В общем, все эта ситуация была достойна учебника по психиатрии и реально Веру напрягала. Пока. Она. Не. Придумала. Как. Его. Оживить.

У Квасова офигенно модный идиотский офис. Вера каждый раз, приходя сюда, прилагает титанические усилия, чтобы не улыбаться. Ну, нельзя же, в самом деле, раз человеку нравится…

— Верочка, ну что, не томи… — Матвей, забыв про свою так усердно пестуемую вальяжность, чуть ли не галопом подскакивает к ней.

— Нет, ты меня сначала накорми, напои, а потом уж расспрашивай, — капризно растягивая слова, Вера целует Матвея в подставленную щеку.

— Таня, Вере Владимировне чай, как обычно, мне — мате, — скороговоркой бормочет Квасов в интерком. — Вера, ты меня до инфаркта доведешь. Ну, рассказывай.

— Хоть воды пока налей, — Вера садится в кресло, отточенным движением кладет ногу на ногу. — А то в горле пересохло.

Амиранта сидит на земле. Голова мертвого Уланда покоится у нее на коленях. Она понимает, что он сделал. Она видела этот сиреневый свет. Он мог заставить ее полюбить умирающего себя. Наказать за ту отвратительную ссору, которая произошла у них прямо перед тем, как они попали в засаду. Честно говоря, они и в засаду-то попали именно из-за этого. Из-за того, что ругались на чем свет стоит и ничего вокруг не видели. А теперь это стоило ему жизни.

Он бы мог это сделать. Оставить ее любить и горевать. Ведь он умер, и ему все равно. А ей нет. Он этого не сделал. Но вот она это сделала. Сама. Потому что еще раньше полюбила его. Безо всякого волшебного дара. Она это точно знала. И вот теперь она осталась одна. Чтобы любить и горевать.

В этот самый момент, когда Амиранта, обливаясь слезами, баюкает в своих руках мертвого Уланда, к ней возвращается ее дар. У нее только одно, яркое, всепоглощающее желание. Чтобы ее любимый был жив. Амиранта чувствует, что это невозможно, что это нарушение законов природы. Но у нее нет других желаний. Ей незачем жить в мире, где нет Уланда. Она просит лишить ее жизни. Но дар не обманешь. Он видит в ее душе только одно горячее, заветное желание. Чтобы Уланд был жив.

Магические силы мира, где живет Амиранта, выходят с ней на прямой контакт. Ей предлагают условия, на которых возможно вернуть (время еще не ушло) жизнь принцу. Они оба, и Амиранта, и Уланд, в качестве платы за нарушение основополагающих законов мироздания, утрачивают свои волшебные дары. Навсегда. И Уланд не будет помнить ничего с того момента, как нашел Амиранту в лесу. Ей самой придется объяснять ему, что произошло.

«Да, конечно, да!», — кричит Амиранта. Все, что угодно, лишь бы любимый был жив.

Налетает сильный, пронизывающий до самых костей, порыв ледяного ветра. Поднимает сухие листочки, веточки, пыль. Амиранта зажмуривается. Ветер стихает, и она открывает глаза. Чтобы увидеть, как дрогнули черные ресницы лежащего на ее коленях Уланда. А потом открываются удивленные синие глаза.

Амиранта улыбается сквозь слезы. Она понятия не имеет, что ему сказать. И что они будут делать дальше. Но одно она знает точно. Ничто не может быть чрезмерной ценой за счастье снова ощутить на себе его удивленный синий взгляд.

Конечно, Матвей не прослезился. Ведь он же толстокожий бегемот. И по-прежнему считает «Два королевства» романтической бредятиной. Но отлично продаваемой бредятиной. Он тут же оценил изящность предложенной Верой идеи, и что она сулит. Как Уланд и Амиранта, лишенные своих волшебных даров, любящие, но не знающие о чувствах друг друга, будут заново выстраивать отношения. Что Амиранта расскажет ему. Как они прекратят войну.

Матвей прикидывает, каким тиражом выпускать еще не написанную книгу, и на когда планировать издание третьей части. Вера смеется.

— Мотя, прекрати делить шкуру неубитого медведя. Тебя опять обуяла жажда наживы.

