Распрямив плечи, она лишь ускорила шаг и вышла на тропинку. Сосновая хвоя зашуршала под ногами. Дэн догнал ее и прижал к ближайшей сосне.

– Стой.

Это слово прозвучало по-полицейски решительно.

Только тогда она остановилась. По щекам текли слезы.

– Зачем?

У него сжималось сердце, когда он смотрел на нее, страдающую, с горящими щеками, с опущенными руками. Давно он не видел плачущей женщины, – если не считать несчастных беглянок, пойманных и ожидающих решения своей судьбы.

Даже в детстве слезы были для него диковиной. В доме его приемных родителей плакать не полагалось. Выплакаться – в случае необходимости – можно было разве что ночью, в постели. И беззвучно.

Он смахнул слезы с ее щек.

– Ангел, яйца – это же ерунда.

– Для меня – нет.

– Да всем случается споткнуться.

– Даже вам?

– Постоянно.

Она опустила глаза.

– Я же не только о завтраке.

Дэн взял ее за подбородок и приподнял ей голову.

– Тогда что же?

Сквозь ветки сосны солнце освещало ей лицо, бросая на него светлые пятна. И она ответила:

– Моя память. Дэн, я боюсь.

– Естественно.

– Мир сейчас кажется чересчур огромным. – В ее взгляде читалась мольба о понимании, об утешении, об ответах на ее вопросы – или обо всем сразу. – А если я никогда ничего не вспомню?

– Ангел, иди сюда.

Отбросив всякое благоразумие, он притянул ее к себе, крепко сжал и вдохнул ее свежий запах. Никогда он не относился к типу утешителей, но эта женщина нуждалась в утешении.

Она опустила голову ему на грудь, он осторожно гладил ее по спине, и она тяжело дышала при каждом его движении. Ему захотелось попросить ее не дышать так шумно, не прижиматься так, но вместо этого он зачем-то произнес глупейшее обещание:

– Мы еще узнаем, кто ты. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Она подняла на него расширившиеся глаза.

– Ты обещаешь?

Дэну показалось, что его грудь вот-вот разорвется. Он не хочет быть в долгу у кого бы то ни было, не хочет ни за кого отвечать, никому покровительствовать, стараться ради кого-то.

Обещание? Да разве она понимает, о чем просит?

Нет, конечно.

Но она смотрит на него, приоткрыв рот, ждет, а он тщетно борется с силой, что внезапно поразила его. Его тянет узнать ее вкус, он почти готов сказать себе, что обретет покой. И никогда в жизни он не испытывал столь сильного желания.

Дэн опустил голову, но остановил себя, губы замерли в нескольких дюймах от ее рта. Желание боролось с демонами из прошлого.

Если он намерен помочь ей, защитить, тогда физический контакт неизбежен. Без каких-либо вопросов.

Она облизнула языком нижнюю губу и вскинула подбородок, приглашая в рай.

Он опять привлек ее к себе, зарылся лицом в ее волосы и прошептал:

– Обещаю.

Часы на стене конюшни пробили девять часов вечера, а они все не могли успокоиться. Ангел чувствовала интимность в том, как Дэн наблюдал за ее хлопотами в стойле, в том красноречивом молчании, что царило за ужином, в том жаре, что пронизывал ее, когда он находился рядом.

Ее мысли вернулись к единственному фрагменту прошлого, который уцелел в ее памяти. К тому мгновению под величественной, залитой солнцем сосной, где Дэн обнимал ее, а его губы были так близко, готовы были поцеловать ее. Но он ее так и не поцеловал.

Отчего? Остается только гадать. Оттого ли, что она утратила память? Или же из-за чего-то большего? Может, все дело в той боли и неутоленном желании, которые она читает в его глазах?

– Вот сено для его кормушки.

Ангел едва не выронила вилы на пол стойла Ранкона.

– Извини.

Озорной блеск мелькнул в глазах Дэна, когда он кивнул в сторону коня.

– Тебе не передо мной надо извиняться.

Она послала прекрасному жеребцу ослепительную улыбку.

– Прости меня, Ранкон.

Конь весело заржал и тряхнул головой. Ангел пододвинула к нему вечернюю порцию сена.

– Он тебя прощает, – отозвался Дэн, отводя коня в сторону. – На этот раз.

