Итак, нужно быть начеку. Она останется холодной, спокойной и ко всему безучастной. Что бы ни произошло, она сохранит полный контроль над собой.

— Все, оборачивайтесь. — Кэйт сложила колготки и запихнула их в левую туфлю. — А теперь, мистер Пэрриш, ваша очередь.

— Моя очередь? — Его черные брови удивленно поползли вверх. — И что вы хотите, чтобы я сделал?

— Сняли туфли, глупец. — Она засмеялась, делая вид, что ей нравится его замешательство. — Мы же идем на прогулку. Не рассказывайте, что никогда не ходили по песку босиком.

— Ходил и даже бегал, — нахмурился он. — Я говорил, что проводил в Мисти-Пойнт каникулы школьником? Но я больше не школьник, и, как мне представляется, туфли, которые на мне, очень удобно сидят.

— А, боитесь ножки замочить? — Она явно провоцировала его.

Он заколебался, потом вздохнул, признавая поражение, присел на бордюр и принялся расшнуровывать ботинки. Кэйт прошлась вдоль прибоя, празднуя маленькую победу. Если она хоть что-то в нем понимает, такие победы над Джефферсоном Пэрришем — редкость.

Глаза Джеффа следили за Кэйт, разгуливающей по пустынному пляжу. Ночной бриз развевал платье вокруг ее невероятных ног танцовщицы.

«Нет, сегодняшнее свидание — плохая идея. Чрезвычайно неудачная. Кэйт Валера — настоящая ведьма и прекрасно сознает, что со мной делает. Ни один здоровый мужик не устоял бы против ее обаяния».

— Идете? — Она обернулась через плечо, ее юбка развевалась на ночном ветру. Проклиная свою нерешительность, Джефф поднялся на ноги, закатал брюки и бросился за ней.

Песок был мокрый и холодный, острые камешки больно врезались в ступни его голых ног. Но все было ничего, пока Джефф не побежал, стараясь догнать Кэйт: споткнувшись о кусок плавня, он потерял равновесие и рухнул на колени.

Со смехом Кэйт протянула руку.

— Бывает, — сказала она, помогая ему подняться. — Сбавьте скорость.

Джефф удержал ее руку в своей.

— Вы говорите так, будто это доставило вам удовольствие.

— Еще какое, если номер исполняете вы. — Сердце его вздрогнуло: маленькие сильные пальцы нежно и требовательно коснулись его ладони. — Это больше чем просто смешно. Расслабьтесь. Почувствуйте под ногами твердую почву, землю и ее мощь. Я всегда говорю это моим ученикам во время занятий йогой.

— Я бы лучше почувствовал… вас. — Его пожатие усилилось, он повернул ее к себе. Кэйт внутренне напряглась.

— Нам надо обсудить кое-какие дела, — напомнила она.

— Сегодня чудесная ночь, Кэйт! — Джефф ожидал от нее какого-то ответного шага. Когда его не последовало, он ослабил свое пожатие и вздохнул, чувствуя, что ее рука ускользает. — Ладно. На чем мы остановились?

— На моем требовании равной ответственности, — твердо сказала она. — Может, Эллен понравится гончарное дело. — Ее энтузиазм исчез, когда она заметила, какое несчастное у него лицо. — Да что с вами? — спросила она в недоумении.

Джефф смотрел на отблеск лунного света на черной воде за прибоем. Он старался не вспоминать, но сегодняшняя сцена, устроенная его матерью, снова и снова вставала перед ним.

«Запомни мои слова, Джефферсон! Эта женщина, Джо-Джо, доведет тебя до беды, — наставляла его она. — Я буду терпеть ее дочь, если это сделает Эллен счастливой, и, конечно, не смогу удержать тебя от встреч с нею, если ты настолько глуп. Но я не потерплю, чтобы она, с ее уличными манерами, влияла на Эллен! Ребенку в ее возрасте нужен правильный образец для подражания, женщина ее социального класса!»

Кэйт ожидала ответа, во взгляде ее живых огромных глаз читалась уязвленная гордость. Что он мог сказать ей? Объяснить, как велик его долг перед матерью за заботу об Эллен? Оправдать свое собственное стремление к миру в семье — миру, который пошатнется, если он пойдет поперек материнской воли?

Он увидел, как плечи Кэйт вдруг поникли.

— Можете не отвечать, — сказала она. — Дело в вашей матери. Я должна была сразу догадаться.

