Поиск

В первый день наступившего нового года вся семья де Вуази

—

баронесса Матильда, вдова умершего внука барона, старика Амальри­ка де Вуази, ее дети и дед Жан-Пьер

—

вновь собралась у камина в большом зале родового замка.

Благородная вдова начала с того, что собра­ла семейство по важнейшему случаю

—

сооб­щить удивительную новость, уже взволновав­шую всю Францию и пол-Европы.

—   

Вы только представьте, какую вели­кую милость посылает нам Господь Всемогу­щий!

—

восторженно проговорила баронесса.

—

В одной из церквей в Лирее, что в Шампани, неподалеку от Труа, всего-то четыре сотни миль от нас, хранилась драгоценнейшая рели­квия всего христианства.

—

Баронесса всплес­нула руками и продолжила, подчеркивая важ­ность каждого слова:

—

Плащаница, в которую был завернут снятый с креста Спаситель наш Иисус Христос, когда укладывали тело Его в каменную гробницу, из которой через три дня во славе восстал Он. Пелена эта чудом сохра­нилась до времен наших, долго скрываемая в

потаенном месте. И вот некоторое время на­зад выставили ее на всеобщее обозрение в церк­ви Лирея.

 

Все присутствующие с удивлением пока­чали головами.

—   

Но самое удивительное то,

—

продолжала тем временем баронесса,

—

что на пелене из льна отчетливо виден оттиск тела Господа нашего Иисуса Христа. Все тело Его изранено во время пути к месту казни.

—   

Значит, эта плащаница схожа с той пе­леной, которой святая Вероника утерла лицо Иисуса, покрытое потом и кровью?

—

спросила старшая дочь баронессы Жанна.

—   

Да, именно так,

—

ответствовала баро­несса,

—

только эта плащаница находится не так далеко от нас, а пелена святой Вероники далеко, хранится в Риме и выставляется на всеобщий показ крайне редко. Я надеюсь, что очень скоро мы сами сможем увидеть плаща­ницу в Лирее.

—   

Но где же тогда находилась все эти века удивительная пелена?

—

не скрывая скепсиса, спросил барон Жан-Пьер де Вуази.

—

И каким образом очутилась она в Лирее? И кто владе­ет ею?

—   

Святая плащаница,

—

объяснила баронес­са,

—

принадлежит графу Жоффруа де Шарни. Откуда она у него, он предпочитает молчать. Или же отвечает, что пелену ему великодуш­но подарили. Вот только не говорит кто. Из­вестно наверняка лишь одно: не так давно он писал письмо папе Клементу VI, в котором просил дозволения выставить плащаницу с

отображением Господа нашего на людское обо­зрение. Папа тут же отправил из Авиньона в Лирей множество ученых мужей. Те проверили пелену, и вот плащаницу уже являют всем лю­дям лирейским. Так что Лирей ныне сделался крупнейшим местом паломничества. Пилигри­мы со всех уголков Франции собираются в нем. Жоффруа де Шарни уже приказал чеканить памятные медали. Эти серебряные талеры изображают Иисуса, каким Его можно видеть на плащанице.

—   

Но отчего ж тогда не разъясняют, где граф держал до того эту плащаницу?

—

упря­мо повторил свой вопрос Жан-Пьер де Вуази.

—   

Рассказывают,

—

произнесла баронесса,

—

что Жоффруа де Шарни получил пеле­ну от францисканцев. А те обрели ее в свою очередь много десятилетий назад у одного из своих орденских братьев, некоего Гюго де Бульо.

—   

Гюго де Бульо?

—

прошептал барон Жан-Пьер де Вуази.

—

Да, я знал его в молодые мои годы... в Святой земле...

—

И проговорил уже во всеуслышание:

—

Все верно, сей фрадре Гюго тогда странствовал по всему миру, всюду разыскивая древние реликвии. И многое нашел он, особенно в Святой земле. Неужели же Гюго разыскал истинную плащаницу Иисуса?

