Что верно, то верно. Эта раса профессоров миллион лет занималась своим делом… Работы хватит еще на миллион лет и еще на миллион… Не видно ей ни конца ни края.

— Не могу сообразить, зачем они это делают, — сказал я. — Что им за выгода?

— Для них-то выгоды нет, — ответил Хэч, — а для нас есть. Скажу я тебе, капитан, придется нам голову поломать, как это все получше использовать.

Я рассказал ему, что придумал относительно предварительного ознакомления с шашками. Хэч был в восторге.

— Да, капитан, ты своего не упустишь. Так и надо. Мы из этого дела выдоим все до последнего цента.

— Мне кажется, мы должны заниматься предварительным знакомством методично, — сказал я. — Начать с самого начала и… до конца.

Хэч сказал, что он подумал о том же.

— Но для этого потребуется уйма времени, — предупредил он.

— Вот поэтому надо начать сейчас же. Основной ориентировочный курс уже на борту. Можем начать с него. Надо только запустить машину, Блин тебе поможет.

— Поможет мне! — завопил Хэч. — Кто сказал, что это должен делать я? Да я для этого дела совсем не гожусь. Ты же сам знаешь, я сроду ничего не читал…

— А это не чтение. Ты будешь жить в этом. Будешь развлекаться, пока остальные пупки себе надрывают.

— Не буду я.

— Послушай, — сказал я, — давай немного пораскинем мозгами. Мне надо быть здесь, у башни, и следить, чтобы все шло как следует. И профессору я могу понадобиться для очередного совещания. Фрост заправляет погрузкой. Док на губе. Остаешься ты с Блином. Доверить предварительное ознакомление Блину я не могу. Он слишком рассеянный. Целое состояние может проскользнуть мимо него, а он и не чухнется. А ты человек сообразительный, у тебя есть чувство ответственности, и я считаю…

— Ну, коли так, — сказал Хэч, весь напыжившийся от гордости, — то мне кажется, самый подходящий человек для этого дела — я.

К вечеру мы устали, как собаки, но настроение было прекрасное. Погрузка началась отлично, и через несколько дней мы уже будем лететь к дому.

Хэч за ужином был какой-то задумчивый. К еде едва притронулся. Он не говорил ни слова и сидел с таким видом, будто у него что-то на уме.

При первом же удобном случае я спросил его:

— Как дела, Хэч?

— Ничего, — сказал он. — Болтовня всякая. Объясняют, что к чему. Болтовня.

— А что говорят?

— Да не говорят… в общем трудно выразить это словами. Может, у тебя на днях найдется время попробовать это самому?

— Можешь быть уверен, я сделаю это, — ответил я, немного разозлившись на него.

— Пока в этом деле деньгами и не пахнет, — сказал Хэч.

Тут я ему поверил. Хэч углядел бы доллар и за двадцать миль.

Я пошел к корабельному карцеру — посмотреть, что там поделывает Док. Он был трезвый. И не раскаявшийся.

— На этот раз ты превзошел самого себя, — сказал он. — Продавать эти штуковины ты не имеешь права. В башне хранятся знания, принадлежащие всей Галактике… бесплатные…

Я рассказал ему, что случилось — как мы узнали, что башня — это университет, и как мы на самом законном основании грузим на корабль курсы, предназначенные для человечества. Я старался говорить веско, будто мы делали какое-то благородное дело, но Док не поверил ни единому слову.

— Ты бы даже своей умирающей бабушке не дал глотка воды, если бы она не заплатила тебе вперед, — оказал он. — Не заливай-ка тут о служении человечеству.

Я оставил его еще пожариться в карцере, а сам пошел к себе в каюту. Я сердился на Хэча, весь кипел от слов Дока и до изнеможения устал. Уснул я тотчас.

Работа продолжалась еще несколько дней и уже приближалась к концу.

Я был очень доволен. После ужина спустился по трапу и, сев у корабля на землю, посмотрел на башню. Она была все такая же величественная, но уже не казалась столь большой, как в первый день, — ослабло чувство удивления не только перед нею, но и перед той целью, ради которой ее построили.

