Она стояла и смотрела, как трогательно и усердно он трет полотенцем ее грудь, пытаясь смахнуть упрямую, липкую бахрому. И вдруг расхохоталась. Ее звонкий смех заставил его остановиться.

— Я что-то не так делаю? — удивленно спросил Крис.

Он выпрямился, оглядел ее и… тоже рассмеялся.

Они стояли друг перед другом и, хватаясь за животы, покатывались от хохота.

— К черту блузку, — наконец сказала Кэрол. — Я куплю себе новую.

— К черту спагетти, — сказал он. — Я приготовлю еще одну порцию.

Только сейчас они заметили, что публика в кафе с любопытством наблюдает за импровизированным представлением, которое они устроили, и тоже весело хохочет.

— Итак, я, кажется, собиралась попросить у вас счет, — едва справившись с очередным приступом смеха, сказала она. — Будет неплохо, если вы включите в него стоимость порции спагетти, которую я угробила.

— И не подумаю, — ответил он. — Эти спагетти угробили вашу блузку, и я не позволю вам платить за них. Кстати, можете оставить мне вашу блузку, и я попробую отстирать ее, — лукаво добавил он.

— И в чем, тогда, прикажете мне разгуливать по Нагиру?

Он опустил глаза на ее грудь, невольно задержал взгляд, замер и заметно смутился. Кэрол ощутила его взгляд почти как прикосновение.

— Нет, это плохая идея, — пробурчал он. — Но можете принести мне ее завтра. Правда, я не шучу. Вы ведь завтра будете еще здесь?

Этот парень — оригинал. Еще ни один мужчина не предлагал ей постирать ее одежду.

— Спасибо, — сказала она. — Вы очень любезны по отношению к моей блузке. Но не думаю, что она того заслуживает.

Они прошли к стойке.

— Саймон, извини, — бросил Крис в сторону новоприбывшей компании, — ты видел, что случилось с твоим ланчем. Он предпочел упокоиться на груди этой милой леди. Так что, похоже, тебе суждено остаться сегодня без ланча.

— Я долго могу прожить без еды, Крис, — ответил ему смуглый симпатичный парень из компании. — Но вот без веселья вряд ли продержусь и час. А вы нас славно посмешили, ребята.

Кэрол, стараясь вести себя сдержанно, расплатилась и вышла из кафе. Крис вышел вместе с ней на веранду.

— Приходите сюда еще, леди. Мы с вами сегодня имели успех. Кстати, как вас зовут? — спросил он, когда она уже стояла на ступеньке.

— Кэрол, — ответила она, повернув к нему голову. И он опять одарил ее чертовски обаятельной улыбкой.

Кэрол вынуждена была вернуться в «Альянс», чтобы переодеться.

Стоя перед зеркалом в номере и разглядывая произведение современной живописи на своей блузке, она вспомнила руки Криса.

О Боже, всего пятнадцать минут назад незнакомый мужчина прикасался к ее груди, и делал это так непосредственно и смешно, совершенно не заботясь о том, что прикасается к одному из самых эротичных мест на теле женщины.

Она вспомнила его большую руку с длинными, гибкими пальцами. И как он потом завороженно смотрел на ее грудь, как будто только что вдруг заметил ее под тонкой блузкой.

Отчего она вдруг ощутила этот горячий прилив чувственности? Может, оттого, что к ней давно не прикасался мужчина?

За месяц путешествия по Индии она встретила много симпатичных мужчин, и наверняка встретит еще не одного. А что до прикосновений, то через пару месяцев она вернется к Дэвиду.

Она стащила с себя блузку и яростно швырнула ее в угол. Потом сняла брюки и трусики и зашла в ванную — смыть под теплым душем остатки соуса со своего тела.

Усадьба Рериха находилась в полукилометре от ее гостиницы. Это оказался изящный двухэтажный коттедж в английском стиле, стоящий посреди ухоженного сада. Кусты пышных гортензий и царственных роз окружали дом.

Кэрол неторопливо прогулялась по полупустым залам галереи, внимательно рассматривая уникальные картины. Больше всего ее воображение потрясли полные жизни и света горные пейзажи, написанные яркими, смелыми красками, и искусная графика пастельных эскизов к большим работам философского содержания.