Теперь она не удержалась от смеха.

– Я так рада!

Затем Дэн расчесал гриву коня, и они с Ангелом вместе вернулись в дом, прогулявшись под звездным небом. Предсказанный Дэном холод уже наступил, поэтому, пока он разжигал огонь в маленькой уютной комнате, Ангел задалась вопросом: исполнится ли его другое, невысказанное предсказание?

Только ли камин будет согревать их ночью?

Когда она вошла в гостиную, Дэн уже застилал диван. Она не стала его отвлекать от этого занятия (впрочем, час был еще далеко не поздний) и остановилась около небольшой книжной полки возле камина. Детективы, детские книжки. Она замерла.

Сверху на полке лежал толстый том с пожелтевшими страницами – его явно немало читали. «Гроздья гнева».

Она взяла книгу в руки.

– Что это?

Он обернулся, прищурился.

– Похоже, книга.

– Сама знаю, что книга. – Хихикнув, она приблизилась к Дэну. – Это твоя?

Он отложил подушку и простыни, взял в руки книгу.

– Надо полагать.

Она уперла руки в бока.

– Почему я не могу получить простой ответ?

– Можно ответить: «Потому что»?

– Нет.

– Тогда – «такой уж я парень».

– Именно вот такой?

Он не стал отвечать, а только пробормотал, отвернувшись:

– Книга все-таки моя, договорились?

И вновь занялся постелью.

А она-то и не знала, что он за парень. Да, он выручил ее, позаботился о ней, накормил. Но вне этих стен – кто он? И почему не желает рассказать ей что-нибудь о себе?

– Дэн…

– Да?

– Откуда мне знать, что ты хороший парень, а не скверный?

Наступило молчание.

– Ну не знаешь, и что?

– А ты ведь и сам не знаешь?

Он посмотрел на нее через плечо: губы поджаты, в темных глазах настороженность.

– По-моему, я перелил уксуса в салат.

Под этим взглядом решимости у нее поубавилось, но она все еще была готова стоять до последнего.

– А мне кажется, в самый раз.

– Ангел, тебе не пора в кроватку?

Она обошла его и присела на край дивана.

– Пока нет.

– Ты сидишь на моем спальном месте.

– Ага. – Она погладила сиденье рядом с собой и тут же взмолилась о том, чтобы ее жест не показался Дэну чересчур вызывающим. – Может, почитаешь?

– Опять начинается?

– Ну почитай немножко. Вслух.

– Да нет же!

– Дэн, пожалуйста…

– Нет.

– Мне сейчас очень нужно отвлечься.

Глядя в эти влажные фиалковые глаза, Дэн чувствовал, как его брови сходятся у переносицы. Отвлечься? Она дразнит его? Он швырнул на диван подушку, которую сжимал в руке. Если Ангелу нужно отвлечься, он может предложить ей парочку других способов.

Но он не намерен давать уроки женщине, потерявшей память и подействовавшей на него так, как ни одна женщина со времен его первых дней в полицейской академии.

Он присел рядом с ней и взял из ее рук книгу. Чтение – бесконечно более эффективный способ поучить ее.

– Если ты кому-нибудь расскажешь…

Она улыбнулась.

– Да кому мне рассказывать?

– Я не шучу.

– Ладно, вот тебе крест.

Словно волк, высматривающий газель, Дэн следил, как ее пальцы, описывающие крест, дотронулись до одной груди, потом до второй. Голод охватил его, голод и волнующие вопросы. Какова на ощупь ее кожа? А манящая тяжесть ее груди? И что можно испытать, ощутив в ладони ее сосок?

Мучительные мгновения миновали, и он заставил себя отвести темный взгляд, вынудил себя раскрыть книгу.

– Пятая глава, – почти прорычал он.

Не прошло и получаса, а ее голова легла ему на плечо, дыхание сделалось ровным и теплым. Дэн возблагодарил судьбу.

Он на руках отнес ее в спальню, откинул одеяло, опустил ее на кровать, укрыл и уселся в старое кресло-качалку.

Лунный свет лился на фарфоровую кожу, освещал длинные ресницы и неотразимые губы. Шрам на лбу побагровел и тем не менее не портил ее. Да, пожалуй, ее ничто не могло испортить.