— Думаете, они смогут помочь? — спросил Виктор с некоторым сомнением. Все-таки где-то на обочине его души еще, наверно, жил мазурик Федька-Федуло: для того и постовой на углу – сила достаточно грозная, не то что НКВД, с которым при поддержке этих сомнительных короля и императора вознамерился тягаться Селафиил.

Однако на это Арнольд Иванович с полной уверенностью ответил:

— Думаю, в мире нет ничего такого, чего они не могли бы. Но только даром эти двое ничего не делают. За все с ними надо расплачиваться – и ох как дорого!

Виктор спросил:

— Душу им заложить, что ли?

Не очень бы, право, удивился, если бы после всего сказанного ответ был именно таким. Но Арнольд Иванович лишь улыбнулся:

— Все эти сказки с закладом души – из куда более позднего времени. Нет, наши с тобой души им не нужны – у них и собственные-то не уверен, что имеются. Впрочем, тут вопрос спорный: что появилось раньше, голод или душа… Как бы то ни было, но расплаты они требуют чистоганом. Причем бумажки им не нужны – только золото и драгоценности. Кое-что мне удалось собрать…

Виктор с самого начала заметил, что Арнольд Иванович держит в руке набитый чем-то чулок. А теперь тот взял да и высыпал содержимое чулка на стол.

Это были золотые монеты разных стран. На столе выросла изрядная горка золота. Тут было наверняка целое состояние. Во сколько оно оценивается на нынешние деньги, Виктор и представить себе не мог.

— Увы, здесь слишком мало, — вздохнул, однако, Арнольд Иванович. — За мое дело они заломили слишком высокую цену. То, что ты видишь – всего лишь треть назначенного, а они берут задаток ровно в половину цены. Такое уж правило у них сложилось в течение многих веков, и менять его они не собираются. Тем не менее, эту треть я им завтра отдам. Они все равно ничего не начнут делать, пока не добавлю до половины, но так я хотя бы буду иметь надежду, что, получив остальное, они выполнят мой заказ.

— А не обманут? — спросил Виктор. — Эту треть заберут – и смоются…

— К сожалению, никуда они не смоются, — вздохнул Арнольд Иванович. — Договорились так: два дня они будут ждать недостающего, а если не получат – сочтут все за обман. А обмана они не прощают, уж ты мне поверь. И тогда они сами ко мне придут…

Зачем придут – он не договорил, но Виктор почувствовал что-то страшное, стоявшее за тем визитом.

— И где ж мы наберем остальное? — спросил он.

Арнольд Иванович сказал:

— Есть одна мысль… Думаю, мы завтра к ночи добудем все, что требуется. Надеюсь, ты мне поможешь?

— Конечно!

— Вот и замечательно… А днем пойду к ним с тем, что пока есть. — И с этими словами Арнольд Иванович пересыпал золотые монеты обратно в чулок.

На следующий день Виктор нетерпеливо ждал его возвращения.

Вернулся Арнольд Иванович только под вечер. Лицо у него было серое и вообще весь вид был такой, словно его терзали калеными щипцами. Обессиленный, опустился на стул и сказал:

— Да, не приведи Господь еще раз оказаться там… — Объяснять, однако, что там было, не стал. Только добавил, постепенно приходя в себя: — Но боюсь, если они сами сюда заявятся – будет еще хуже…

Впервые Виктор на лице отважного архангела Селафиила видел такой страх и наконец-таки осознал, что с более грозной силой они вправду еще не сталкивались. Этот страх заражал, и уже Колобуил чувствовал себя едва ли не заробевшим Федулой, притаившимся у своего котла.

— А чтобы они не заявились, — помолчав немного, продолжил Арнольд Иванович, — предстоит нам с тобой сейчас работенка. Не люблю я таких вещей, но что поделаешь… Придется тебе снова переодеваться в девичье платье…

Да на что угодно готов был Виктор, чтобы только эти страшные "они", не дай Бог, не заявлялись… Что же касается девичьего платья, то он его однажды, помогая Селафиилу по делам Ордена, уже надевал. И выглядел в нем точь-в-точь как девчонка, потому что был худ, невысок и усы еще не начинали пробиваться.

