Не влекло к нему. Мятежный взгляд голубых глаз, красивые морщинки вокруг губ, темные волосы на руках — все вызывало желание, искушало и соблазняло.
Разговоры, улыбки, намеки, смех оплетали их мягкими лентами. Она знала, что он тот самый человек, кто откроет в ней женщину, заставит чувствовать себя желанной, живой, настоящей, но как быть с другой чашей весов, нагруженной ответственностью, мыслями о карьере и своем будущем?
Когда он наконец спросил о ее матери, как и обещал пять дней назад, она только улыбнулась.
— Что ты хочешь знать?
— Все.
Улыбка, непринужденная поза служили лишь ширмой — на самом деле она натянулась, как струна. Их беседа вошла в иное русло, затронув самые важные стороны ее жизни.
С одной стороны, ее тянуло поделиться сокровенным, с другой — существовала клятва, данная Сюзанне, и эта клятва запечатала ей рот навсегда.
— Ты хочешь знать, почему имя моей мамы попало в газеты?
— Для начала.
Зара кивнула, сделав глубокий вздох, словно перед решительным шагом.
— Однажды газетчики обнаружили, что она любовница очень влиятельного человека. Он был большой шишкой в деловых и светских кругах, богатый человек, купил ей дом, красивые вещи.
— В этом нет ничего особенного, — мягко заметил он.
— Если бы только мама не оказалась беременной почти одновременно с его женой. Получился большой скандал. Конфуз.
— Она не знала, что он женат?
— Она не знала, что Ми… — Зара прикусила язык. — Что егo жена беременна. Она с ним почти не разговаривала, но мне кажется, он сплел для мамы обычную паутину: брака, как такового, нет, но расстаться с женой невозможно из-за бизнеса, необходимо сохранить статус и состояние. Когда вся эта история всплыла, мама обнаружила, что он отчаянный врун.
Алекс долго молчал, и Заре вдруг захотелось высказаться в защиту матери. Ведь ее тоже приворожил человек, связанный с другой женщиной словом.
«Ты знаешь, я бы согласилась».
«Знаю».
— Это был твой отец?
— Да, только, пожалуйста, не спрашивай о нем. Ничего личного, но я ни с кем не говорю о нем. — Она попыталась выдавить из себя улыбку. — Такие разговоры нарушают мое душевное равновесие.
— А мама?
— Она всегда была гордой и практичной, и у нее был ребенок, которого надо было воспитывать. Она отказалась от любви.
— Зато она воспитала прекрасную дочь.
— Да, — заметила Зара без ложной скромности. — У меня была самая лучшая мама.
В его глазах появился огонек, она насторожилась. Мужчина, красивый, как бог, умный, как дьявол, да еще с пониманием и сочувствием, — взрывоопасная смесь.
Алекс прищурился.
— Почему ты так смотришь? — подозрительно поинтересовалась она.
— Пытаюсь представить тебя маленькой девочкой. — Его губы растянулись в широкой улыбке. — Ты играла в доктора?
— Естественно. — Она с облегчением вздохнула и улыбнулась в ответ. Слава богу, он не стал настаивать и расспрашивать об отце. — Я обожала свой красный стетоскоп и медицинскую энциклопедию.
— Интересный выбор.
— О, не язви, моя мама читала мне и детские книжки.
Его губы искривились.
— Сказки?
— Она хотела, чтобы я знала Красную Шапочку, плохих волков и принца, целующего лягушку. Правда, она всегда добавляла, что нужно строить свою жизнь самой, а не ждать принца на белом коне.
— Цинично, — многозначительно сказал он, — но занимательно.
— Практично, — поправила она, — а что тебя занимает?
— Ты сказала, что выйдешь замуж только по любви.
— Да, когда-нибудь, но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать своего принца.
Она осознала, что подобрала неподходящее слово, когда его глаза потемнели. Нет он не ее принц, он вообще не принц, для кого-нибудь — может быть, но не для будущего доктора.
Зара вздернула подбородок.
— Во всяком случае, я делаю то, о чем всегда мечтала.
— Занимаешься медициной?
— Именно. Будучи маленькой, я танцевала, затем увлеклась спортом. Изучала функции человеческого тела. Поступила в университет, ходила на лекции, пропустила год, когда мама болела.
