Он не желал бредить ею, не желал с тоской подгонять стрелки часов, чтобы скорее пришло время ночного звонка в Мельбурн. И не мог сдержать разочарования, когда вместо желанного голоса слышал: «Оставьте сообщение».

В конце концов он продиктовал номер телефона, подходящие часы контакта и не удержался.

— Позвони мне, Зара. Я скучаю по разговорам с тобой.

Она не перезвонила. Алекс занервничал. Он ненавидел, когда ситуация выходила из-под контроля, его контроля.

В среду он прибыл в Сидней и в офисе на столе, поверх всех деловых бумаг, нашел записку от нее.

Он перечитывал строки снова и снова, чувствуя, как холод сковывает внутренности. Она все обдумала и пришла к выводу, что не может продолжать их отношения, о чем крайне сожалеет.

Недавно он уже читал подобное.

Зара обличила свой отказ в красивые слова о том, что она не та женщина, которая нужна ему, что не умеет управляться с прессой и тем вниманием, которым он окружен, поэтому считает лучшим выходом расстаться.

Он скомкал записку и бросил в корзину для мусора. Некоторое время пытался сконцентрироваться на работе, даже слушал отчет секретаря.

Неужели последние выходные ничего не значили? Словно она не смотрела ему в глаза и не говорила о своем счастье и удовлетворении? Словно сорок восемь часов назад ее голос не дрожал от эмоций, когда по телефону она призналась, что скучает и желает видеть его в своей постели?

Он встал, резко прервал доклад.

— Я уезжаю в Мельбурн.

— Сейчас? — Глаза Керри превратились в огромные блюдца, что только укрепило его решимость. — Когда вы вернетесь?

— Не имею представления, — усмехнулся Алекс, — но искренне надеюсь, что не скоро.

Если бы Алекс остановился на секунду, то подумал бы, что в среду найти Зару нелегко. Надо было нанять детектива — сэкономил бы себе полдня.

Не то чтобы он гнался за Зарой, он не опустился бы до преследования женщины. Алекс гнался за ответом, за честным ответом.

У нее дома — тишина, на телефонные звонки она не отвечала, на территории студенческого городка ее не видели.

К полудню его терпению пришел конец. Он вошел в спортивный клуб и потребовал рабочее расписание всех персональных тренеров, включая мисс Ловетт.

Многие годы он учился контролировать свой гнев и распознавать признаки наступающей ярости и сейчас был доволен результатами. Ожидание длилось целый час, затем из зала вышел клиент с красным лицом и направился к лифту.

Алекс медленно поднялся.

Зара была одна. Он успел уловить это за первые двадцать секунд. Золотистые глаза расширились, рот приоткрылся, затем девушка попыталась улыбнуться.

— Я не знала, что ты вернулся, — начала она.

— Ты не ответила на мой звонок.

— Твой… звонок?

Дыхание сбилось на середине фразы. Он двинулся к ней, сделал шесть шагов и остановился достаточно близко, чтобы видеть испуганное выражение глаз и жилку, дергающуюся на шее.

— Разве ты не получила сообщение из Лондона?

— Да, но разница во времени…

— Ты не смогла найти пяти минут для нас? — Алекс заставил себя говорить ровным, невозмутимым голосом. — Решила отделаться запиской. Этому трюку ты научилась у Сюзанны?

Сожаление и боль мелькнули в ее глазах.

— Нет, извини, Алекс. Я пыталась позвонить, но затем…

— Да брось, — отрезал он, ненавидя себя за то, что не удержался от упоминаний о Сьюзи. — Есть что обсудить?

— Моя записка недостаточно ясна?

— Нет, все понятно, мы приятно провели время, прощай.

Зара сжала губы и отвела глаза в сторону.

— Ты не подумала, что мой персонал мог прочитать твое послание?

Она резко повернулась к нему:

— Твой секретарь читает сообщение с грифом «лично»?

Неуверенность в ее голосе и отчаяние в глазах спутали все его намерения. Он с ума сходит, как желает эту женщину, но прежде получит объяснения.

— Прочитала, — отрезал он. — И теперь знает, что со мной у тебя был лучший секс в твоей жизни.

— Я не писала этого! — Ее щеки стали багровыми.

