твердо сказала Лиза. — Скажи ему.

На то, чтобы одолеть через ночной буран триста метров до дежурки и столько же обратно, у лыжников ушел почти час. К качалкам шли по азимуту — у психиатра нашелся компас — и едва не проскочили мимо, сделав изрядную петлю: видимость была нулевая, и огни общежития растаяли в пурге, стоило пройти пару десятков метров. Похоже, буран еще усилился с тех пор, как люди укрылись на буровой.

Остальные ждали; когда истекло полчаса, Нина, не выдержав бездействия, выскочила на улицу с фонарем. Смысла в это не было ни грамма, луч никак не мог быть сильнее света из окон, и все-таки она, кутаясь в какой-то огромный драный тулуп, взятый с вешалки, топталась на пороге и размахивала бессильным фонарем. Одна Нина оставалась недолго: к ней присоединился Вячеслав Иванович, не находящий себе места от волнения.

— Брось, иди в дом, — сказал он, — не мучайся.

Нина фыркнула.

— Толку от фонаря нет, — настаивал старик, — я лучше Шмеля буду звать, должен услышать...

Повернувшись в ревущую белесую темноту, он громко засвистел. Откуда-то издалека донесся лай, и Вячеслав Иванович снова призывно свистнул.

— Иди в тепло, простынешь, — обернулся он к Нине.

— А вы не распоряжайтесь, — ощетинилась та, — я сама как-нибудь разберусь, что мне делать.

— Да я не... Нина, ну что ты, в самом деле, все бунтуешь! Я тебе уже двадцать лет как не учитель.

— Вот именно! — Нина снова яростно взмахнула фонарем, будто подавая сигналы в небо — то ли заблудившемуся самолету, то ли сумасшедшей чайке-поморнику. — Вот именно! — повторила она. — Так что не надо делать вид, что вы до сих все лучше всех знаете. Сама разберусь...

— Да я ж не спорю, — печально ответил Вячеслав Иванович и снова принялся свистеть.

Шмель выскочил из белесой тьмы, как пятнистый ком снега. С жесткой бородки свисали сосульки, морду покрывал иней. Пес ткнулся хозяину в колени, обернулся — в темноте уже виднелись фонари возвращающихся мужчин — и шумно потянул носом, принюхиваясь к Нине. Та сердито отмахнулась от него фонарем. Шмель присел на задние лапы и низко, угрожающе зарычал.

— Фу, Шмель, — рявкнул Вячеслав Иванович, — нельзя!

Рычание перешло в хриплый, злобный лай.

— Отстань от меня, — буркнула Нина. — Никто твоего хозяина не трогает.

Шмель не умолкал. Фонари лыжником замелькали чаще — мужчины встревожено торопились на звук.

— Да перестань ты, Шмель, — с досадой бросил Вячеслав Иванович, — ну не любит она меня, так что ж теперь?

— Я вас, Вячеслав Иванович, не «не люблю», не надо преувеличивать, — сердито ответила Нина и кивнула взобравшемуся на крыльцо Александру. — Я просто хочу, чтоб вы перестали вмешиваться в мою жизнь. А так я к вам очень хорошо отношусь.

— Так «хорошо», что тебя все мои собаки облаивают, — мрачно проворчал старый учитель и открыл входную дверь.

Александр, Тимур и Лешка, топоча заснеженными валенками и на ходу сдирая с лиц обледеневшие шарфы, ввалились в дом.

— Нашли что-нибудь? — бросилась им навстречу Аля.

— Нашли, — пробормотал Лешка, отводя глаза. — Тут такое дело, Аля... Понимаешь, тут такое дело...

— Дежурных нашли, — жестко оборвал его врач. — Одного у пульта. Другого — здесь, рядом.