К тому же следовало признать, сказала себе Карен, что до сих пор ситуация развивалась из рук вон плохо. Она уже успела нарушить все разработанные для подобных случаев правила поведения, словно какой-нибудь зеленый новичок в первый день работы на новом месте. Ей следовало крикнуть: «Не двигайся, урод! ФБР!» – и он бы тут же наложил в штаны и бросил свою пушку, сдаваясь представителю органов правопорядка. И теперешний кошмар закончился бы не начавшись. По крайней мере именно так показывали в старых фильмах, которые она смотрела по телевизору в детстве.

Но реальность оказалась совсем иной. Во всяком случае в том, что касалось лично ее, Карен Вейл. Потому что двойнику Алвина, который стоял сейчас перед ней, все происходящее представлялось безумной и классной выходкой, кайфом и сном, в котором он может сделать все, что угодно, и ему за это ничего не будет.

И это беспокоило Карен больше всего.

Она по-прежнему крепко сжимала «Глок» обеими руками, целясь Алвину в переносицу. Он был всего в каких-нибудь двадцати футах, но женщина, которую он обнимал, точнее душил, одной рукой, оказалась прижатой к нему слишком тесно, чтобы Вейн отважилась выстрелить.

Еще одно нарушенное правило заключалось в том, что она должна была разговаривать с Алвином спокойно, не повышая голоса, чтобы не провоцировать его на агрессивные действия. Впрочем, данное правило, как и другие, излагалось в «Руководстве по проведению следственных и оперативных действий», которое в Бюро именовалось коротко и неблагозвучно – ПСОД. А Карен, вдобавок, еще и считала, что сей трактат отличается изрядной близорукостью, чтобы не сказать ограниченностью. Например, сейчас она была твердо уверена в одном: яйцеголовый умник, накропавший ПСОД, никогда не сталкивался с одурманенным преступником, который пританцовывает перед тобой, угрожая револьвером тридцать восьмого калибра.

Вот так они и стояли напротив друг друга. Алвин подергивался и приплясывал, и его движения очень походили на замедленную пляску Святого Витта, в которой, помимо него самого, участвовала еще и заложница. А Карен, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, упражнялась в стойке, которую кто-то нарек мексиканской. Интересно, можно ли назвать подобное выражение политкорректным? Она не знала, да ее и не интересовали подобные тонкости. Снаружи не располагались бойцы взвода поддержки, и снайпер не целился через стекла банковской витрины в лоб Алвину, наведя на него крошечную красную точку лазерного прицела и ожидая команды открыть огонь. Она всего лишь зашла в банк, чтобы положить деньги на счет, – и пожалуйста!

Карен сделала вид, что напряженно вглядывается через левое плечо Алвина, а потом быстро перевела взгляд на его лицо, как будто увидела кого то у него за спиной и как будто этот «кто-то» подкрадывается к нему сзади, чтобы огреть по голове. Она увидела, как грабитель прищурился, заметив ее мгновенный взгляд. Но он не клюнул на эту наживку, и его выпученные глаза по-прежнему испуганно прыгали то вправо, то влево от нее. Пожалуй, самое время переходить к более решительным действиям.

Карен снова слегка повернула голову и посмотрела налево, после чего, вспомнив детские годы и постановки в школьном драмкружке, крикнула ясным и звонким командным голосом:

– Нет, не стреляй!

На этот раз уловка сработала. Алвин дернулся и бросил взгляд через левое плечо, одновременно нагибая голову заложницы вниз и в сторону. Карен выстрелила и не промахнулась. Пуля угодила придурку прямо в висок. Он еще падал на пол, медленно сгибаясь пополам, а она уже спрашивала себя: «А стоило ли стрелять на поражение?»

Собственно, она сказала себе и кое-что еще. А именно то, что должна сдвинуться с места и пинком отшвырнуть куда-нибудь подальше револьвер, выпавший из его руки. И сейчас ее меньше всего занимал вопрос о том, правильно ли она поступила, застрелив подонка. В ФБР существовала Служба внутренних расследований, СВР, вот пусть она и разбирается, имела Карен право стрелять на поражение или нет. А в том, что СВР разберется, сомнений не было. Заложница, пусть измученная и бьющаяся в истерике, осталась жива. И в данный момент все остальное не имело значения.

