— Вы имеете представление о том, что бы вы хотели здесь посмотреть?

Она отрицательно покачала головой.

— На Нироли я, не задумываясь, выбираю то, что меня интересует. Например, оперу.

Уже что-то!

Доминик поставил свой бокал на стол.

— У нас тут нет оперы, зато есть множество местных развлечений: скалолазание, дайвинг, прогулки по живописным местам…

Он замолчал и взглянул ей в глаза. Изабелла должна была услышать его, понять, что он пытался сказать.

— Спасибо.

— А теперь с вашего разрешения мне нужно позвонить в Мельбурн. Еще немного, и там лягут спать.

Сильвана собиралась возразить, но воздержалась, явно удивленная его неожиданной реакцией.

Доминик не отваживался смотреть на Изабеллу.

— Сильвана позаботится о вас.

Ему было необходимо уйти. Погрузиться в работу. Неважно, что Изабелла подумала или почувствовала… Неважно, осталась ли она довольна. Главное — самому не потерять голову!

Изабелла распахнула высокие, от пола до потолка, двери, вышла на балкон и облокотилась на мраморную балюстраду.

Было поздно… или очень рано, смотря для чего… и очень жарко. Эта неподвижная тяжелая ночь была точно такой же, как дома, на Нироли.

Только здесь стояла полная тишина. И ей это нравилось. После суматошного благотворительного бала тишина была ей в радость.

Вечер выдался утомительно долгим. Она улыбалась, смеялась, делала все то, чего от нее ждали. То есть все как обычно.

— Вы уверены, что вам не нужно помочь с платьем или с волосами, Ваше Высочество?

Изабелла обернулась и вернулась в спальню.

— Я справлюсь сама, спасибо, Миа. У меня достаточно простое платье.

Ее стилистка улыбнулась.

— Тогда доброй ночи, Ваше Высочество.

— Доброй ночи.

Изабелла проводила ее взглядом и присела на край кровати. Потом сбросила туфли на высоких каблуках, снова пересекла комнату и направилась к открытым дверям.

Ей хотелось подышать свежим воздухом, а еще больше — надеть купальник и пойти поплавать.

Нет! Если бы она на самом деле прислушалась к своим желаниям, она бы не стала надевать купальник. Как прекрасно было бы ощущать кожей прохладу воды!

Увы, это совершенно исключено. Правда, Томассо удостоил самой высокой оценки систему охраны палаццо, но риск, что какой-нибудь особенно настырный фотограф сможет отыскать где-нибудь лазейку, все же оставался.

Изабелла снова взглянула на балкон. Жарко! Спать не хотелось. С неожиданной решимостью она схватила свои босоножки, вышла из спальни и босиком направилась к лестнице.

Первое ощущение того, что она не одна, возникло, когда она заметила отражение света в зеркале холла. Словно мотылек она устремилась на этот свет… и обнаружила в гостиной горящую лампу. Подойдя к лампе, чтобы выключить ее, она заметила, что двери, ведущие на террасу, открыты.

С босоножками в руке она подошла к ним. Ее почему-то совсем не удивило то, что на террасе сидел Доминик Винчини. Один. Неподвижный, как статуя. И грустный.

Изабелла на миг нерешительно остановилась в дверях, раздумывая, не вернуться ли ей тихо в свою комнату. Он вглядывался в темноту парка, держа в руке полупустой бокал с вином.

Неожиданно он поднял глаза. Его лицо было наполовину скрыто в тени.

— Изабелла!

Она сделала шаг и вошла в полосу лунного света.

— Извините. Я не помешала вам?

— Нет. Я… — Доминик встал и жестом показал на бутылку вина на столе.

Она кивнула.

— Я вижу.

Он поставил бокал на стол.

— Может быть, вам что-нибудь нужно? Удобно ли вам в этой комнате? Я…

— Комната чудесная. — Изабелла неуверенно прошла вперед, держа в одной руке босоножки, другой придерживая длинную юбку. — Я хотела подышать немного. Такая жара, и мне еще совершенно не хочется спать.

— Прием вас не утомил?

Она усмехнулась.

— Некоторая передышка не помешала бы.

Доминик потер затылок.

