— Вы задавались вопросом, для каких целей выгоднее выращивать лаванду? Для производства эссенции или для флористики? Я недавно прочел в аналитической статье, что новые тенденции парижских парфюмеров вернули моду на запах лаванды…

— Полагаю, именно от этой тенденции и пострадала моя сестра, — вновь перебила его Камилла.

Пит постарался вникнуть в ее слова, но смысла в них не уловил.

— Просто я предлагаю вам двоим заняться экстрагированием непосредственно на месте и продавать конечный продукт. И это будет выгоднее. Я готов стать соинвестором, — наконец договорил он.

— Когда она ушла от тебя? — тихо спросила Камилла, сосредоточенно всматриваясь в его лицо.

— Кто?

— Твоя бывшая… Когда она бросила тебя и сыновей?

Пит молча уставился на нее.

— Мальчишки спокойно упоминают об этом, — сообщила ему женщина.

— О, вы о многом успели поговорить… — недовольно покачал он головой, в очередной раз пожалев о том, что послал парней на лавандовое поле познакомиться с Камиллой.

— Так когда это случилось? — с мягкой настойчивостью повторила свой вопрос Камилла, сев напротив.

— Пару лет назад, — ответил Пит.

— Недавно… — тяжело вздохнула женщина.

— Скоро будет три года, — поправил себя Пит Макдугл. — Хочу сразу предупредить — не всё, что говорят мальчишки, идет от меня. Дед частенько позволяет себе женоненавистническое ворчание, — смущенно добавил мужчина.

— Сугубо мужской коллектив, — усмехнулась собеседница, поставив локти на стол и уткнувшись подбородком в перекрещенные пальцы.

— Странно бывает слышать это от моего отца. Ты, должно быть, помнишь, как он обожал мою маму. Я его постоянно одергиваю. Мальчишкам не нужно ничего знать о родительских обидах…

— Но обида есть…

— Скорее недоумение, — уточнил Пит.

— Ты любишь своих сыновей, а это главное.

— Я, даже спустя эти годы, отказываюсь понимать, как она могла бросить их. Я не за себя в обиде. Можешь ты мне объяснить, как мать могла бросить собственных детей?

— Даже не стану пытаться. Могу лишь предположить. Первое: не все женщины созданы для материнства, равно как и для брака, плохо, однако, когда осознание этого обстоятельства приходит так поздно. И второе: она их не бросила. Она оставила их с любящим и заботливым отцом. И это лучшее, что она могла сделать для всех вас, — неожиданно закончила Камилла.

Пит долго молчал, уставившись в пол и переваривая то, что ему сказали. Медленно поднялся со стула.

— Ты очень изменилась.

— Да. Я больше не маленькая соседская девочка. Теперь нас разделяет не только улица, не только двор, а много большее, — проговорила она.

— Ты злишься? — прямо спросил ее Пит.

— Злюсь? — переспросила его Камилла.

— Да. Ты злишься на все, тебя окружающее, из-за того, что произошло с тобой. Ты ведь не готова принять всевозможные мудрые философские объяснения того факта, почему у тебя больше нет любимого мужа? И думаешь, ты первая, кто пытается убедить меня в том, что уход Дэбби — это не трагедия для меня и моих детей? Понимаю, что не должен сравнивать эти два обстоятельства. Но я не уверен, что было бы хуже, если бы у моих сыновей была мать.

— И ты злишься на себя за то, что ее больше нет рядом? Ты винишь себя в этом. Эта несправедливость по отношению к себе сможет что-то изменить в жизни твоих сыновей? — резонно поинтересовалась Камилла.

— Так ты возьмешь собаку? — вернулся к начальной теме Пит.

— Нет! — резко ответила Камилла, тоже встав из-за стола.

— У нас он не чувствует себя как дома. Приходит, уходит… Мы не можем списать пса со счетов, но и постоянно тревожиться о том, что с ним, тоже не можем, — обосновал мужчина.

Камилла мрачно выслушала его и усмехнулась.

— Скажите, как у вас тонко организованы души! Недовес симпатий, перевес тревог… Сочувствую, но ничем помочь не могу! — твердо заявила женщина, распахнув перед Питом дверь.

Он почти уже вышел за порог, но резко обернулся и решительно вернулся в дом. Камилла с недоумением наблюдала за ним. Ее недоумение усилилось, когда Пит Макдугл обхватил ее за талию и прижал к себе. Он пристально смотрел в ее застывшие глаза.

