— Во много раз больше, — подтвердила Эдна.

Китаец за прилавком предложил им свою помощь. Пэм, стараясь держаться так, словно хорошо знает это место, что было очень непросто, когда у тебя из сумочки торчит путеводитель по Нью-Йорку, спросила:

— А где здесь у вас настоящий товар?

— Что? — удивился продавец.

— Ваши сумки очень милые, — проговорила она. — Но где вы храните самые лучшие?

Эдна в тревоге покачала головой:

— Нет-нет, нас все устраивает. Мы выберем что-нибудь из этого.

Но Пэм стояла на своем:

— Подруга сказала мне, хотя я не уверена, что она имела в виду именно ваш магазин, будто у вас есть и другие сумки, помимо тех, которые выставлены в витрине.

Китаец пожал плечами.

— Посмотрите еще вон там! — Он указал в глубь магазина. Место напоминало кроличью нору.

Пэм подошла к следующему киоску и, мельком бросив взгляд на сумки, спросила пожилую китаянку в ярко-красной шелковой блузке, где они прячут самый лучший товар.

— Вы о чем? — изумилась женщина.

— Лучшие сумки, — объяснила Пэм. — Самые крутые подделки.

Китаянка смерила Пэм и Эдну долгим взглядом, вероятно, подумав, что если эти две женщины полицейские, то они явно выбрали самое лучшее прикрытие из всех, с какими ей доводилось сталкиваться. Наконец она ответила:

— Вам нужно выйти через черный ход, потом свернуть налево и найти дверь с номером восемь. Зайдите туда. Энди вам поможет.

Пэм взволнованно посмотрела на Эдну.

— Спасибо! — Она схватила Эдну за руку и потащила к двери в конце узкого коридора.

— Не нравится мне это, — проговорила Эдна.

— Да не беспокойся ты, все в порядке.

Однако даже Пэм расстроилась, когда они вышли на улицу. Мусорные баки, повсюду грязь, старые радиодетали. Дверь за ними тут же захлопнулась, а подергав ручку, Эдна поняла, что она заперта.

— Отлично. Мало нам той аварии, теперь новые ужасы.

— Она сказала — свернуть налево, так пойдем, — подтолкнула ее Пэм.

Вскоре они очутились перед металлической дверью, на которой краской было выведено «8».

— Постучим или сразу войдем? — спросила Пэм.

— Ты автор этой блестящей идеи, тебе и решать, — заявила Эдна.

Пэм тихо постучала, подождала десять секунд, а когда никто не ответил, потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой. Спустившись на несколько ступеней, они очутились на темной лестничной площадке. Внизу горел свет.

— Добрый день, Энди! — крикнула Пэм.

Никто не отозвался.

— Пошли отсюда, — сказала Эдна. — Я видела чудесные сумки в другом магазине.

— Но мы почти у цели! — возмутилась Пэм. — Давай посмотрим, что там. — Она стала спускаться, чувствуя, как с каждым шагом становится все холоднее. Заглянув вниз, она тут же подняла голову и обратила к Эдне лицо с широкой улыбкой: — Как раз то, что нам нужно!

Эдна последовала за ней и очутилась в темной душной комнате с низким потолком. Помещение оказалось завалено сумками. Они лежали на столах, свисали с крюков на стенах и потолке. Возможно, все дело было в холоде, но это место напомнило Эдне холодильник на скотобойне, только вместо туш здесь повсюду висели кожаные изделия.

— Мы, наверное, умерли, — сказала Пэм. — А это сумочный рай…

Цилиндрические флуоресцентные лампы мигали и жужжали у них над головой, пока они брали и рассматривали разложенные на столах сумки.

— Если это поддельный «Фенди», я съем шляпу Фила, — улыбнулась Эдна. — Кожа на ощупь как настоящая. Они ведь все из натуральной кожи, да? Просто лейбл фальшивый? Интересно, сколько она стоит?

Пэм заметила в противоположной стороне комнаты дверь, завешенную шторой.

— Может, Энди там? — И Пэм направилась к двери.

— Подожди! — остановила ее Эдна. — Давай уйдем, а? Сама посуди, мы в подвале, где-то на задворках Нью-Йорка… Никто даже не знает, что мы здесь.

Пэм возмущенно уставилась на нее.

