— У вас был тяжелый день, — улыбнувшись другу, сказал я и отложил газету.

— Вы очень добры ко мне, Роберт, и я благодарен, что вы не ругаете меня за опоздание, — ответил Оскар, тоже улыбнувшись, откинулся на спинку дивана, закурил и бросил спичку в камин. — У меня действительно выдался трудный день, — продолжал он. — Сегодня я познал огромное удовольствие и испытал страшную боль.

— Расскажите, — попросил я.

Я попытался произнести эти слова легко и ненавязчиво, потому что хорошо знал Оскара. Для человека, который, в конце концов, пал жертвой чудовищной неосмотрительности, он был исключительно сдержан и неболтлив. Оскар делился своими тайнами, только если на него не давили и не вынуждали их открыть.

— Я расскажу сначала про удовольствие, — ответил он. — Боль подождет.

Мы замолчали, когда Хаббард принес шампанское и принялся обслуживать нас с угодливой церемонностью (Боже праведный, как же медленно он все делал!). Когда он ушел, и мы снова остались одни, я ожидал, что Оскар приступит к своему рассказу, но он отсалютовал мне бокалом и посмотрел на меня отсутствующим взглядом уставшего от жизни человека.

— Как прошел ужин? — спросил я. — Что ваш издатель?

— Мы ужинали в отеле «Лангэм», где интерьеры и бифштексы одинаково безвкусны, — проговорил он, стряхнув с себя задумчивость. — Мой издатель, мистер Стоддард — настоящее чудо. Он американец, и потому воздух, окружающий его, полон энергией и славословием. Он возглавляет «Липинкоттский ежемесячный журнал»…

— И сделал вам новый заказ? — я не утерпел и высказал посетившую меня догадку.

— Гораздо лучше. Он познакомил меня с новым другом. — Я приподнял одну бровь. — Да, Роберт, я обзавелся новым другом. Он вам понравится!

Я уже давно привык к неожиданным вспышкам энтузиазма Оскара.

— Вы меня ему представите? — поинтересовался я.

— И очень скоро, разумеется, если вы сможете уделить ему время.

— Он придет сюда? — Я посмотрел на часы, стоящие на каминной полке.

— Нет, мы с ним встретимся во время завтрака. Мне нужен его совет.

— Совет?

— Он врач. И шотландец. Живет в Саутси.

— В таком случае, я не удивлен, что у вас такой обеспокоенный вид, Оскар, — рассмеявшись, сказал я, и он фыркнул в ответ. Оскар всегда смеялся шуткам своих собеседников, потому что был исключительно доброжелательным человеком. — А почему он присутствовал на вашем ужине? — спросил я.

— Он тоже писатель, романист. Вы читали «Михей Кларк»? Я не думал, что Шотландия семнадцатого века может оказаться такой увлекательной.

— Не читал, но знаю, о ком вы говорите. В сегодняшнем номере «Таймс» о нем напечатали статью. Новая знаменитость: Артур Дойл.

— Артур КонанДойл. Он всячески это подчеркивает. Мне кажется, он ваш ровесник. Думаю, ему лет двадцать девять или тридцать, хотя он такой степенный и серьезный, что возникает ощущение, будто он убеленный сединами старик. Артур совершенно гениален — ученый, умеющий играть словами, — к тому же довольно красивый, если прибегнуть к услугам воображения и представить его лицо без роскошных, как у моржа, усов. В первый момент кажется, что он охотник на диких животных, недавно вернувшийся из Конго, но, кроме рукопожатия, которое у него просто кошмарное, в нем нет ничего от дикаря или грубияна. Артур кроток, как святой Себастьян, и мудр, как блаженный Августин.

Я снова рассмеялся.

— Он вас совершенно покорил, Оскар.

— И вызвал зависть, — ответил он. — Последнее произведение молодого Артура стало настоящей сенсацией.

— «Шерлок Холмс, детектив-консультант», — сказал я. — «Этюд в багровых тонах». Это я читал. Превосходная вещь.

— Стоддард тоже так считает. Он потребовал продолжения, и между супом и блюдом из рыбы Артур пообещал, что наш издатель его получит. Очевидно, книга будет называться «Знак четырех».

— А что вы намерены написать для мистера Стоддарда?

— Я тоже собираюсь рассказать о таинственном убийстве, но это будет несколько иная история. — Его тон изменился. — Я опишу преступление, которое находится за рамками обычного расследования. — Часы пробили четверть. Оскар закурил новую сигарету и замолчал, глядя в пустой камин. — Мы сегодня много говорили про убийства, — тихо сказал он. — Вы помните Мари Агетан?