— Намекала. — Алекс наблюдал, как она отвернулась, чтобы подобрать с пола спортивную сумку. — Не беспокойся. Я плачу Керри достаточно, чтобы она не рисковала своим служебным положением и оповещала мир о том, что случайно узнает.

Девушка выпрямилась.

— Мир уже знает.

Он замер, сознание медленно прояснялось.

— В мое отсутствие пресса разгулялась?

Зара кивнула.

— Первая страница в «Госс».

Черт!

— Фотографии?

— Около отеля. — Она скривила губы в улыбке. — Два дня я была «таинственной блондинкой», затем парочка воскресных газет выдала мое имя.

— И ты решила, что все кончено? — медленно спросил он. Его кровь обогатилась кислородом новой надежды. Такую причину можно попять и принять. — Из-за журнала, который даже бумаги, на котором напечатан, не стоит?

— Я не хочу, чтобы меня снимали без моего ведома!Я не хочу красоваться на обложках, и мне наплевать, какие это журналы и какая бумага. — Он уже слышал эти раздраженные нотки в ее голосе и раньше, в кафе Кармель, когда шла речь о ее матери. Тогда он в первый раз почувствовал крепкую связь между ними, родство душ.

— Даже на обложках медицинских журналов? — спросил он, давая ей понять, что помнит их разговор о карьере.

— Тогда речь шла не о любовных связях.

В ее глазах промелькнуло сожаление и тоска, Алексу захотелось обнять и утешить девушку, но она прижала к себе спортивную сумку, словно щит.

— Если бы дело касалась только меня, я бы не волновалась, — продолжила она. — Но на прошлой неделе я была анонимной блондинкой, затем Зарой Ловетт, в следующий раз я буду дочерью стриптизерши. Они раскопают фотографии моей мамы и присоединят к твоей.

— И ты думала… я испугаюсь, что твоя мама была стриптизершей?

Зара нахмурилась и крепче прижала сумку к груди.

— Ты знал?

— Нет, и мне все равно. — Он снова двинулся навстречу, но она уклонилась в сторону. — Меня не заботят газеты, Зара.

— Ты говорил, что не любить, когда ранят чувства других.

В этот раз он ухватил ее за плечо и заставил поднять глаза.

— Что напечатал журнал, Зара? Статья причинила тебе боль?

— Не мне, моей матери. Я не хочу, чтобы они снова трепали ее имя и память.

— И ты из-за этого решила пожертвовать нашими отношениями?

— Да, — тихо откликнулась она, но взгляд оставался твердым и решительным. — Прежде чем они начнут копаться в грязном белье.

— Мне наплевать…

— А мне нет! И не из-за себя, и даже не из-за тебя, из-за моей мамы. Ты рассказывал, что твоя мать тоже ненавидит прессу. Разве ты не понимаешь? — Она бросила сумку на пол, схватила Алекса за плечи и встряхнула. — Они вытащат на свет старую историю моей мамы, затем твоей. У них появится большое поле деятельности, вся эта ложь, мерзкие подробности. И сердечная боль. Я не вынесу, и твоя семья тоже. Мне очень жаль, но я просто… не могу!

Надрыв в ее голосе глубоко тронул его.

— Ты поступаешь как трусиха, прячешься в кусты. Думаешь, твоя мама гордилась бы тобой?

Она дернула головой, словно от удара.

— Да, — с достоинством ответила Зара, — потому что я не эгоистка. И думаю о людях, которые могут пострадать.

— О своей матери я позабочусь сам.

— А как же семья моего отца? Его вдова? Она не хотела бы снова видеть имя своего мужа в скандальных хрониках. Мы хорошо провели время на простынях, спасибо!

— Ты видишь наши отношения именно так?

— А что еще есть между нами, Алекс?

Он пристально смотрел в непроницаемую темноту ее глаз, и вдруг все напряжение долгого дня нахлынуло на него.

Если бы он мог открыть ей свои чувства!

Впрочем, он пытался отпустить ее, но не смог.

— Мы превратимся в пыль, если позволим им управлять нашими решениями и нашими жизнями. Мы пыль, если ты сдашься без борьбы и предашь нас.

— Мне придется. Прости.