А потом прижался губами к ее губам.

Это не был поцелуй: Они до боли вжимались в губы друг друга, не размыкая их, как два разнополярных магнита.

Наконец Пит Макдугл с трудом оторвался от ее губ и еще раз всмотрелся в ее напряженное серьезное лицо. Затем склонился к ее губам, на этот раз медленно. Ее губы приоткрылись, увлажнив поцелуй.

Пит еще раз порывисто оторвался от ее губ, пытаясь понять ее мысли и чувства, заглядывая в ее бесстрастное лицо. Но теперь уже Камилла поймала его губы, обхватила руками его голову и больше не позволила разорвать эту внезапную целостность…

— Не кусайся, — вяло шепнул мужчина, обессилев в борьбе со стихией, какой оказалась его соседка.

— Не ворчи, деревенщина, — в довершение ущипнула его Камилла.

— Ты флиртуешь со мной, Кэмпбелл?

— Понимай как хочешь, — интригующе ответила она, но, увидев, как озадаченно нахмурился ее сосед, добавила: — Не бойся, Пити. Ничего не было. Ступай домой.

Камилла Кэмпбелл никогда не ощущала потребности делиться с посторонними собственными душевными переживаниями. И не слишком радовалась, когда ее выбирали в качестве доверенного лица, как это сделал только что Пит Макдугл. Оставшись наедине с собой, женщина ощутила необъяснимую неловкость. Пит рискнул открыться ей. Собственно, она сама его к этому подтолкнула. И все для того только, чтобы защититься от выяснений, допытываний, выуживаний, чего она категорически не терпела.

Она проявила чуткость, но одновременно перечеркнула созданный образ.

Она не принимала навязчивых предложений помощи со стороны Пита Макдугла, своего соседа, которого знала и уважала с раннего детства, именно потому, что привыкла воспринимать его на безопасном расстоянии неведения. Он был для нее обладателем определенных характеристик. Уверенный, сильный, надежный, обходительный, приятный во всех отношениях мужчина, который по воле судьбы в одиночку воспитывает двоих сыновей. Он молодец, он справляется! Это все, что Камилла имела желание знать о нем.

Но из-за его чрезмерной отзывчивости, болтливости его сыновей, его собственной откровенности она узнала много больше, чем готова была узнать. И это ее удручало.

Мужчина переживает уход своей жены, мужчина сомневается в своих мужских и отцовских качествах, мужчина пеняет на несправедливость мироздания. Мужчина рефлексирует. О, это катастрофа!

Камилла и прежде знала, что человек слаб, но не испытывала желания убеждаться в этом на конкретных примерах, ведь цена была одна — уважение к ближнему.

Нет, Камилла Кэмпбелл не стала относиться к Питу Макдуглу хуже. Но то доверительное общение, к которому он ее склонял, требовало относиться к Питу иначе, чем она привыкла. А, следовательно, расходовать на это больше душевных усилий. На что Камилла, увы, не была способна. По крайней мере сейчас.

К тому же все осложнялось — и отнюдь не поцелуями, о которых двое взрослых людей могли легко забыть. Она разглядела в глазах Пита тоску по доверительному общению и сочла невозможным игнорировать ее, как не могла не думать о бродяге Киллере, о потерянной душе Вайолет, о вымерзшей лаванде…

А для скорбящей Камиллы это было уже чересчур, потому что многие месяцы она могла думать только о своей утраченной любви и канувшей в прошлое жизни с Робертом…

Вайолет, освободившись от забот о лавандовых полях, сосредоточилась на работе в оранжерее и в лавочке «Небесные травы».

Пита всегда удивляло, как, несмотря на такую нехитрую организацию труда и легкомысленное отношение к бизнесу, Вайолет еще не разорилась. Но нет, Вайолет с ее «Небесными травами» все еще держалась на плаву. Без особых успехов, но и без катастрофических неудач. Оставалось одно объяснение этому феномену. Завсегдатаев ее магазинчика, которые покупают тут ароматные саше, травяные настойки, свежесрезанные цветы, сухие декоративные композиции из трав и соцветий, простенькие панно, тряпичные куклы для малышей, набитые успокоительными сборами, и прочие безделушки, привлекает именно старомодная непосредственность владелицы, какой-то неуловимый колорит и неизменное чуткое у ним отношение.