— Разумеется, — ответил я.

Мари Агетан принадлежала к числу женщин, которых невозможно забыть. В определенном смысле и в свое время она была самой известной женщиной во Франции. Я познакомился с ней в Париже в 1883 году, в мюзик-холле отеля «Эдем», где она была с Оскаром. Мы вместе поужинали: устрицы и шампанское, затем фуа-гра и сладкое белое вино «Барсак». Оскар безостановочно рассказывал что-то, до того вечера я ни разу его таким не видел. Он говорил на безупречном французском о любви и смерти, и поэзии, и о поэзии, посвященной любви и смерти. Его гениальность вызывала у меня восхищение, а Мари Агетан держала его за руки и слушала, не в силах пошевелиться. Потом, слегка опьянев от вина, совершенно неожиданно он предложил ей переспать с ним.

—  Ou? Quand? Combien? — спросил он.

—  Ici, ce soir, gratuit, [3]— ответила Мари.

— Я часто думаю о Мари и той ночи, — сказал он. — Какие же все-таки мы, мужчины, животные! Она была шлюхой, Роберт, но природа наградила ее чистым сердцем. Вы знаете, что Мари убили?

— Знаю, — ответил я. — Мы с вами об этом говорили.

— Артур рассуждал про убийства женщин в Уайтчепел, — продолжал Оскар так, будто не слышал меня. — Причем с кучей криминалистических подробностей. Он убежден, что Джек Потрошитель — джентльмен или по меньшей мере образованный человек. Особый интерес у него вызвало убийство Энни Чепмен, несчастного существа, найденного на заднем дворе детского приюта доктора Барнардо [4]на Хэнбери-стрит. Артур заявил, что чрево мисс Чепмен было удалено «специалистом», и воспылал желанием показать мне свой рисунок, изображавший истерзанный труп девушки. Я категорически отказался и повел себя довольно глупо, попытавшись немного поднять всем настроение и развеселить, рассказав про ответ кузнеца Уэйнрайта, который на слова друга, упрекнувшего его в совершенном убийстве, сказал: «Да, это ужасный поступок, но у нее были слишком толстые лодыжки».

— Вам удалось его развеселить? — спросил я.

— Артура? Он лишь едва заметно улыбнулся, зато Стоддард просто зашелся от хохота. Потом Артур очень серьезно спросил меня, как мне кажется, смог бы я совершить убийство. «О нет, — ответил я. — Никогда не следует делать того, о чем нельзя рассказать людям после обеда».

— Надеюсь, ваш ответ вызвал у него смех?

— Ни в малейшей степени. Он, наоборот, с самым серьезным видом сказал: «Мистер Уайльд, вы насмешничаете над тем, чего боитесь больше всего в жизни. Это опасная привычка, и она приведет вас к гибели». Именно тогда я осознал, что он мой друг. И в тот момент мне захотелось рассказать ему, что я видел сегодня днем… Но я не осмелился. При нашем разговоре присутствовал Стоддард, который ничего бы не понял. — Оскар осушил свой бокал. — Вот почему, мой дорогой Роберт, завтра утром мы отправимся навестить моего нового друга. А сейчас мне пора.

Часы пробили двенадцать.

— Но, Оскар, вы не рассказали мне, что все-таки вы видели сегодня днем! — вскричал я.

Он встал.

— Я видел разорванное на две части полотно. Видел красоту, уничтоженную вандалами.

— Оскар, я вас не понимаю.

— Я видел Билли Вуда в комнате на Каули-стрит.

— Билли Вуда?

— Одного из мальчишек Беллотти. Его убили. При свете свечей. В комнате на верхнем этаже. И я должен узнать, за что. Ради какой невероятной или вероятной цели? Мне необходимо выяснить, кто совершил это страшное преступление. — Он взял меня за руку. — Роберт, мне нужно идти. Уже полночь. Я расскажу вам всё завтра. Давайте, встретимся в отеле «Лангэм» в восемь утра. Славный доктор как раз будет есть свою овсянку. Тут мы его и поймаем. И он посоветует нам, что следует предпринять. Сейчас же… я обещал Констанции, что приду сегодня домой. Меня призывает к себе Тайт-стрит. Вы больше не женаты, Роберт, но у меня имеются обязательства — жена и дети. Я хочу увидеть, что они мирно спят в своих постелях, я очень их люблю. И вас тоже, Роберт. Спокойной ночи. Мы, по крайней мере, можем сказать, что слышали, как часы пробили полночь.