Стоит нам вернуться в нашу родную цивилизацию, пообещал я себе, как мы сразу развернемся. Наверно, претендовать законным путем мы на планету не сможем, потому что профессора — существа разумные, а владеть планетой с разумными существами нельзя, но есть еще много способов прибрать ее к рукам.

Я сидел и удивлялся, почему это никто не спускается посидеть со мной. Никто так и не вышел, и я, наконец, полез по трапу.

Я пошел к корабельному карцеру, чтобы потолковать с Доком. Он по-прежнему не смирился, но и не был настроен особенно враждебно.

— Знаешь, капитан, — сказал он, — временами у нас были разные взгляды на вещи, но я уважал тебя, а порой ты мне даже нравился.

— К чему ты это клонишь? — спросил я. — Думаешь, такие разговорчики помогут тебе выкарабкаться отсюда?

— Тут кое-что заваривается, и, наверно, тебе это надо знать. Ты откровенный негодяй. Ты даже не возьмешь на себя труд отрицать это. Ты человек неразборчивый в средствах и, наверно, бессовестный, но ты хотя бы не лицемеришь. Ты…

— Выкладывай, что происходит! Если сам не скажешь, я войду и такое с тобой сделаю, что ты у меня сразу заговоришь.

— Хэч приходил сюда несколько раз, — сказал Док. — Приглашал подняться наверх и послушать те записи, с которыми он возится. Говорил, что это точнехонько по моей части. Сказал, что я не пожалею. Но в том, как он себя вел, было что-то не то, что-то трусливое. — Он уставился на меня сквозь решетку. — Вы же знаете, капитан, Хэч никогда не отличался трусостью.

— Давай продолжай!

— Хэч сделал какое-то открытие, капитан. На вашем месте я делал бы такие открытия сам.

Я умчался, даже не ответив ему. Я вспомнил, как вел себя Хэч за ужином. Кстати, и кое-кто еще вел себя странно. Как бы ни был занят капитан, он никогда не должен упускать из виду свою команду… не упускать ее ни на минуту. А я упустил. И все из-за спешки, из-за желания скорее загрузиться и удрать, пока что-нибудь не случилось.

И вот что-то все-таки случилось. Никто не спустился посидеть со мной. За ужином не было сказано и десятка слов. Чувствовалось, что все идет шиворот-навыворот.

Ворвавшись в рубку, я захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. Кроме Хэча, там были Блин с Фростом, а на плетеном сиденье машины устроился человек, в котором я узнал одного из подчиненных Хэча.

Я стоял, не говоря ни слова, а все трое смотрели на меня. Человек со шлемом на голове не заметил моего прихода… да его тут и не было.

— Ну, Хэч, — сказал я, — выкладывай все начистоту. Что это значит? Почему этот человек занимается предварительным знакомством? Я думал, что только ты и…

— Капитан, — сказал Фрост, — мы как раз собирались сказать тебе.

— Молчать! Я спрашиваю Хэча.

— Фрост верно сказал, — стал объяснять Хэч. — Мы давно уже хотели рассказать тебе все. Да ты был очень занят, и так как нам немного трудновато…

— Что в этом трудного?

— Ну, ты решил во что бы то ни стало разбогатеть. И поэтому нашу новость мы пытаемся сообщить тебе осторожно.

Я подошел к ним.

— Не понимаю, о чем вы говорите… Ведь нам же по-прежнему светит большая прибыль. Ты знаешь, Хэч, что от тебя может остаться мокрое место, и если ты не хочешь, чтобы я взялся за тебя, выкладывай-ка все побыстрее.

— Никакая прибыль нам не светит, капитан, — спокойно сказал Фрост. — Мы увезем все эти штуковины и сдадим их властям.

— Да вы все с ума посходили! — взревел я. — Сколько лет, сколько сил мы убили, охотясь за кушем! А теперь, когда он уже у нас в кармане, когда мы можем ходить босиком по горе тысячедолларовых бумажек, вы тут передо мной строите из себя святую невинность. Какого…

— Если бы мы это сделали, мы поступили бы нечестно, сэр.

И это «сэр» испугало меня больше всего. До сих пор Блин не величал меня так ни разу.

Я переводил взгляд с одного на другого, и от выражения их лиц у меня мороз по коже пошел. Они все до единого были согласны с Блином.