— Господи, из тебя так и прет Пенсильвания! — Она подошла к двери и крикнула: — Мистер Энди? Одна китайская леди сказала, вы нам поможете. — На этом «китайская леди» Пэм почувствовала себя полной идиоткой. Ничего не скажешь, очень удачное определение. Сразу становится ясно, о ком идет речь.

Эдна продолжила изучать подкладку сумки «Фенди».

Пэм отодвинула штору.

И Эдна услышала странный, похожий на щелчок звук. Она обернулась. Ее подруга неподвижно лежала на полу.

— Пэм? — Она выронила сумку. — Пэм, что с тобой?

Подойдя ближе, Эдна заметила у Пэм на лбу красное пятнышко, откуда что-то вытекало. Словно Пэм вдруг дала течь…

— Господи, Пэм?

Занавеска отодвинулась, и в комнату вошел высокий худой мужчина с черными волосами и шрамом под глазом. У него был пистолет, и он целился Эдне прямо в голову.

В эту секунду она заметила, что в комнате за занавеской сидел пожилой китаец, положив голову на стол. Из его виска ручейком стекала кровь.

Последнее, что услышала Эдна, был голос женщины — не Пэм, поскольку та уже ничего не могла сказать.

— Надо убираться отсюда.

В голове Эдны пронеслась лишь одна мысль: «Домой. Я хочу домой».

Если бы я только знал, что это наше последнее утро, то повернулся бы к Шейле, обнял и удержал ее. Если бы нечто подобное можно было предвидеть, если бы я был способен предугадывать будущее, то не позволил бы этому случиться. И тогда все сложилось бы иначе.

Я лежал и смотрел в потолок, потом откинул одеяло и сел, опустив ноги на дощатый пол.

— Как спал? — поинтересовалась Шейла, пока я тер глаза. Она протянула руку и коснулась моей спины.

— Не очень. А ты?

— Все время просыпалась.

— Я чувствовал, что ты не спишь, но не решился потревожить тебя: все думал, вдруг я ошибаюсь. — Я оглянулся. Первые солнечные лучи пробивались сквозь щель в шторах и освещали лицо моей жены. Она растянулась на постели и смотрела на меня. Обычно по утрам люди выглядят не очень-то хорошо, но Шейла была исключением. Она всегда оставалась красавицей. Даже когда ее лицо было искажено тревогой, как в тот момент.

Отвернувшись от Шейлы, я посмотрел на свои голые ноги.

— Я долго не мог уснуть. А часа в два ночи меня сморил сон. До пяти. С тех пор вот и бодрствую.

— Глен, все будет хорошо, — попыталась успокоить меня Шейла и провела ладонью по моей спине.

— Рад, что ты так думаешь.

— Все еще наладится. Рано или поздно начнется подъем. Спад не может длиться вечно.

— Но иногда у меня складывается именно такое впечатление, — вздохнул я. — После того как я закончу с нынешними объектами, нам будет нечем заняться. К нам поступило несколько запросов, на прошлой неделе я сделал пару расчетов: один на кухню, другой — на ремонт подвала, — но мне пока не перезвонили. — Я встал, потянулся. — А почему ты всю ночь лежала и смотрела в потолок?

— Переживала за тебя. И… мне тоже было о чем подумать.

— О чем же?

— Да так, ни о чем, — быстро ответила она. — Ну, о своих курсах, о Келли, о твоей работе…

— А что с Келли?

— С ней ничего. Просто я ее мать. Ей восемь лет. Я за нее волнуюсь. Вот и все. Окончив курсы, я буду тебе помогать. И все изменится.

— Когда ты приняла это решение, у нас был успешный бизнес, мы могли себе это позволить. А теперь я даже не знаю, удастся ли мне обеспечить тебя хоть какой-то работой, — проговорил я. — Сейчас даже Салли иногда сидит без дела.

С середины августа Шейла вот уже два месяца с удовольствием ходила на бухгалтерские курсы — это оказалось намного интереснее, чем она ожидала. Я планировал сделать ее бухгалтером в «Гарбер констрактинг» — компании, которую основал мой отец и которой руководил теперь я. Она могла бы работать дома, и это позволило бы Салли Дейл — нашей «офисной девушке» — уделять больше внимания своим непосредственным обязанностям: отвечать на телефонные звонки, трясти поставщиков и фиксировать требования клиентов. Обычно у Салли не оставалось времени вести бухгалтерию, поэтому мне приходилось брать работу домой и сидеть до полуночи у себя в кабинете. Но теперь, когда возникли перебои с заказами, я не знал, как все уладить.