Матвей терпеть не может, когда его так называют. Это позволяется только Вере. Он решает переключить ее внимание. Действительно, еще успеют все обсудить.

— Вер, у меня именные VIP-приглашения на твое и мое имя. На завтра. На «Три слова времени».

— Это чего такое? — капризно надувает губки Вера. — Название не бодрит. Если голых мужиков не будет, я не пойду.

Матвей досадливо морщится. Иногда ему кажется, что со своим новым имиджем охотницы за мужским черепами Вера переигрывает. Но после «Двух королевств» он готов простить ей все.

— Это фотовыставка. Твоего друга Соловьева. Он теперь мастер мирового уровня. Я это сразу понял, еще когда он твои фотографии сделал. У него с них, похоже, все и началось. Помнишь, я тебе рассказывал…

Квасов еще что-то говорит, но Вера его уже не слышит. Стоит Матвею произнести его фамилию… Как будто она погрузилась под воду, и мир вокруг стал расплывчатым, а звуки — приглушенными. Она вспоминает. Оказывается, она все помнит. Все, до самых мельчайших подробностей. Что она ему сказал при первой встрече. Что он говорил, когда фотографировал ее. Ощущение его пальцев на ее лице, когда он просто изучал ее как фотограф. И прикосновение его губ, когда он целовал ее как мужчина.

Прошло два года, а она все так ясно помнит. И все это по-прежнему больно. И винить, кроме себя, некого.

— Вера, Вера, — настойчиво повторяет Матвей. — За тобой заехать?

— Куда? — Вера с трудом возвращается из омута воспоминаний.

— Ну, завтра, на выставку. А потом еще фуршет в ресторане. Там вся тусовка будет.

Вера морщится.

— Я… я не знаю. У меня… планы.

— Ну, тогда забирай свое приглашение, надумаешь — приезжай. Стас очень настойчиво приглашал нас обоих.

Вера не находит сил отказаться и берет в руки эффектно украшенное приглашение. Открывает его.

«Уважаемая госпожа Хомяк. Буду рад видеть Вас на открытии моей персональной фотовыставки, которая состоится…»

А ниже рукой приписано. «Фуршет состоится в ресторане „Амальгамма“. Ваше имя в списке приглашенных». И адрес.

Кто это написал? Стас?

Вера приняла решение, и слово ее твердо. Хотела даже задействовать Игоря, чтобы он отвлекал ее от ненужных мыслей. Но ее верный Ланселот отпросился в город. К ветеринару. Видите ли, у малышки ухо нагноилось. У его пятидесятикилограммовой клыкастой малышки. Более того, узнав, что Вера на вечер приглашена куда-то вместе с Матвеем (ну это просто заговор какой-то с их стороны!), настоятельно рекомендовал Вере туда и отправиться, пока его и собаки не будет дома. Игорь по-прежнему очень серьезно относится к своим обязанностям охранника, и очень не любит, когда Вера остается дома одна. Проглот не в счет. Вечно где-то шляется.

Пришлось соврать. Пообещала, что позвонит Матвею и договориться с ним. В крайнем случае, вызовет такси.

Только никуда она ехать не собиралась. Нет, это было бы самоубийством. Она лучше сядет за компьютер и начнет писать. Но вместо таких еще вчера ярких образов в голове всплывают слова Матвея. «Он теперь мастер мирового уровня». Такими эпитетами не награждают людей, снимающих голое мясо для «Плейбоя».

Вера встает и подходит к окну. Она помнит все. И их последний разговор. Что она ему говорила. Неужели он… Отважился изменить свою жизнь? Дать возможность открыться своему таланту? Если это так, значит ее сердце разбито не напрасно.

Фиг она это узнает, пока не увидит! Ей просто нужно взглянуть на его работы. Чтобы понять… Что все это было не бессмысленно.

Вера приняла решение, и слово ее твердо. Набирает номер, вызывает такси.

Выходя из машины, Вера больше всего боится, что выставка на сегодня уже закрылась. Ждать до завтра будет так мучительно.

Внутри практически никого нет. Навстречу ей выходит миниатюрная хрупкая женщина в строгих учительских очках.