— Ты серьезно? — прошептала она. — Ты хочешь, чтобы я… я стала няней этому ребенку?

— Я никогда за всю свою жизнь не был так серьезен, как сейчас.

— Ты хочешь, чтобы я заботилась о… — она хотела сказать «Си Ар», но поняла, что просто не сможет выговорить это без содрогания, — ребенке? — Ее нежные губы исказила жесткая складка.

— Неужели так странно, что я прошу об этом, Энджел? — мягко проговорил Роури. — Особенно тебя. Ведь ты всю жизнь воспитывала маленьких детей.

— Конечно, это очень странная просьба!

— Почему?

О, этот четкий, острый допрос профессионального адвоката!

— Подумай сам!

— Господи! Да я последнюю неделю ничего больше не делаю! — почти простонал он. Его голос, исполненный муки, вызвал у Энджел желание обнять его. Но она слишком хорошо помнила его реакцию на это и постаралась справиться с собой. Взяв чайник дрожащей рукой, Энджел попыталась разлить темно-янтарную жидкость по чашкам. — Скажи мне, что тебя удивляет!

— Мы же говорим не просто о каком-то ребенке! — Она поставила перед ним чашку, машинально заметив, как дрожит ее рука. Почему бы это? Просто потому, что его глаза, устремленные на нес, заставляли ее чувствовать себя безнадежно эгоистичной? Энджел глубоко вздохнула. — Конечно, ты понимаешь все!

— Да, конечно, это не какой-то ребенок, — согласился Роури. — Это мой племянник…

— И сын моего бывшего мужа! — добавила она едко. — Его сын, которого родила ему другая женщина! — Женщина, ради которой он оставил меня, могла бы она добавить, но промолчала. Сейчас не время для горьких обвинений.

— И что это меняет?

Энджел вздохнула.

— Это было бы совершенно неприлично, если бы я растила его! Пошли бы разговоры…

Роури покачал головой.

— Но Чад тебе не «бывший муж». Раз вы так и не развелись, ты его вдова, Энджел. А что касается разговоров… Знаешь, за годы работы в суде я понял, что есть нечто, от чего ты всегда будешь зависеть, стоит только раз позволить этому взять верх над собой. Это людские пересуды. Просто забудь о них.

О, каким убедительным он может быть! А мягкий голубой свет его глаз, без сомнения, способен растопить и лед.

— Ты же понимаешь, могут возникнуть разные проблемы, если я буду растить его, Роури, — взывала она. На мгновение ей пришло в голову, мог бы он вот так, запросто обратиться с подобной просьбой к одной из своих опытных, искушенных в житейских делах лондонских подруг? Почему-то Энджел не могла представить себе этого. Значит, она для него просто деревенская простушка, которой можно управлять по своему желанию?

— Какие проблемы?

Энджел подумала, неужели он умышленно делает этот разговор таким трудным для нее?

— Ты знаешь, — уклонилась она от прямого ответа.

— Откуда же мне знать, если ты не говоришь! Я никогда не отличался способностью читать чужие мысли.

— Относительно законности этой ситуации, — проговорила Энджел осторожно, делая вид, что не заметила его сарказма, — сомнений нет, но… ребенок… — Она почувствовала, как ее голос непроизвольно смягчается, и подумала, что все дело в ее отношении к детям. Если бы ей пришлось выбирать между ролью в Голливуде и крошечным беззащитным ребенком, она, бесспорно, выбрала бы ребенка. Дети, по крайней мере, не унижают тебя.

— Говори, говори, — мягко настаивал Роури. — Он сын Чада!

— Значит, — задумчиво произнес он, — ты все еще так уязвлена бегством Чада, что не можешь заставить себя ухаживать за его ребенком? Потому что это слишком сильно будет напоминать тебе о мужчине, которого ты любила…

— И потеряла, — едко добавила Энджел.

Роури пожал плечами, поставил пустую бутылочку на стол и погладил спинку малыша.

— Если тебе так нравится.

Глаза Энджел засверкали.

— Так вот как ты думаешь обо мне, Роури? И все остальные тоже? Этакая жалкая жертва! Собственный муж сбежал от нее!

Роури ни капельки не смутился. Он смотрел на нее спокойно, мягко, почти — Энджел могла бы поклясться — с одобрением.