Вечером, лежа в постели, Кэрол решила написать Дэвиду. Ей было немного совестно оттого, что за месяц она написала ему только одно письмо. И поскольку она часто переезжала с места на место, она не могла послать Дэвиду свой адрес. Теперь же, оказавшись в Нагире, она поняла, что останется здесь на месяц, и Дэвид сможет написать ей сюда.

Опытные, хорошо знающие Индию туристы, посоветовали ей отсидеться в горах до сезона дождей. Когда обильные дожди слегка освежат равнины Индии, можно будет продолжить путешествие.

Кэрол достала из сумки блокнот с бумагой для писем, удобно устроилась, лежа на животе, и задумалась.

Сейчас она расскажет Дэвиду, как попала в этот тихий, романтичный уголок Гималаев, где от тишины звенит в ушах, от запахов пьянеешь, а от красоты хочется молиться. Она расскажет ему о чудесных картинах Рериха и о своем маленьком, смешном приключении в кафе.

Но стоило ей написать слова «Дорогой Дэвид», как откуда-то из черноты ночи за открытым окном послышался странный, жутковатый, протяжный вой, похожий то ли на лай собаки, то ли на плач младенца, то ли на смех безумца. Ему в ответ послышался другой — такой же протяжный и завораживающий, от которого по коже Кэрол пробежали мурашки.

Так вот как в Нагире поют шакалы. Кэрол отложила ручку и перевернулась на спину.

О чем, интересно, эти дикие лесные звери пытаются ей сообщить?

За время путешествия она успела привыкнуть к тому, что в Индии, постоянно находясь в близком контакте с животными, невольно учишься слушать и понимать их язык. Переговариваясь между собой, животные могут сообщить и нам что-то важное для нас.

Она лежала, вслушиваясь в перекличку шакалов, и чем дольше слушала их протяжные голоса, тем меньше эти странные, жутковатые звуки пугали ее.

Итак, о чем же хотят рассказать ей шакалы?

Может, о том, что в ее жизни произойдет неожиданная, крутая перемена?

Кэрол проснулась на рассвете, когда солнце еще не выкатилось из-за гор, и долина лежала, укрытая гигантской тенью, окутанная тонким голубым туманом.

Рядом с собой на подушке она нашла начатое вчера вечером письмо Дэвиду. К словам «Дорогой Дэвид» прибавилась только одна строка: «Ты не представляешь себе, как я здесь счастлива».

Она глубоко вздохнула, потянулась и легко, как мячик, подскочила на ноги. Ей хотелось поскорее посмотреть на мир за стенами комнаты.

Набросив легкий халатик, она вышла на веранду. Раннее утро заключило ее в свои прохладные объятия. Сосны, растущие во дворике гостиницы, были щедро украшены гирляндами из крупного, прозрачного бисера росы.

Возле дома хозяина, на длинной деревянной лавке сидели две женщины-индианки в пестрых пенджабских платьях. Увидев Кэрол, они улыбнулись ей и закивали головами.

Вскоре из дома вышел и сам хозяин — высокий, энергичный Жиль.

— Доброе утро! — крикнул он Кэрол. — Как вам спалось?

— Доброе утро, — ответила она. — Спала я чудесно. Спасибо.

— Вы наверняка хотите выпить чего-нибудь горячего: чаю, кофе, молока, шоколада?

— Шоколада, — не задумываясь, выпалила Кэрол.

Обращаясь к одной из женщин, Жиль что-то быстро проговорил на хинди, и женщина исчезла в доме. А через десять минут мальчик-слуга принес в комнату Кэрол большую чашку шоколада.

Кэрол уселась на кровать в позе лотоса и, обхватив руками горячую керамическую чашку, осторожно отхлебнула.

Может, по какой-то счастливой случайности, она сегодня проснулась в раю?

Она бросила взгляд на едва начатое письмо Дэвиду. Не беда, она закончит его вечером.

Имеет ли она право быть такой счастливой без него?

Перед завтраком Кэрол решила устроить себе прогулку — посмотреть, как поднимается солнце, окрашивая столпившиеся вдалеке вершины в нежно-розовый, красный, а потом в золотистый цвет. Такими она видела их вчера на холстах Рериха.

После долгой прогулки по единственной дороге Нагира она наконец почувствовала голод.