Отшвырнув подальше револьвер Алвина, Карен наклонилась, чтобы лучше разглядеть его лицо. С этого расстояния и под таким углом он ничуть не походил на Алвина. Впрочем, может быть, это несходство объяснялось неестественно вытаращенными остекленевшими глазами, какие бывают у загнанного оленя, ослепленного прожектором охотников, или аккуратной раной на виске, из которой медленно сочилась кровь. Трудно сказать.

Внимание Карен привлекла суета банковских кассиров и охранников, которые поспешили выбраться из своих укрытий. Заложница рыдала в три ручья, дрожа как в лихорадке и бессвязно выкрикивая что-то неразборчивое. К ней подскочил мужчина в сером костюме и принялся успокаивать, нашептывая что-то на ухо.

– Не стойте столбом! – обратилась Карен к ближайшему охраннику. – Наберите 9–1 -1 и скажите, что офицеру полиции требуется помощь.

Строго говоря, это была не совсем правда, но во всяком случае и не ложь. Тем не менее она считала, что копы примчатся на вызов быстрее и охотнее, если будут думать, что помощь нужна их коллеге-полицейскому, а не агенту ФБР. Местные стражи порядка относились к федералам, мягко говоря, без особой симпатии. Но когда речь заходила о налетах на банки, полиция обязана была сотрудничать с Бюро, так что с этой стороны Карен не ждала особых неприятностей.

Повернувшись спиной к трупу налетчика, она едва не подпрыгнула от неожиданности – на поясе у нее завибрировал коммуникатор «Блэкберри». [4]Бросив взгляд на экран, Карен почувствовала, как внутри все похолодело. Сердце, все еще заходившееся после прилива адреналина, вдруг замерло в груди. От короткого текстового сообщения у нее перехватило дыхание.

А она-то надеялась, что такого больше не повторится. Она надеялась, что все уже закончилось.

Напрасно. Убийца по прозвищу Окулист выбрал себе очередную жертву.

За все шесть лет работы штатным психологом ФБР Карен Вейл еще никогда не приходилось испытывать ничего подобного. Она видела снимки разложившихся и выпотрошенных трупов, видела тела с отрубленными головами или руками. За семь лет работы сначала полицейским, а затем детективом убойного отдела в Нью-Йорке она навидалась невероятных по своей дикости разборок между бандами подростков, перестрелок из автомобилей, детей, оставшихся без родителей, и познакомилась с системой, которую, как частенько бывало, больше интересует политика, а не благополучие граждан.

Но это место преступления ужаснуло своей жестокостью даже ее. Тридцатилетняя молодая женщина рассталась с жизнью в своей спальне. Женщина, которой, казалось, светила многообещающая карьера финансового аналитика. На кухонном столике лежала коробочка с визитными карточками от компании «МакГинти и Поллок», и запах свежей типографской краски на белых прямоугольниках щекотал Карен ноздри.

Она заложила за ухо выбившуюся прядь рыжих волос и опустилась на колени, чтобы рассмотреть кровавое пятно на полу рядом с дверью спальни.

– Тот, кто сделал это, больной на голову, – пробормотала Карен себе под нос, и Поль Бледсоу, детектив из отдела по расследованию убийств округа Фэрфакс, внезапно материализовавшийся подле нее, только хмыкнул в знак согласия. Его звучный баритон едва не потряс ее. Едва,потому что теперь немногое в этой жизни могло удивить ее по-настоящему.

– Все они одинаковы, – заявил Бледсоу.

Коренастый невысокий мужчина всего пяти футов и восьми дюймов росту, он компенсировал этот недостаток такой шириной плеч, что даже пьяный подумал бы дважды, прежде чем связываться с ним. Глубоко посаженные темные глаза и зачесанные на прямой пробор черные волосы вкупе с оливковой кожей придавали его облику сходство с опереточным итальянским злодеем. На самом же деле он был полукровкой, в жилах которого греческая и итальянская кровь смешались с ирландской.