— Нет, я не считаю тебя жертвой, Энджел, — тихо ответил он. — Если бы я так думал, мне и в голову не пришло бы предложить тебе заботиться о ребенке брата. Жертвы не склонны заботиться о других, ты знаешь.

— Так почему ты все же попросил меня? И именно меня, когда мог выбрать самую профессиональную няню в Англии? Я всего лишь ирландская девочка без особого опыта, если не считать заботу о собственных младших братьях и недолгую работу в Англии.

— Ты же обожаешь детей, — тихо проговорил Роури. — По-моему, этого не заменит никакая квалификация.

Энджел возмущенно тряхнула головой, и несколько локонов упало ей на спину.

— Но ты не можешь знать! Ты исходишь из слов Чада.

— Почему же, я сейчас видел это своими глазами.

— Всего лишь пару минут! Ты слишком быстро принимаешь решение, это опрометчиво.

— Я наблюдаю людей каждый день у себя на работе. У меня достаточно опыта, чтобы сразу понять, когда человек искренний, настоящий. — Он взглянул на нее, и Энджел утонула в бездонной синеве его глаз. — Когда я вошел в кухню и увидел, как ты прижимала его к себе, твоя душа была за много миль отсюда. Ты не знала, что я наблюдал за тобой. Ты просто вся светилась любовью к малышу. Ты стала бы прекрасной мамой. И этому ребенку в особенности.

— Спасибо тебе, Роури, — глотая слезы, произнесла Энджел, вспыхнув от неожиданной похвалы. Она была, бесспорно, приятна ей, но тут Энджел вспомнила, что перед ней человек, который старался помешать их свадьбе с Чадом.

Однажды вечером они пригласили Роури в гости на квартиру Чада. Он принял их приглашение, наговорил комплиментов Энджел по поводу ее спагетти, настоял на том, чтобы ему позволили купить бутылку дорогого вина. Энджел тогда показалось, что вечер прошел очень хорошо. Но перед уходом Роури посмотрел на них обоих и сказал своим таким холодным, спокойным голосом: «Если вы хотите услышать мой совет — а вы, скорее всего, не хотите, — то я посоветовал бы вам пока не жениться. Зачем лишние волнения?»

Энджел была оскорблена, а Чада неодобрение Роури, казалось, только раззадорило.

Сейчас Энджел посмотрела на Роури и задала ему тот вопрос, который должна была осмелиться задать еще тем вечером:

— Почему ты был так против нашей свадьбы, Роури?

— Энджел, — вздохнул он, — зачем снова?

— Мы должны обсудить это! Ты же понимаешь, иначе я не отвечу утвердительно на твою просьбу. Между нами не стоит ничего больше, чем это. И я хочу знать! Тебе так не нравилось во мне, что я была простой девочкой из ирландской провинции? Не умеющей выбрать нужный нож за обеденным столом?

— Энджел Мандельсон, — проворчал он мрачно, — если бы у меня на руках не было ребенка, я бы с удовольствием отшлепал тебя за такие глупые слова! Дело не в том, что мне не нравилась ты, — мне не нравились ваши отношения с моим братом. И, если уж ты обязательно хочешь знать, я не одобрял ваш брак потому, что вы совершенно не подходите друг другу.

— Но почему? Ты видел мня всего несколько раз, и то случайно!

— Это правда. Но я знал Чада лучше, чем кто-либо еще. Я знал, какой переменчивый у него характер. И я знал еще, что Чад безнадежно избалован нашей мамой и не допускал для себя отказа ни в чем.

— И это все?

Роури покачал головой.

— Почти!

— Тогда продолжай! — горько рассмеялась она.

— Тебе будет неприятно это услышать, — предупредил Роури.

Ее изумрудные глаза метали зеленые молнии.

— Но я уже большая девочка, Роури. Я выдержу.

— Я думаю, Чад хотел жениться на тебе, потому что ты была недоступной.

— Но это нелепо! — нахмурилась Энджел. — Как я могла быть недоступной, если согласилась стать его женой?

— Я полагаю, были некоторые условия, которые ты соглашалась выполнить только после того, как выйдешь за него замуж, не так ли?

Энджел оцепенела.

— Что ты имеешь в виду?

Роури сжал губы.

— Я говорил, что тебе это не понравится…

— Неважно, продолжай!