Джудит, разумеется, понимала, что Хилл ее разыгрывает, но неприятное ощущение опасности еще не прошло.
— А я и была шокирована. Более того, просто потрясена.
— Самое потрясающее, что у вас хватило глупости истолковать все превратно, в духе дешевых боевиков, и поверить в собственный бред.
Кипя от негодования, Джудит выпрыгнула из кресла и повернулась к Хиллу.
— А почему бы мне и не поверить? Насколько я знаю, вы вполне можете заказать несчастный случай. Как горячий обед, например. Глупо было бы не поверить. У меня чуть сердце не разорвалось.
— И поделом вам, — хмыкнул Хилл. — Прятаться по углам, вынюхивать…
Он дразнил ее, как малого ребенка.
— Я журналист, — холодно напомнила Джудит.
И услышала в ответ:
— Но не очень-то сообразительный, если легко поверили, будто кто-то может всерьез говорить об убийстве, не убедившись, что поблизости нет посторонних ушей.
Должно быть, прошлая бессонная ночь притупила ее остроумие, Джудит не нашлась, что ответить, но все же предприняла еще одну попытку сохранить хоть какое-то достоинство.
— Я тут задремала и проснулась, когда вы вошли. Поэтому не сразу пришла в себя.
Ее макушка как раз достигала середины его груди. Высокий, мощного сложения, Хилл башней возвышался над Джудит. Дополнительная пара дюймов каблукам сейчас не помешала бы. Одна туфля валялась поблизости, и Джудит сунула в нее ногу, отыскивая взглядом другую.
— Надеюсь, я смогу в них ходить, — пробормотала она. — Нельзя снимать туфли, когда у вас горят ноги. Однажды я уже проделала это, в кинотеатре… — Нервничая, Джудит всегда говорила глупости, но все же не такие, как сейчас.
Вторая туфля обнаружилась под скамеечкой для ног, и когда Джудит выталкивала ее оттуда, то слегка покачнулась. Хилл подхватил ее под локоть, но это принесло больше вреда, чем пользы: девушка потеряла равновесие и, можно сказать, очутилась в его объятиях. В этот момент дверь отворилась, и какая-то пара шагнула в комнату, но тут же, издав удивленный возглас, отступила и прикрыла за собой дверь. Все еще прижимая к себе Джудит, Роберт Хилл громко расхохотался.
— Интересно, что они теперь думают: я напал на вас или мы обнимаемся?
Вид у меня, вероятно, смущенный и растрепанный, подумала Джудит, но неужели кому-нибудь может прийти в голову, что у нас роман? Или что Хилл способен на меня напасть?
Джудит не удержалась и хихикнула. Конечно, она знала Хилла. Он был в центре внимания на всех местных сборищах. Высокий, значительно выше среднего роста, наделенный суровой мужской красотой, он, как человек, сам проложивший себе путь наверх, обладал большой притягательной силой.
Однажды она уже побывала в его объятиях. На ежегодном балу у мэра кто-то предложил пари, что Джудит не осмелится пригласить Хилла танцевать. Не давая себе труда подумать, Джудит сделала три шага, что отделяли их друг от друга, и оказалась в центре танцевальной площадки. Вместе с Робертом Хиллом. «Какой бы следующий вопрос вы ни задали — никаких комментариев», — предусмотрительно сказал Хилл. Всегда вежливый с прессой, он никогда не давал интервью.
Оказавшись рядом с ним, Джудит отметила чувственный изгиб его губ и ощутила в животе тянущий холодок. На редкость обаятельный мужчина, но слишком богатый и слишком могущественный для нее. «Я заключила небольшое пари, что рискну пригласить вас на танец», — чистосердечно призналась Джудит. «Не такое уж небольшое, надеюсь». Ситуация явно забавляла Хилла, и Джудит вдруг почувствовала себя ужасно глупой.
Она умела и любила танцевать, но на этот раз была на удивление неловкой. Хоть бы поскорее закончилась музыка, молила она. Наконец оркестр умолк, Хилл сразу же отпустил партнершу, и она быстро вернулась к своей компании.
Теперь Джудит снова оказалась в объятиях Хилла. На этот раз она разглядела тонкие морщинки в уголках его серых, цвета стали, глаз, заметила мерцающие в них веселые искорки и опять ощутила исходящую от этого мужчины силу.