—   

Так ты знал его? Беседовал с ним?

—

вски­нулся Жеро, старший в семействе, пятнадцатилетний мальчик с зелеными глазами и рыжими кудрями.

—   

Да, беседовал...

—

задумчиво отозвался ба­рон и смолк. Лицо его несколько омрачилось.

Баронесса продолжила свой рассказ:

—  

Неудивительно, что святая плащаница была отдана Гюго де Бульо и орденом фран­цисканцев в Аирей. Граф Жоффруа де Шар­ни всегда покровительствовал ордену святого Франциска. А вот епископ Труа, Генри де Пуа­тье, отчего-то усомнился в подлинности рели­квии.

—

Баронесса подалась вперед к своим слушателям.

—

Но на плащанице кровь, старая, древняя даже! И эта кровь бесценна, благодаря ей мы были спасены!

—  

А когда мы сможем увидеть плащаницу?

—

закричали дети баронессы.

—  

Весной, вероятно, ныне слишком холодно,

—

улыбнулась та.

—  

Фрадре Гюго де Бульо...

—

вновь прошеп­тал Жан-Пьер де Вуази.

—

Неужели же он на­шел плащаницу Иисуса?

—

И решительно произ­нес:

—

Я тоже отправляюсь с вами в Лирей...

—  

Но дедушка!

—

ахнула баронесса.

—

Это путешествие может стать погибельным для вас. Я боюсь, что вы не выдержите всех тягот пути!

—  

Дело решенное, я еду,

—

по голосу стар­ца было ясно, что никаких возражений он не потерпит.

—

Я хочу увидеть лицо человека из Назарета — если, конечно, оно и в самом деле принадлежит ему...

В начале марта 1349 года семейство де Вуази отправилось в паломничество в Лирей.

Опираясь на плечо слуги, Жан-Пъер де Вуази вышел во двор замка. На нем был длиннопо­лый темно-зеленый костюм пилигрима и плащ

такого же цвета. Через левое плечо старика была перекинута кожаная сумка паломника, как то предписывали обычай и традиции: сума должна быть малой, а содержимое ее скудным, ибо в пути паломникам следует полагаться на милость Бога и возвращаться в родные края просветленными и освобожденными духовно и материально. Сума всегда должна быть от­крыта, дабы пилигрим мог добровольно жертвовать. В правой руке старый барон держал посох пилигрима

—

можно было не только за­щищаться им от волков, змей, одичавших со­бак и прочих врагов, но и использовать его как третью ногу.

Много было прозваний у тех, кто отправ­лялся в паломничество: пилигримов в Святую землю называли «пальмиери», так как в той земле они могли сорвать себе пальмовую ветвь. «Перегрини» назывались те, кто отправлялся к гробу святого апостола Иакова, потому что они и в самом деле странствовали по чуже­дальним краям, а не плыли на кораблях, как паломники в Палестину. «Ромеями» назывались странствующие в Рим.

«Ежели отправляешься ты в Иерусалим, не­си пальмовую ветвь как символ твоего три­умфа. Ежели отправился ты в Сантьяго к святому Иакову, то неси раковину как сим­вол доброго твоего деяния»,

—

говорила старая книжица паломников о специфических знаках, которыми пользовались пилигримы во время своих странствий. Один из таких знаков ба­ронесса Матильда прикрепила на грудь старо­му де Вуази

—

экземпляр той самой медали с

изображением плащаницы Лирейской, которую велел отчеканить граф Жоффруа де Шарни.

...На восьмой день своего паломничества еще затемно они приближались к желанной цели

—

Лирейскому собору.

Скромный свет ущербной луны и туман, стелющийся по земле, придавали окружающе­му их пейзажу

—

оголенным деревьям и пустым полям

—

вид несколько зловещий и диковатый. Небо в то утро, правда, было безоблачным, и, если повезет путникам, вскоре должно было появиться солнце.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: