— Пан Анджей! — поспешил вмешаться Роман. — Не забывайте, пожалуйста, что через молоко своей матери, моей кормилицы, этот вьюнош приходится мне молочным братом! Пусть и младшим… Извольте упомянуть среди прочих близких родичей Марека и меня! Ну же!

Пан Анджей немедленно умолк. Кому-кому, а ему хорошо было известно, КАК может ответить пан Роман на подобное упоминание. Вон, кончар на боку висит, ладонь словно случайно, невзначай поглаживает его рукоять… Ну, нет уж!

— Нет, ты подумай только, пан Роман! — сбавив тон, но всё ещё возмущённо, воскликнул пан Анджей, спешиваясь. — Эти придурки, эти уроды… Нет, пусть сами расскажут, чтобы ты не подумал, что я — преувеличиваю!

Пан Роман выразительно посмотрел на своего стремянного и тот, немного сбавив гонору, рассказал всю историю. Лицо его, покрытое, несмотря на морозную ночь, мелкими капельками пота, выглядело испуганным. Выглядело… Уж кто-кто, а пан Роман знал, что оно только выглядело! Марек был слишком нагл и бесстрашен, чтобы бояться своего господина. Правда, лгать ему он так и не научился, поэтому рассказал всё. И про убитого телёнка, и про шалость в деревне, и про волков. Что до волков, то последствия стычки с ними хорошо видны были на крупах обоих коней. Только у коня Яцека это были огромные раны, заживить которые будет делом не одного дня, а у Огонька Марека — притороченная позади седла огромная серая туша. Да уж, волк так волк!

По мере того, как Марек продвигался в своём рассказе-исповеди, вокруг его коня и коня Яцека собиралась толпа. Человек тридцать из сорока, бывших в отряде, громко и восторженно обсуждали раны коня, над которыми колдовали мастер на все руки, мессир Иоганн и двое казаков пана Романа. Не забыли отметить и огромного, матёрого самца, убитого Мареком.

— Добрый удар! — похвалил отрока седой, вислоусый волынянин Ондрий Голыш, сам мастер сабельного удара. — Надвое развалил бы, попади поточнее! Пан Роман, его не за что ругать! Ну, а что смердов попугал… так и прах бы с ними, право ж слово!

Его поддержали десятком голосов и пан Роман, хоть и покачал недовольно головой, спорить не стал… не посмел.

— Ладно, живи! — пробурчал милостиво, старательно упрятав всё же присутствующее в голосе удовлетворение своим оруженосцем.

Когда люд немного успокоился, Марек осторожно покинул круг воинов подле костра и крадучись направился к реке. Ещё четверть часа тому, туда отправилась Зарина. Постирушки она устраивала каждый вечер, в этом не было ничего особенного… Как не было ничего особенного и в том, что туда же направлялся либо Марек, либо Яцек. Под видом охраны прелестной пани, они просиживали подле неё часами, развлекая разговором и исподтишка любуясь на стройные ноги татарки, которые она вынуждена была оголять, чтобы войти в воду и не замочить юбки. Зарина в принципе благосклонно относилась к подобным «посиделкам», хотя всё же иногда огрызалась, когда тот же Марек начинал уводить разговор в нужную ему, но противную настрою Зарины сторону.

Сейчас он нашёл её быстрее, чем обычно. Речка протекала рядом и, уйдя чуть выше по течению, поближе к кустам, Зарина старательно застирывала в реке исподние рубахи, свою и госпожи. На Марека, бросив одинокий косой взгляд, она более никак не отреагировала. Даже слова не сказала.

Марек тоже выдержал характер. Уселся удобно на склоне, щёлкнул курками пистолей и уложил их подле себя. Отстегнул и положил на колени саблю. И замер, время от времени поводя пристальным, полным подозрений взглядом по противоположному берегу и близкому лесу. Вроде как бдит он!

Зарина выдерживала характер до тех пор, пока не ощутила, что его пристальный взгляд нашёл себе другой объект для изучения… вместо леса.

— Ты не сдержал своего слова! — голос у неё, она знала, был красивый, с лёгкой хрипотцой и очень нравился Мареку. — Не привёз ежа! Тоже мне, мужчина! А я-то размечталась… Наградить по достоинству хотела!

