Рот. Невозможно чувственный сексуальный рот. Крупные, красиво очерченные губы. Яркие, влажные, припухшие от поцелуев. У мужчины просто не может быть таких губ! В контрасте с ними — острые скулы с тенями впалых щек под ними. Безукоризненная линия широкого мужественного подбородка. Незнакомец поднимает руку и откидывает волосы со лба. Отлично! Глаза темные, карие или синие. Точно не разобрать какого цвета. Потому что он недовольно щурится, глядя на Веру. А ресницы у него… Как в рекламе меганавороченной туши. Четыреста процентов объем.

Кстати, об объеме. Внимание Веры снова переключается на губы. Хочется стонать от невозможности прикоснуться к ним. А как они красиво двигаются, когда он говорит. Он говорит… Он говорит с ней!

— Чего уставилась? Тебе делать нечего? Давай, двигай по своим делам! Нам третий не нужен.

Ей бы разозлиться. Ведь говорит он совершенно возмутительные вещи. Но Вера парализована видом самого красивого мужчины, которого она встречала в своей жизни. Молчит (кто бы из ее оппонентов поверил!) и смотрит. При всем желании найти каких-то изъянов невозможно. Разве что взгляд. Какой-то мутный, не совсем сфокусированный. «Наверное, пьяный», — решает Вера. Человек в трезвом уме не будет таким заниматься в подъезде.

Неожиданное движение привлекает внимание Веры. Ой, е-мое… А джинсы-то действительно расстегнуты. Молния развалена до конца, видно белое трикотажное белье. И белье это весьма недвусмысленно натянуто! В довершении ко всему, в развал джинсов ныряет женская ручка, а ее хозяйка начинает что-то нашептывать красавцу на ушко. Он откидывает голову назад и начинает постанывать, двигая бедрами за движением женской руки. «Нет, они не пьяные. Обкуренные. Или обдолбанные», — мелькает в голове вялая мысль. Оторвать взгляд от происходящего перед ней совершенно невозможно.

— Ладно, уговорила, — хрипловатый чувственный баритон выводит ее из состояния, близкого к трансу. — Думаю, меня на двоих хватит. Только очки сними.

Веру моментально кидает в краску. Зато возвращается способность связно мыслить. С этим извращенцем разговаривать бесполезно. Она наклоняется, подбирает ключи. По максимально возможной кривой обходит его стороной и, оттеснив девушку от своей двери, вставляет ключ в замочную скважину.

— Котик, это твоя знакомая? Почему у нее есть ключ от твоей квартиры? — от противно мяукающего женского голоса у Веры начинают ныть зубы. Как хочется услышать тот, другой голос. Да пожалуйста.

— Наверное, потому что это не моя квартира, — несостоявшийся эксгибиционист весело хмыкает, — Черт, это же семьдесят восьмая. А у меня семьдесят шестая.

— Так вот почему ты не мог дверь открыть!..

Эти двое придурков начинают хихикать, а Вера, наконец, проникает в свою квартиру и поспешно закрывает за собой дверь.

А она, идиотка, так радовалась, когда на прошлой неделе съехал сосед из семьдесят шестой квартиры. Перманентно сопливый, новомодный художник с непомерно раздутым эго и отвратительной, мелкой, вечно визгливо гавкающей собачонкой. Милейший, как теперь понимает Вера, был человек.

Нет ничего хуже, когда тебя будят ни свет, ни заря звонком в дверь. Если только ты не с похмелья. Тогда это еще хуже. Впрочем, про похмелье — это она загнула. Вера и накатила-то вчера три по пятьдесят. Первую — налив трясущейся рукой и не закусывая, вторую и третью — с интервалом в минуту. Правда, грызя в виде закуски яблоко. Но ей много не надо. И заснуть все-таки смогла, и наутро голова трещит как у нормального человека после приличной попойки.

Трезвонящий звонок в дверь ни фига не способствует изгнанию головной боли. Приходится вставать, натягивать на пижаму халат, а на нос — очки, и идти открывать дверь. На ходу придумывая приличное (вместо нецензурного!) ругательство для неугомонного Квасова. А как же, надо опять «все обсудить».