— Черт, Кэйт, все не так просто, — сказал он, презирая себя. — Давайте поговорим. Мы можем еще что-нибудь придумать…

— Нет, ни слова больше. Отвезите меня домой. Немедленно.

Джефф с болью в сердце следил, как она уходит по дорожке к лестнице, потом поворачивается и смотрит ему прямо в глаза.

— Первым делом: Флэннери должна быть дома завтра утром, — холодно произнесла она. — После этого мы больше не побеспокоим вас. Можете купить своей дочери какую-нибудь другую заводную подружку для игр — правильную, удовлетворяющую требованиям вашей матери.

В тот момент, когда Джефф увидел, что она снова поворачивается к нему спиной, внутри у него что-то оборвалось. Одним прыжком преодолев расстояние между ними, он схватил ее за запястье и повернул к себе.

Ее полные боли глаза глядели прямо на него, зрачки расширились, как у кошки. Полураскрытые дрожащие губы блестели под лунным светом — влажные и зовущие.

Джефф понимал: его молчание причиняет ей боль. Он хотел объяснить ей все, объяснить, что подход его матери был неправильным и нечестным. Но понимал также, что объяснения не помогут. Кэйт не поймет его. Он не мог ничего сказать.

Он мог лишь поцеловать ее. Нежно приподняв ее голову за подбородок, он нашел мягкие губы. Они были холодны как лед. Хотя она не сделала движения в сторону, не оnняла губ, но своей холодностью будто бросала ему вызов, точно спрашивая, сможет ли он заставить ее отвечать.

Слегка опешив, он отпрянул назад.

— Черт возьми, Кэйт, но я только…

— Только… что? — Она смотрела на него невинным взглядом — взглядом, заставившим Джеффа заскрежетать зубами. — Вы целуетесь так же, как чертите проекты, — произнесла она. — С безукоризненной четкостью. Ни одна комиссия не придерется.

— С безукоризненной четкостью? Но без страсти? Ха! — Несмотря на свою браваду, Джефф понял, что желает ее — желает снова сжать ее в своих объятиях, вновь почувствовать, как упрямо она отстраняется от него.

В его голосе зазвучала угроза:

— Ладно, мисс… Может, дадите мне пару-тройку уроков?

Кэйт вздрогнула, неожиданно в глазах промелькнул испуг. Она решительно повернулась к дорожке.

— По-моему, наш ужин, или наше свидание, или как это у вас называется, слегка затянулось.

— Не так быстро, леди! — Слова вырвались неожиданно; Джефф протянул руку и схватил ее за плечи, поворачивая лицом к себе. Желая эту женщину, он знал, что следующий шаг должна сделать она, иначе победа обернется поражением.

И Кэйт сделала этот шаг тогда, когда он менее всего этого ждал, со стремительностью, поразившей его до глубины души. Руки Кэйт обняли его за шею. Она притянула его к себе. Ее рот приоткрылся, как раскрывается бутон навстречу солнцу, ее губы нашли его.

Джефф сжал ее крепче, волна нежности окатила его, долгожданная, как весенний дождь после бесконечной зимы. Нежность вспыхнула в нем трепетным огоньком. Внезапно ему стало мало ее губ.

— Кэйт! — прошептал он. — Ты не представляешь… ты не можешь себе представить, как я этого хотел…

— Тихо. — Ее палец предостерегающе лег на его губы. — Не нужно слов. Слова ни к чему. Слова только ранят… только лгут…

— Хорошо, хорошо. Не нужно слов, дорогая Кэйт. — Он целовал ее щеки, ее веснушки, ее ресницы со всей страстью долгожданной любви. Его язык вторгся в ее рот, похищая сокровища вкуса меда. Она стонала, изгибаясь в его объятиях, сильнее прижимаясь к нему.

О небо!

Ночной бриз вздыхал вокруг них, прилив прибывал, омывая пляж уже у самых ног. С первым прикосновением холодной воды Кэйт с тихим возгласом отпрянула от него.

— Не волнуйся, — прошептал Джефф, прижимая ее к себе вновь. — Не обязательно здесь оставаться. Мы можем поехать куда-нибудь… к тебе, например…

— Нет! — Она резко вырвалась от него, глаза ее блестели — то были слезы. Ярости или любви? — Нет, довольно…

Джефф замер на полпути к ней, пораженный.

— Кэйт, прости, — пробормотал он. — Я подумал…

— Не извиняйся. — Она отступила еще на шаг.

— Я знаю, о чем ты подумал. Видит Бог, я не давала тебе повода. Ты ошибаешься. Я, может, и романтичная дурочка, но я не… шлюшка!