На беду свою, Зарина не была снаружи, когда Марек возвращался, иначе подробности, им рассказанные, навели бы её на мысль попридержать язык. Марек внезапно ухмыльнулся и добыл из-за пазухи небольшой свёрток, немедленно выразившим своё неудовольствие происходящим громким и частым стуком сердечка. Тёмная мышиная мордочка торчала из свёртка, самый кончик, маленький и чёрный, быстро двигался. Ёжик приходил в себя, обнюхивая воздух…

— Ой! — вскрикнув, Зарина, однако, быстро пришла в себя. — Марек, это же ёж!

— Не ёж, а ёжик! — возразил Марек солидно. — Он ещё маленький. Но — храбрый… как я! Представляешь, что ему пришлось пережить, когда на нас напали сначала эти тупые сервы, а потом — волки!

Забыв про рубаху хозяйки, которая начала медленно уплывать вниз по течению, восторженная Зарина схватила ёжика на руки и начала его разглядывать.

— Ой, какой красавчик! — прошептала она. — Марек, ты — чудо!

— Заслужил награду? — поинтересовался Марек, с вожделением разглядывая её круглые, обнажённые колени.

— Заслужил! — весело признала Зарина. — Ой, заслужил! Иди-ка сюда!

Поцелуй, которым она наградила героя, вознёс отрока на небеса счастья. Мареку не впервой, несмотря на свой юный, пелёночный возраст, приходилось целоваться с девушками… да и не только целоваться, по правде говоря. Но вот чтобы так долго добиваться её!

Получив возможность, Марек постарался ей воспользоваться и Зарина, к своему вящему изумлению, довольно быстро оказалась на траве. Ещё через некоторое время нахальная рука Марека оказалась у неё за пазухой. Зарина взбрыкнулась и, оттолкнув Марека, уселась, лихорадочно запахивая раскрытую рубаху. Марек с большим трудом оторвал взгляд горящих зелёных глаз от её груди, может, не слишком пышной, но очень красивой.

— Ты что? — спросил, тяжело дыша и не в состоянии побороть эту тяжесть.

— Не многовато ли, за ёжика одного? — спросила Зарина, в голосе её был яд.

Марек сердито повёл плечами.

— Не многовато! — возразил. Попытки приблизиться, впрочем, оставил. Обиделся…

Зарина помолчала немного, ожидая продолжения, но надувшийся Марек был непривычно молчалив и очень сердит. Кажется, ему и впрямь взбрело в голову, что Зарина сегодня вечером станет его… Ну, если так, он сильно просчитался! Она если кого и любила, так уж точно не щуплого, прыщавого, мерзкого, наглого юнца! Ей нравятся мужчины постарше. Вот, например, пан Роман… Богатырь, красавец, храбрый и благородный! И возраст вполне подходящий. Двадцать три года — не юнец, хотя и не старик! Свою госпожу как соперницу Зарина отметала со всем присущим юности пылом. Впрочем, имея на то все основания. Татьяна никогда доселе не отличалась постоянством в чувствах и Зарина не сомневалась, что года через два-три она остынет к любовнику… Тем более что, человек православный, пан Роман не сможет, даже если захочет, жениться на венчанной жене. Ему будет два пути: или искать и убить — в поединке или подло, в спину, боярина Совина, или искать себе другую жену, а с этой расставаться… На Волыни, говорят, процветают женские монастыри! Зарина же, пленница из благородной крымской семьи, вывезенная чуть ли не с самого полуострова, дочь аргыня [6]Мехмета, вполне разумно полагала, что шансов у неё ничуть не меньше… Хорошо, наверное, что совершенно уверенная в себе Татьяна Совина, мирно спящая сейчас в палатке, ни единым духом не подозревала о мыслях своей верной служанки!

— Зарина… — наконец-то нарушил тишину, а вместе с ней и уверенный, спокойный ток мыслей, приободрившийся за время её размышлений Марек. — Зарина, я тебя обожаю! Ты — богиня моих мыслей…

— …Фу, наслушался у хозяина! — безжалостно оборвала его Зарина. — Замолчи уже, надоел!

Марек, растерянный, запнулся и замолчал. Ему доселе не доводилось слышать таких слов, тем более — от женщины, которую он только что обнимал и целовал. Губы, пухлые по-детски, но прикрытые сверху густым каштановым пушком, предтечей будущего украшения каждого настоящего мужчины — усов, дрогнули обиженно. Как если бы Марек собрался заплакать.