А это и не Матвей вовсе. Чист и свеж аки клумба после поливки. Все те же голубые джинсы и белая футболка. Темные волосы, слегка влажные, откинуты назад. И осмысленное выражение глаз необыкновенно ему идет.

— Доброе утро. Я ваш новый сосед. Пришел знакомиться и… извиняться.

От его улыбки желудок завязывается в узел. Или это вчерашняя водка виновата? Волной накатывают воспоминания о давешней сцене перед ее дверью. И из Веры прорывается желчь.

— Вас что, воспитывали разумные белки? Или я упустила момент, когда колонизировали Луну, и вы последние десять лет провели там?

— Прости, не понял, — идеальная темная бровь вопросительно изгибается.

Ух ты, мы уже на «ты»… Вера злая, не выспавшаяся, и это она еще в зеркало на себя не смотрела. А то бы настроение еще больше испортилось. Откидывается назад, глядя на часы за дверью.

— Кто вложил в вашу голову мысль, что с извинениями к незнакомым людям надо приходить в полвосьмого утра? Поверьте, он вам не друг.

— Извини, — вся та же обезоруживающая улыбка. — Я не знал, во сколько ты на работу уходишь. Боялся не застать дома. Мучиться угрызениями совести целый день сил нет.

«Да прекрати ж ты улыбаться, скотина!». Ноги и так уже подкашиваются. А резон в его словах все же есть. В ответ на вопросительный взгляд Вера отступает вглубь квартиры, делая вялый приглашающий жест рукой. Ложиться спать толку нет. Матвей все равно скоро заявится со своими «обсуждалками».

— А это тебе, в качестве знака примирения, — на кухне ее новый сосед протягивает Вере бутылку. Этикетка на испанском, похоже, какой-то навороченный портвейн. Вот, блин, оригинал.

— Версия с разумными белками отпадает, — бормочет себе под нос Вера. Включает чайник, берет банку с кофе. — Будешь?

Ее гость смотрит на нее со смесью недоверия и изумления.

— Будешь ЭТО пить?

— Не хочешь — как хочешь. Могу так насыпать, погрызи.

— Это же отрава. Профанация кофе. Дай сюда, — ловко выхватывает банку из Вериных рук. — У тебя зерна есть?

— Чего?

— Чего-чего! Кофе, конечно.

Вера отрицательно качает головой.

— Так, ладно, дай мне пару минут, я сейчас принесу.

— А?..

— А это, — показывает банку с кофе, — я на всякий случай заберу с собой. Чтобы не сгрызла.

За — ши — бись! Чудненький у нее теперь сосед. Приперся с утра пораньше с бутылкой портвейна, забрал кофе и свалил. А еще знает слово «профанация». Ну почему он такой красивый!.. Надо пока сходить в ванную, глянуть в зеркало. И удавиться.

Стас старался сделать все в темпе. Заскочил домой, схватил турку и банку с молотым кофе — кофемолка лежала где-то в коробках, еще не распакованная. Уже закрывая дверь квартиры, вспомнил, что вчера в подвальном этаже открыли мини-пекарню. Свежие булочки — то, что надо. А то с портвейном получилось действительно не очень.

В общей сложности, его не было минут десять. Но за это время на кухне соседки нарисовался еще один персонаж. Светловолосый здоровяк в костюме, с по-детски пухлым розовым лицом. Стас остановился на пороге кухни с туркой, банкой кофе и пакетом с булочками в руках.

— Кто это? — удивленно поворачивается в его сторону вновь прибывший.

Они отвечают одновременно.

— Любовник, — это Вера.

— Сосед, — это Стас.

«Юмористка, блин», — думает Стас, глядя на распахнутые в немом изумлении глаза мужчины. Ставит принесенное на стол.

— Доброе утро! — протягивает блондину руку. — Я новый сосед. Стас Соловьев. Вчера вот пошумел, отмечая новоселье. Сегодня пришел извиняться. Ну и знакомиться, заодно.