— Вы не хотели бы составить мне компанию?

Его приглашение показалось ей немного странным, но тем не менее Изабелла кивнула.

— С удовольствием. Спасибо.

Она села на кованую чугунную скамью. Густой воздух был напоен ароматом цветущих апельсиновых деревьев. Прямо как у нее дома.

— Я принесу второй бокал.

— Не надо…

Она хотела остановить его, но он уже ушел.

Было так тихо, что она почти слышала стук своего сердца.

— Я бы принес воду в чем-то более элегантном, но не сумел найти ничего более подходящего.

Обернувшись, Изабелла увидела, что Доминик принес огромный глиняный кувшин, который скорее подошел бы для цветов.

— Должно быть, где-то есть что-то посимпатичнее, но я не знаю, где.

Она с трудом сдерживала смех.

— Сколько времени прошло с тех пор, когда вы были здесь в последний раз? — спросила она, когда он поставил на стол кувшин и стакан.

— Год. — Он сел. — Мне трудно возвращаться.

— В палаццо?

Он покачал головой.

— На Монт-Авеллан. Я люблю и в то же время ненавижу этот остров. И приезжаю только тогда, когда это необходимо.

— Из-за пожара?

Его кадык под изуродованной кожей нервно задвигался.

— Да, из-за пожара.

Боль послышалась в его голосе, и Изабелла пожалела о том, что спросила.

— А вам необходимо приезжать сюда?

— И да, и нет. Каждый год я решаю, что не поеду, а потом меняю свое мнение. Через несколько дней — день рождения моего отца. Ему нравится раз в год собирать вокруг себя всю семью: сыновей, дочерей, внуков… Не так уж часто он просит об этом.

А одна из его внучек будет отсутствовать! Дочь Доминика. Так вот что имела в виду Сильвана, говоря, что семья для него — словно острый нож. Как трудно, наверное, ему каждый год приезжать к отцу.

— А на следующий день после этого я вернусь в Рим. И приеду сюда лишь на следующий год. Вина или воды? — Он взял бутылку вина. — Из Сардинии. Вам понравится. Легкое, но не такое сухое, как ваше «Порто Кастелланте Бланко».

Доминик поднял бокал и тут заметил, что рукав его рубашки высоко закатан. Он поставил бокал и начал опускать рукав.

Неожиданное действие привлекло внимание Изабеллы к сморщенной коже на его руке.

— Не надо. Не опускайте.

Его рука замерла.

— По крайней мере, из-за меня, — сказала она спокойно, отвела взгляд и стала смотреть на парк, подставив лицо легкому ночному бризу.

— Когда вы произносите вежливые фразы — это заученная привычка или врожденная вежливость?

Она повернула голову и взглянула на него, с удовольствием отметив, что он оставил рукав закатанным. Кожа на его руке была коричневой и сморщенной до середины предплечья, но его сильные руки были безупречно красивы.

— Это долгая история, — сказала она.

— А я никуда не тороплюсь.

Она тряхнула головой. Чтобы объяснить это, ей понадобилось бы рассказать ему историю своей семьи, а ей не хотелось ни с кем делиться своими личными воспоминаниями.

Видимо, он понял это, потому что широко улыбнулся и резко поменял тему.

— Как вам сегодняшний вечер?

— Бал?

Он кивнул.

— Честно?

— Конечно.

— Понимаете… — Она улыбнулась и поставила свой бокал на стол. — Насколько я понимаю, кто как был одет, вас не интересует…

— Нет… не особенно.

— Хотя, возможно, вам будет любопытно узнать, что Имельда Бьянчи, как и ожидалось, была в красном.

— Значит, ваш голубой оказался отличным выбором.

Доминик сделал еще один глоток вина.

Ни одна женщина не могла сравниться красотой с Изабеллой. Ее роскошные тяжелые кудри, пшеничные, с золотым отливом, были забраны назад с помощью бледно-голубой заколки, украшенной драгоценными камнями на проволочных стебельках, напоминающими трепещущие васильки. Крошечные сапфировые капельки дрожали в ее ушах и… больше ничего. Ни на шее, ни на запястьях. Просто. Естественно. Остальные женщины выглядели на ее фоне разряженными рождественскими елками.