Эрик криво усмехнулся.

— Поскольку возвращение в Отряд не входит в число предложенных мне вариантов, можно сделать вывод, что Гарольд считает, я потерял форму и могу провалить работу Отряда?

— Всем известно, что после близкой встречи со смертью человек иногда меняется. Он может поддаться страху... раньше времени отступить... наделать ошибок.

— А разве вас это не беспокоит?

— Я тебя хорошо знаю. У тебя слишком сильное чувство ответственности, чтобы сознательно подвергать кого-то опасности. Если ты потерял форму, ты мне об этом сам скажешь.

В голосе Тобиаса Эрик услышал вопрос.

— Не думаю, чтобы я потерял форму. Мне все еще хочется спасать мир от плохих людей.

Тобиас одобрительно кивнул.

— Впрочем, что касается Отряда, этот вариант отпал не только из-за сомнений Гарольда. Сьюзен скомпрометировала всю деятельность Отряда. Он переведен на новое место и полностью переукомплектован.

Вспомнив, как Тобиас и Гарольд заботились о своих людях, Эрик понимающе кивнул.

— Итак, теперь ты знаешь, какой у тебя выбор, — деловито продолжал Тобиас. — Подумай об этом. И вот еще что: тебе нужно где-то жить. — Он достал из дипломата большой кремовый конверт и протянул его Эрику. — Пока ты был в коме, я добился, чтобы меня назначили твоим опекуном. Я отменил аренду твоей квартиры, а мебель и личные вещи отправил на хранение. — Он назвал фирму и адрес склада поблизости от Вашингтона, округ Колумбия. — Ключ от твоего персонального бокса на складе — здесь. — Он кивнул на конверт. — Там еще твоя сберкнижка, чековая книжка, кредитная карточка и карточка ATM. Армейское начальство не согласилось оставить тебя на полном окладе. Они вычитали за твое лечение. Но со сбережениями у тебя все в порядке. Сейчас твоим банковским вкладом занимается Эспер Лоутон, мой личный консультант по финансам. Ее имя и номер телефона тоже есть в конверте. Когда тебе понадобится получить доступ к этим счетам, обращайся к ней.

Эрик нахмурился.

— Я дал банку указание каждый месяц переводить определенную сумму детскому приюту О'Малли.

— Они продолжали эти выплаты, я проследил. — В голосе Тобиаса прозвучало сочувствие. — Но три месяца назад мне сообщили, что счет О'Малли закрыт. Мне пересылали всю твою почту, и через несколько дней после сообщения пришло письмо от некой Роксаны Дуган, она извещала о смерти Мод О'Малли и о закрытии приюта. Все там, в конверте.

Эрик словно получил удар в солнечное сплетение. Мод О'Малли не была ему родной, он уже многие годы не виделся с ней, только регулярно посылал деньги. И все-таки ближе ее у него никого не было.

— Мой самолет в аэропорту. Я подброшу тебя и Хейгена в Вашингтон, там ты сможешь перерегистрировать водительские права и забрать свою машину из гаража. Она хранится там же, где и остальные твои вещи. А потом приезжай поправляться ко мне. Хейген покажет дорогу. Это сразу за Крафтсбери-Коммоном, штат Вермонт. Подышишь горным воздухом и сможешь спокойно подумать о будущем, — предложил Тобиас.

— Я хотел бы заехать в Пенсильванию, — с трудом проговорил Эрик — мешал комок в горле. — Нужно попрощаться с Мод.

Тобиас кивнул.

Они добрались до аэропорта. В самолете Эрик пристегнул ремни, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и вспомнил Мод О'Малли такой, какой впервые увидел ее. Она была среднего роста — около пяти футов шести дюймов, — с огненно-рыжими волосами, чуть тронутыми сединой, и зелеными глазами. Едва ли на свете нашлась бы другая женщина с таким запасом энергии. Из этой энергии и возник приют для мальчиков под руководством О'Малли.

Ее муж Норман умер, и Мод осталась хозяйничать на ферме одна. В то время ей было чуть за тридцать, и она твердо решила сохранить ферму. Когда пришло время собирать урожай, работников под рукой не оказалось. Мод родилась и выросла по соседству с Эриком, в рабочем районе Филадельфии, который переживал трудные времена. Она приехала туда, чтобы нанять на месяц нескольких крепких подростков.

— Хорошие ребята все разъехались, — сказала ей одна из местных старушек. — Остались только бездельники и хулиганы.