— Может, нам пойти за той парой и все им объяснить? — растерянно пробормотала Джудит.
— Объяснить что?
Что они совершенно не то подумали. А вообще-то, если и пойдут сплетни, плевать ей на это. А уж Роберту Хиллу тем более безразлично, что о нем говорят. Хилл отпустил ее. Джудит уселась на скамеечку и принялась втискивать в туфлю другую ногу. Хилл тоже сел и вдруг сказал:
— Спасибо.
Джудит с удивлением вскинула голову.
— За что?
— За то, что оживили вечер.
— А разве вы скучали?
— К сожалению, я не из тех, кто может заснуть. А вы, должно быть, скучали до смерти?
— Я просто вымоталась, — буркнула Джудит.
— А вид у вас очень здоровый.
Хилл оглядел ее с ног до головы, и Джудит машинально скрестила руки на груди, будто прикрывая наготу, хотя ее платье вполне соответствовало торжественному случаю.
— Конечно, я здорова, — возмущенно заявила она.
Стройная, тонкая в талии, с хорошим цветом лица, сейчас Джудит выглядела даже лучше, чем обычно: нескромный взгляд Хилла зажег румянец на ее щеках.
— Откуда же столь неожиданный упадок сил?
— Не выспалась прошлой ночью, — выпалила Джудит.
Смысл сказанного дошел до нее только тогда, когда Хилл, растягивая слова чуть ли не по складам, произнес:
— Поздравляю. Ваш герой сегодня здесь?
Щеки Джудит запылали еще ярче.
— Мне не давали спать четырехлетние близнецы.
— Ваши?
Ага, не так уж много он знает обо мне. Только то, что я рыжеволосый репортер из «Ньюс».
Несколько лет назад — тогда Джудит только начинала работать в газете — между ею и Хиллом случилась небольшая стычка. Джудит неточно процитировала какое-то его высказывание, и газете пришлось приносить извинения. Но Хилл никогда не выказывал интереса к ней лично.
— Моей сестры, — пояснила Джудит. — Паршивцы слопали полфунта шоколадных трюфелей с ромом.
— Похоже, няня из вас такая же, как репортер.
Джудит гордилась своей аккуратностью и добросовестностью в работе — та опечатка была единственной, — и замечание разозлило ее.
— Откуда, черт побери, вам известно, какая из меня няня? Я не давала им шоколада. Они сами нашли его.
Луиз, сестра Джудит, выпила снотворное и крепко проспала всю ночь в гостиной. Она появилась на кухне, бледная, с томными полукружиями под глазами, когда Джудит уже ставила чайник на плиту. Джудит объяснила ей, что близнецы еще спят, потому что ночью им было плохо, но сестра перебила: «Извини, Джуди, но мы должны вернуться к себе. Я знаю, что ты скажешь, и будешь совершенно права, но я не могу не любить Эрбана».
Ничего нового Джудит не услышала. Это «не могу не любить» было истинным проклятием женщин семьи Вилсон. Не Джудит, конечно, а ее сестры и матери.
Джудит тщетно пыталась втиснуть ногу в туфлю. Волосы густой вуалью свесились чуть не до полу, поэтому Хилл не заметил тени, набежавшей на лицо девушки.
— Вы не закончили увлекательную историю про кинотеатр, — напомнил он.
Джудит научилась хорошо скрывать свои чувства и потому, подняв голову, выдавила улыбку.
— Я их снова надела. Но шла как стреноженная лошадь и так рычала на своего спутника, что он никогда больше не просил меня о свидании.
— А вы его?
— Если он не смог переварить такую ерунду, что ожидало нас в будущем?
— А вы не относитесь к тем, кто много рычит?
— Нет, у меня очень нежная натура.
— Тогда почему это ваше утверждение не совпадает с тем, что мне о вас известно?
— Не знаю почему. — Джудит напустила на себя вид пострадавшей невинности. — Возможно потому, что вы пробуждаете во мне самое худшее.
Закатывался ли Хилл хохотом или просто хмыкал — вот как сейчас, — но смех его всегда звучал искренне. И этот смех нравился Джудит. Так же, как черные волосы, зачесанные назад и мягкой волной спускающиеся на уши. В великолепно сшитом вечернем костюме, белой шелковой рубашке с черным галстуком Хилл казался исконным владельцем этого особняка. Хотя Джудит слышала, что он начинал с небольшого ларька на местном рынке.