— Ты отказалась от учебы, чтобы ухаживать за ней?
— Да. — Она поерзала на стуле, воспоминания о страданиях матери всегда причиняли боль. — После я была настроена решительнее.
— Из-за своего обещания ей.
— Наверно, и… я стремилась делать нечто значительное. Трудно объяснить, но я не хотела, чтобы она страдала напрасно. — Она внезапно замолчала, затем округлила глаза. — Звучит странно.
— Нет. Я понял.
Тихая уверенность в голосе, мягкое, но в то же время значительное выражение лица — что еще нужно, чтобы открыть душу?
— А отец, он тоже бы тобой гордился?
Ее обычный ответ «меня не волнует этот мерзавец» так и не прозвучал под его серьезным взглядом, и с языка сорвалась правда:
— Я всегда думала, что мне наплевать, но перед самой его смертью знаешь, что я обнаружила? Я очень хотела достичь успеха, чтобы однажды ему захотелось найти меня.
— И ты сама пустилась на его поиски? — медленно спросил он.
— Когда я больше не могла ухаживать за мамой, я была вынуждена продать дом. Разбирая вещи, я наткнулась на вырезки из газет. Она хранила их, не знаю почему. Найти его не составило труда.
— Ты пожалела, что побеспокоила его?
— Нет. Я рада была, что нашла его. — Она хмурила брови и пыталась подобрать нужное слово, чтобы объяснить парадокс. — Я всегда думала: что, если бы их ситуация сложилась иначе, если бы он не был женат, что тогда случилось бы? Встреча с ним доказала мне еще раз, что нам лучше держаться друг от друга подальше. Правда, была и позитивная сторона, — она вдруг осознала, что говорит об Эдварде Хортоне без дрожи в сердце, и ироническая улыбка раздвинула ее губы. — В то время я занималась кикбоксингом, и наша встреча отразилась на моей агрессивности.
Алекс накрыл ее руку ладонью и улыбнулся. Заглянув в его глаза, Зара почувствовала его солидарность.
— У нас есть нечто общее, — тихо признался он.
— Ты тоже занимаешься кикбоксингом?
Шутка, но он не рассмеялся.
— Я имею в виду агрессию. Мой отец тоже не желал знать меня. Правда, удача меня отметила, когда Чез женился на моей матери. Мне не понадобилось разыскивать своего отца, я от него ничего не хотел и ничего не мог ему сказать.
— Вот почему ты одержим идеей выполнить волю своего отчима. Платишь дань.
— До последнего времени.
— А сейчас?
— Братья сказали, что есть надежда. Томас и Энджи снова вместе, Рэйф с женой пытаются зачать ребенка.
— И ты чувствуешь облегчение.
— Что-то подобное. — Он скованно пожал плечами. — Впрочем, мне не нравится моя непричастность.
По напряженному взгляду и вытянутой линии губ Зара поняла, что свою непричастность он воспринимает как провал.
— Ужасно, — торжественно заметила она, — вступить в брак ради завещания и жалеть потом об этом всю жизнь.
— Ты жалеешь, что пришла сюда сегодня?
— Нет.
Его глаза сверкнули, он повернул ее руку ладонью вверх и погладил. И снова то, что никогда не называлось «просто ужином», вспыхнуло с удвоенной силой. Она отвернулась к окну, взгляд подернулся дымкой, она пропала.
— И что мы будем делать, — его голос звучал тихо и надрывно, — с этим?
Все шумы стихли, она смотрела на него, на молчаливый призыв в его глазах.
— Я не знаю.
— Может, тогда пойдем ко мне в отель?
От ее простого «да» он чуть не упал на колени. Неожиданно, честно, именно так должна закончиться ночь. Он не спрашивал ее больше ни о чем, просто расплатился, и они вышли из ресторана. Пока ловили такси, он что-то говорил о еде и о красоте весенней ночи.
Алексу не хватало воздуха. Он должен завлечь эту женщину — женщину, которую он желает сильнее, чем следующий глоток воздуха, — в отель, в свой номер, прежде чем она опомнится.
Такси притормозило на противоположной стороне улицы, Алекс поднял руку и повлек ее за собой сквозь поток машин. Всю дорогу он держал ее за руку, и ему нравилась сила и уверенность ее пальцев, их случайное прикосновение к его пиджаку.