— Ладно, возьму что осталось, — сказала Мод.

Она увезла с собой четырех мальчишек. Двое сразу же вернулись домой, едва увидели, как много у нее работы. Но двое остались до тех пор, пока весь урожай не был собран.

Зимой один из этих мальчишек вернулся и спросил, можно ли ему остаться и работать на ферме за комнату и харчи. Его мать сбежала, а отец сидел в тюрьме. Мод, у которой никогда не было своих детей, встретила его как родного. Второй подросток настолько переменился после работы на ферме, что районный инспектор по делам несовершеннолетних приехала повидаться с Мод. Она подсказала ей имена мальчиков, которых Мод могла бы нанять на следующее лето.

Годы шли, и на ферму приезжали все новые ребята. Иногда инспектора по делам несовершеннолетних рекомендовали родителям ферму Мод как альтернативу тюрьме для малолетних преступников. Случалось, родители или опекуны узнавали от кого-нибудь про ферму и сами привозили своих детей, с которыми уже не могли справиться. А иногда, как это было с Эриком, нежеланного ребенка оставляли у калитки с запиской, в которой Мод передавались все права на опекунство.

Правила здесь были простые: нужно работать, нужно ходить в церковь, нельзя красть и нельзя никого обижать. В награду Мод дарила ребятам свою любовь и чувство настоящей семьи. Она не требовала совершенства. Но если ее рассердить, умела посмотреть с таким разочарованием, что хотелось заползти в какую-нибудь самую темную щель.

— Должно быть, Мод О'Малли много для тебя значила, — сказал Тобиас, нарушив раздумья Эрика.

Эрик обычно стеснялся говорить о себе, но в ту минуту воспоминания детства были слишком сильны. Они требовали выхода.

— Моя мать умерла, когда я родился. Отец был алкоголик и вечно буянил. Родные матери не хотели иметь никакого дела ни с ним, ни со мной. Папаша избил мою мать накануне родов. Он не хотел признаться, что, возможно, виноват в ее смерти, поэтому винил во всем меня. Прямо из роддома он отвез меня к своим родителям и оставил у них. Они были не очень-то счастливы, что приходится растить еще одного ребенка. К девяти годам я уже имел неприятности с полицией. Когда мне исполнилось десять, бабушка прослышала о ферме Мод и заставила отца подписать бумагу о передаче Мод прав на опекунство. Они отвезли меня на ферму и оставили у ворот. Власти предупреждали Мод, чтобы она меня не брала. Они сказали ей, что я трудный подросток и, видимо, неисправим. Но Мод меня все-таки оставила. В первые месяцы у нас бывали стычки, но она доказала мне, что в этом мире есть хорошие люди.

— Жаль, что я ее не знал, — сказал Тобиас.

Эрик кивнул и снова замолчал. Он много лет не видел Мод. Приезжал к ней в первое Рождество после того, как покинул ферму, но все уже было не так. У нее на руках были новый девятилетний мальчишка, напомнивший Эрику его самого, и пятнадцатилетний парень, с которым очень плохо обращались в семье. Эрик знал, что Мод была рада его видеть, но понял также, что стал здесь чужим, как птенец, вылетевший из гнезда. С тех пор он иногда звонил, когда ему нужно было услышать дружеский голос, и регулярно посылал деньги, но больше не приезжал.

Когда самолет приземлился в Вашингтоне, Эрик сказал:

— Зачем Хейгену со мной нянчиться? Я к вам и сам доберусь.

На какое-то мгновение показалось, что Тобиас хочет возразить, но потом он вынул из кармана золотой футляр и достал визитную карточку.

— Вот мой телефон. Если понадоблюсь, позвони.

Эрик поблагодарил, сунул кремовый конверт в сумку и пошел к трапу.

Роксана Дуган, более известная как Рокси, достала из ящика комода деревянную коробочку, украшенную искусной резьбой, и поставила на стол. Устроившись в кресле, она открыла ее и вынула колоду карт Таро. С незапамятных времен женщины ее семьи гадали на картах. Эту колоду, сделанную своими руками, прабабушка подарила Рокси в тот день, когда та появилась на свет. Рокси любила изящный рисунок карт, любила ощущать их в руках. Когда-то совсем молоденькая, скептически настроенная, она не прислушалась к предостережению карт, и ей пришлось горько пожалеть об этом.