У Фанга приключился приступ колита, поэтому, услышав жалобное тявканье, Майк откинул одеяло, как был, в одних трусах пробежал по полутемному дому и застал пса поскуливающим в гостиной. Бедняга прижался носом к стеклянной раздвижной двери.

Майк откатил ее в сторону, и пес сбежал по ступенькам крыльца, мгновенно исчезнув в густом белом тумане, окутавшем землю перед рассветом. Майк зевнул, прислушиваясь к тому, как Фанг мечется по заднему двору, обнюхивая траву и выискивая подходящее местечко, чтобы сделать свои дела. Как бы сильно собаке ни хотелось облегчиться, она должна сделать это именно в правильном месте…

Фанг залаял. Громкий, раскатистый звук прорезал раннее утро, и, прежде чем Майк успел позвать его домой, пес метнулся в лес и растворился в нем.

Майк взбежал наверх, поспешно влез в джинсы, сунул ноги в кеды, набросил на себя фланелевую рубашку, в которой был вчера вечером, распахнул москитную дверь и побежал по тропинке, ведущей в лес. Где-то впереди, в тумане, по-прежнему раздавался лай Фанга. Под ногами трещали сухие ветки.

Тропинка вывела его на главную дорогу, являвшую собой утрамбованный грунтовый проселок, который позже превратится в непролазную грязь. Этот поросший лесом район оставался последним незастроенным участком земли в Белхэме, частью природоохранной зоны, и зимой, на выходные, пруд Салмон-Брук кишел детишками, которые только учатся стоять на коньках, подростками постарше, играющими в хоккей, и взрослыми, надзирающими за своими чадами или просто собравшимися поболтать. Майк повернул налево и побежал по дороге. Туман плотной пеленой окутывал землю, и впереди по-прежнему раздавался лай Фанга, достаточно громкий, чтобы разбудить всю округу. Наверное, его сосед, Боб Доуэри, отставной пилот авиалиний, заслуживший репутацию местного жандарма, уже проснулся. Майк знал, что позже Боб непременно заявится к нему с унылым выражением на лице и примется читать нудную нотацию о том, каким должен быть ответственный владелец собаки.

Лай оборвался. Майк перешел на шаг и через несколько минут заметил Фанга, ожесточенно помахивающего хвостом в манере, которая безошибочно давала понять миру, что он пребывает в состоянии собачьего экстаза. На краю крутого склона на животе лежал человек. Мужчина, скорее всего. Женщина не стала бы надевать бушлат военного моряка и ярко-оранжевую охотничью шапочку, закрывавшую уши.

Мужчина застонал. Майк заметил, что ноги его изогнуты под каким-то неестественным углом.

Это сделал Фанг, своим весом в сто с чем-то фунтов сбив этого невезучего на землю.

— Фанг, ко мне!

Но пес был слишком занят, обнюхивая лежавшего. Майк слепил снежок и, привлекая внимание собаки, бросил его в сторону главной дороги, подальше от пруда. Фанг с восторгом припустил за ним, а Майк перенес все внимание нa мужчину.

— Прошу прощения, но он сорвался в лес раньше, чем я успел остановить его. Вы ранены?

Мужчина отмахнулся от его извинений. Он приподнялся на руках, опустив голову, так что лица его не было видно, и пополз по снегу к своей тросточке и маленькой красной пластмассовой трубочке — астматическому ингалятору. Майк наклонился и поднял его, уже собираясь передать мужчине, как вдруг обратил внимание на руки в коричневых пятнах и крючковатые паучьи пальцы.

— Дайте… его… мне, — прохрипел мужчина.

Звук этого задыхающегося хриплого голоса пронзил Майка, как удар током. Он выпрямился и отступил на шаг.

«Отдай ему ингалятор и уходи».

Да. Правила его условного освобождения предусматривали — нет, требовали! — чтобы он отдал ингалятор и ушел.

Вложи ингалятор ему в руку, бегом возвращайся домой и позвони по номеру 9-1-1, а потом Меррику. Произошел несчастный случай, детектив. Клянусь, во всем виноват пес. Я подобрал ингалятор, отдал его ему, ушел и набрал 9-1-1. Видите, какой я добрый самаритянин и законопослушный гражданин. Видите, я держу свой гнев под контролем, доктор Ти. Ну, давайте сюда свой анализатор дыхания, мистер Теста, и сами увидите, что я чист, как агнец…

И тут Майк вспомнил гаденькую довольную улыбочку Джоуны в бакалейной лавке. Ты — мой, говорила она. Я забрал у тебя дочь, а теперь и ты сам принадлежишь мне и ничего не можешь с этим поделать.

«Отдай ему ингалятор и уходи!»

