— Дэниел, вы ранены!

Забыв обо всем, Катрин бросилась перед ним на колени и прежде, чем он смог остановить ее, быстро откинула его плащ. Она сразу увидела дырку на рукаве его сюртука, края которой были мокрыми от крови. И тут Катрин вспомнила первый выстрел в конюшне при кузнице. Тогда она подумала, что стрелявший промахнулся. Оказывается, нет.

— Почему вы ничего мне не сказали? Какой же вы все-таки глупый! — набросилась она на Дэниела.

Он стал ее горячо убеждать, что это простая царапина, но когда она велела снять плащ, сюртук и рубашку, он покорно выполнил ее просьбу.

Дэниел снял льняную нижнюю сорочку через голову. Шрамы, оставшиеся от его прежних ранений, повергли Катрин в шок.

Едва сдерживая слезы, она протянула руку к шраму, который шел сверху вниз почти через всю его грудь, но вдруг почувствовала, как Дэниел мягко взял ее ладонь в свою.

— Что с вами, Катрин? — спросил он, глядя на ее лицо. — Что вас так расстроило?

— Я так виновата перед вами! — дрожащим шепотом проговорила она. — Я очень плохо думала о вас, считая, что это вы виноваты в смерти Хелен!

Хотя Катрин не делала попытки высвободить свою ладонь из его сильной руки, однако казалось, что она боится взглянуть ему в глаза. Побледневшее лицо девушки выражало крайнюю тревогу. Дэниел не сомневался в искренности Катрин, но ее признание его удивило. Неприязнь, которую она испытывала к нему, Дэниел объяснял капризом молоденькой, избалованной всеобщим вниманием девушки, которая еще не успела повзрослеть. Теперь, когда обстоятельства позволили ему узнать ее гораздо лучше, он понял, что его прежние представления о ней были поверхностны. Она не из тех глупых маменькиных дочек, у которых портится настроение из-за любого пустяка.

Высвободив свою руку, Катрин достала из кармана носовой платок и наложила его на рану, которая, к счастью, была не слишком серьезной.

— Дэниел, я кара Господня. Все, кого я любила больше жизни, к кому испытывала глубокую привязанность, обязательно умирали. Я пыталась внушить себе, что Хелен умерла не из-за того, что я была к ней очень привязана, а из-за своей несчастной любви к вам. Конечно, было несправедливо перекладывать свою вину на вас. Хелен была слишком инфантильна, чтобы привлечь внимание взрослого мужчины. Я думаю, что вы относились к ней как к ребенку… точно так же, как и ко мне, когда я жила у дедушки, правда всего несколько месяцев. Как бы мне хотелось никогда не жить у него в Дорсетшире!

Не зная, что сказать, и испытывая некоторое замешательство от ее неожиданного признания, Дэниел молча смотрел, как она поднялась и легкой походкой пошла к прозрачному лесному ручью, журчавшему в нескольких ярдах от них.

Он ни минуты не сомневался, что по какой-то неизвестной ему причине она считает себя виноватой в смерти дедушки и своей подруги, а может быть, и своих родителей.

Если бы Дэниел за время их скитаний по Франции не узнал Катрин достаточно хорошо, он мог бы объяснить ее странное желание взять вину на себя склонностью избалованной девушки к проявлению глупой фантазии. Видно, в ее подсознании давно пустил глубокие корни этот страх, который и заставлял ее верить в такой вздор. Была же какая-то причина! Он решил, что докопается до самой сути ее странного самобичевания.

Сейчас лучше не расспрашивать Катрин об этом и, таким образом, не рисковать установившимися между ними дружескими отношениями. Когда она вернулась, Дэниел стал хвалить ее за смелость, не свойственную молоденьким девушкам, которых так пугает вид крови, что они мгновенно падают в обморок.

— Разумеется, девушка, у которой хватило смелости сделать то, что вы сделали там, в деревне, даже не вздрогнет при виде крови, — сказал он, глядя, как она промывает ему рану, смочив свой носовой платок водой из ручья.

Катрин посмотрела на него и печально улыбнулась.

— Вам хорошо известно, майор, что меня не раз ругали за мой ужасный характер. Я годами училась держать себя в руках, — призналась она. — Но вид того, как четверо напали на одного, привел меня в неописуемую ярость. Что за подлые трусы!