Противно было, конечно – но ради Арнольда Ивановича!.. Особенно сейчас!..

Суть дела тот объяснил уже по пути. Идти пришлось не спеша – быстро Виктор не мог в дамских туфельках, все время приходилось смотреть под ноги, чтоб не упасть, но слушал при этом внимательно.

Позавчера НКВД проводило шмон у самого крупного в Москве барыги – скупщика краденого. Шмоном руководил не больше не меньше как комиссар госбезопасности. И золота, и драгоценностей нашли очень много. А вот сдали потом…

Арнольд Иванович точно знал, что сдали хоть и много, но куда меньше, чем должны бы. И значит, львиная доля изъятого прилипла к рукам того самого комиссара. За подобные штучки комиссару по нынешним временам полагалась вполне законная "вышка". Откуда доктор Арнольд Иванович прознал обо всем этом, было, разумеется, тайной, а по легенде, которую он придумал, узнал случайно от племянницы барыги, вполне честной девицы, каковую, племянницу, для пущей убедительности и прихватил с собой. В действительности – его, Виктора, то есть.

Комиссар проживал неподалеку от них, в хорошем доме на Самотеке. Вошли в подъезд, постучали в дверь.

Там, в двери, у комиссара глазок был. Увидел, что это всего лишь знакомый доктор с какой-то девчушкой – открыл сразу же. А девчушка с порога – в слезы:

— Отдайте, пожалуйста, что у дяди Пети отняли, дяденька комиссар!

Тот глаза выпучил – вроде как ничего не понимает.

Тогда ему доктор Арнольд Иванович доходчиво все объяснил. Девчушка-де из хорошей семьи, он как доктор эту семью давно и довольно близко знает. И о том, что родственничек их воровской барыга, ведать там не ведал никто. А вот после обыска этого…

После обыска нагрянул к ним вдруг фартовый люд. У них, у фартовых, свои, видно, людишки водились в самом НКВД, от которых те узнали, сколько золотишка было комиссаром сдано. Прикинули – не дураки, чай – а у барыги должно было быть минимум втрое против того. В задачке спрашивается: где остальные две трети?.. Решили, что их барыга у родни своей держал – и с ножом к горлу: либо золотишко с камешками немедля возвернете, либо девчушку свою найдете через день без головы, а голову отдельно пришлем в тортовой коробке с бантиком…

Комиссар белый весь, знает, что дело для него "вышкой" пахнет, однако за свое держится:

— Совершенно не понимаю, товарищ Серебряков, я-то здесь при чем?

Арнольд Иванович ему – вроде как даже с сочувствием:

— Да при том, при том, Пал Аркадьич! Когда и после таких угроз бандиты своего добра не получат – смекнут, к чьим рукам оно прилипло. А мы-то с вами, Пал Аркадьич, оба это хорошо знаем, не так ли? И если девчушка из-за этого погибнет безвинно – я, поверьте, не стану молчать.

Затрясло комиссара мелкой дрожью. Как лист осенний прошелестел:

— Не губите, товарищ Серебряков…

— Да я и не собираюсь вас губить, — спокойно сказал Арнольд Иванович. — Другой, право, заботы нет, как вас губить. У вас и выход есть – проще не придумаешь. Прямо сейчас отдайте все этой девчушке, а она, когда воры к ним в дом снова заявятся, все им и отдаст – мол, нашла случайно вчера в подполе. И сама жива останется, и на вас никакого намека. По-моему, единственное разумное решение, так что уж давайте, Пал Аркадьич, а не то…

— Да, да, конечно!.. Сейчас!.. — Комиссар метнулся в комнату, не было его довольно долго, наконец вынес большой узел, протянул его трясущимися руками: — Вот, товарищ Серебряков. Слово большевика – здесь все до грамма!.. Но только – заклинаю вас!..

— Все в порядке, — невозмутимо отозвался Арнольд Иванович. — Можете не тревожиться, поскольку все разрешилось самым наилучшим образом. С вашей стороны это было разумно. Держи, Катюша. — И он, как пустяковину какую-нибудь, протянул тяжелый узел этой самой Катюше (Виктору, стало быть). — Не извольте гневаться, Пал Аркадьич, за поздний визит. Желаю здравствовать.