— Что вы делаете здесь в такую рань?

Джоуна не поднимал голову, и пар от дыхания клубился вокруг его лица.

— Рассвет. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на… рассвет… перед тем, как… — Каждое слово давалось ему с невероятным трудом, словно на грудь ему возложили мельничные жернова. — Ингалятор…

Майк присел рядом с ним на корточки и зажал ингалятор между большим и указательным пальцами.

— Посмотри на меня.

Бывший священник медленно поднял глаза на Майка.

— Ты скажешь мне, где Сара, — потребовал Майк. — Ты скажешь мне то, что я хочу знать, а я отдам тебе ингалятор.

— Мне… нечем… дышать…

— Очень хорошо. Теперь ты представляешь, что я чувствую каждый день в течение последних пяти лет.

В глазах Джоуны отразилась паника. Легкие его захрипели, словно мокрый цемент всасывали шлангом пылесоса.

— Мне… нечем…

— Что ты с ней сделал?

Губы Джоуны шевелились, пытаясь сделать глоток воздуха. Трахею у него свело судорогой, и сейчас он тонул и океане свежего воздуха. Майк вдруг понял, что какая-то часть его наслаждается этим зрелищем панического ужаса в глазах калеки.

Майк покрутил ингалятором перед носом Джоуны.

— Одно впрыскивание, и ты снова сможешь дышать.

— Мне… нечем…

— Сможешь и будешь.

— Пожалуйста. — Джоуна умолял, и теперь отчаяние звучало уже и в его голосе.

— Ты хочешь умереть здесь?

Джоуна отчаянно рванулся к ингалятору, но Майк вовремя сжал руку.

— Никто тебе не поможет, — сказал Майк, глядя, как костлявые пальцы Джоуны тщетно пытаются разжать его кулак. — Ты скажешь мне, что случилось с Сарой и двумя другими девочками, и скажешь это сейчас или так и сдохнешь здесь.

Джоуна не отвечал. Майк нажал большим пальцем на металлический колпачок, ингалятор зашипел и выпустил в воздух струйку лекарства.

— Мне… нечем…

Майк все нажимал и нажимал на колпачок, а Джоуна следил за ним полными слез глазами.

— Скажи мне, — сквозь стиснутые зубы процедил Майк. — Скажи мне, и я подарю тебе жизнь.

Джоуна повалился на снег. Лицо его покраснело от напряжения. Майк сел на него верхом и обеими руками ухватился за воротник бушлата.

— Ты должен мне сказать. Ты ведь был священником, помнишь? Тебе нужно мое прощение. — Майк встряхнул его. — Говори, что случилось с моей дочерью?

Джоуна пошевелил губами, но не произнес ни слова.

Майк наклонился над лежащим, приблизив ухо к его губам. Он оказался настолько близко от своего врага, что уловил его гнилостное дыхание, в котором чувствовался страх. Это был запах Смерти.

— Отче наш… Иже еси на небесех…

Майк отдернул голову. Джоуна смотрел в небо. Бескровные губы его шевельнулись, на них пузырилась пена, выкашливая мокроту и прочую жидкость, что закупорила его дыхательное горло.

— …да святится… имя…

Майк снова встряхнул его.

— Я нужен тебе, чтобы простить.

—.. да приидет Царствие Твое…

— Покайся. Я дам тебе шанс искупить свою вину. А теперь говори, сукин ты сын!

—.. яко на небеси и на земли…

Майк тряхнул Джоуну так, что у того лязгнули зубы.

— Говори, будь ты проклят! ГОВОРИ!

В глазах Джоуны появилось мечтательное, отсутствующее выражение. Туман начал рассеиваться, и краем глаза Майк заметил Фанга на другой стороне дороги. Пес увлеченно елозил носом по земле, вынюхивая что-то и приближаясь к пруду «Вертолетик! — сказала Сара, тыча пальцем в телевизор, на экране которого девочка каталась по льду на коньках, а потом вдруг подпрыгнула и сделала в воздухе пируэт, прежде чем приземлиться. — Я тоже хочу научиться крутить вертолетик, папочка». И он повел ее на пруд, надел ей коньки, зашнуровал их, а потом поставил на лед два ящика из-под молока. Прижав к ним ее ладошки, он показал дочери, как надо отталкиваться и сохранять равновесие. Сара внимательно выслушала его, но потом опять пожелала узнать, когда он покажет ей, как прыгать вертолетиком. Сможет ли она научиться такому прыжку, когда вырастет? О да, конечно, на свете нет ничего невозможного, надо только верить, верить искренне и вести себя хорошо, и еще молиться, и тогда Господь защитит тебя, потому что Господь — это и есть любовь, и свет, и…