— И вы самоотверженно бросились мне на помощь, — тихо проговорил он, испытывая противоречивые чувства, переполнявшие его душу: ему хотелось и поцеловать ее, и хорошенько отругать за безрассудное поведение в деревне. — Веллингтон вас уж точно бы наказал за это, моя девочка. Вы чертовски хороший стрелок, Катрин. Сразу видно, что вы занимались этим с детства.

— Это несправедливо! — воскликнула она. — Мне неловко, что вы считаете меня какой-то необыкновенной, удивительной женщиной. А между тем я не такой уж хороший стрелок.

— Вы ухитрились уложить этого мошенника наповал, когда он пустился наутек, — возразил Дэниел, удивившись ее словам.

— И да, и нет, — сказала Катрин, окончательно запутав его. — Вы видели вывеску трактира, лежавшую на дороге?

— Ну, что-то видел.

— Так вот, правда заключается в том, что я… попала не в мошенника, а в вывеску, которая упала ему прямо на голову.

Несколько минут он молча смотрел на нее, затем расхохотался. Его смех был таким заразительным, что Катрин не удержалась и тоже засмеялась.

— Это совсем не смешно! — мягко выговорила она ему, первой перестав смеяться. — Я очень расстроилась, увидев, что эта проклятая вывеска упала! Прежде я всегда стреляла без промаха!

— Я уверен, что немного найдется хороших стрелков, которые бы не ударили в грязь лицом, стреляя из такой уродины, — успокоил он Катрин.

Она встала и как ни в чем не бывало стала отрывать подол своей нижней юбки.

Вид изящной лодыжки и нежное прикосновение ее пальчиков к его руке, когда она ловко бинтовала ему рану полоской ткани, привели к тому, что Дэниел с трудом сохранял самообладание. И тут он заметил на земле окровавленный носовой платок Катрин.

Взяв его в руки, Дэниел стал рассматривать красивую вышитую монограмму в уголке платка.

— Это ваша работа, Катрин?

— Нет, это вышила Брайди. Она нянчила меня, когда я была маленькой, — объяснила она ему. — Теперь она моя служанка… домоправительница… называйте, как хотите. А теперь одевайтесь. Не хватало, чтобы вы еще и простудились.

Его рубашка была вся в крови, но другой у него не было, и ему пришлось снова надеть эту. Разумеется, будет неприятно оставаться в одной и той же одежде продолжительное время, придется обходиться без еды, к чему она тоже не привыкла.

Катрин молча села на поваленное дерево, надеясь, что ранение не повлечет за собой осложнений, хотя щеки Дэниела горели, словно от сильного жара. Катрин решила, что отдых пойдет ему на пользу.

Очевидно, он был того же мнения, так как устроился поудобнее и закрыл глаза. Катрин сидела рядом, но пустой желудок давал о себе знать, и Катрин подумала, что пора что-нибудь предпринять, чтобы не умереть с голоду.

Эта поляна была хорошим укрытием от ветра. Мартовское солнце начало довольно сильно припекать. Дэниелу стало жарко, и он проснулся. Небольшая слабость и головокружение, которые вынудили его немного отдохнуть, к счастью, прошли, и он готов был продолжить их поход в Нормандию.

К своему удивлению, Дэниел обнаружил, что Катрин нет. Несколько минут назад его разбудил треск сухих веток. Он приоткрыл глаза и увидел, что Катрин поднялась с упавшего дерева и, крадучись, уходит с поляны. Дэниел хотел, было ее окликнуть и спросить, куда она идет, но постеснялся, боясь поставить Катрин в неловкое положение. Она могла быть чертовски смелой, ни минуты не колеблясь броситься ему на помощь, но ни за что не признается, что ей надо отлучиться по естественной надобности.

Ох уж эти женщины! — мысленно проговорил Дэниел с улыбкой и покачал головой. Похоже, он никогда не сможет их понять, потому что они — переплетение несовместимых желаний и противоречий. Во всяком случае, эта рыжая милашка была именно такой! Она может без всякой на то причины воротить нос от ничего не подозревающего парня, а в следующее мгновенье — она уже сущий ангел! При всей ее противоречивости и непредсказуемости, он не знал другой такой женщины, которая бы так подходила для выполнения опасного задания. Дэниел не мог вспомнить ни одной знакомой женщины — исключая свою бабушку, — которая обладала бы такой смелостью и отваживалась бы на то, что сделала сегодня утром Катрин Фэрчайлд-О'Мэлли. Разумеется, он не забыл, что она спасла ему жизнь…