Финн дипломатично хранил молчание. Она положила ложки в чашки, затем достала из шкафа пару тарелок.

— Ты сказал, что твоя работа всегда будет стоять на первом месте. Как личность я тебя не интересовала. От меня лишь требовалось делать определенные вещи. И я ненавидела эту полужизнь. — Она открыла холодильник и достала пакет молока. — Я плохо справлялась со своими эмоциями, ну уж такой я человек.

Алли схватила кофейник и начала разливать кофе по чашкам. Горячий напиток выплеснулся ей на руку. Она вскрикнула, поставила кофейник и поднесла руку к губам.

— Я хотела соответствовать тебе, но не могла. Разве бедная иностранка пара сыну нации? Каждый раз, когда ты просил меня постараться, я словно замерзала внутри.

Она ненавидела Финна за его требования, за завышенные ожидания, за его отказ понять, как трудно сломать себя в угоду другим. Она ненавидела робкого, неуверенного в себе человека, в которого она превратилась из-за своей всепоглощающей любви к мужчине.

— Алли… — Голос звучал так тихо, что она едва его уловила.

— Что?

Он взял ее обожженную руку и прижал ладонь к покрасневшей коже. Она взглянула вверх и впервые обнаружила на радужной оболочке его глаз золотистые вкрапления.

— Извини, — попросил он.

Она покорно подчинилась, когда он сунул ее обожженную руку под холодную струю воды.

— Послушай, я была молодая, неопытная, чувствовала себя преданной, а ты…

— Я был гордым и отказался последовать за тобой. — Он накрыл ее руку чистым полотенцем.

Она медленно кивнула.

Финн отступил назад и сунул руки в карманы.

— Спасибо за честность, — только и сказал он.

Не полную,шепнула ее совесть.

— Если ты нечестен с самим собой, можешь не рассчитывать на ту жизнь, которую желаешь получить.

— И ты стремишься не обманывать себя?

Она пожала плечами. В его глазах читалось трогательное участие.

— Алли… — Финн хотел дотронуться до нее, но она отвернулась к раковине и шмыгнула носом.

Черт, она плачет?

— Рука болит?

— Нет.

Финн чувствовал себя так, словно острый нож вонзился в его сердце. Он довел свою жену до слез.

— Пожалуйста, повернись, — тихо попросил он.

— Зачем?

— Мне нужно видеть твое лицо.

— Нет. Ты забыл обо мне, разве не помнишь? — У нее вырвался странный смех. — Конечно, ты не помнишь, глупый вопрос.

Она даже не заметила, как его руки оказались у нее на плечах. Он резко развернул ее лицом к себе, и Алли окунулась в море зеленых глаз, в которых плескалась надежда.

Перед ней стоял незнакомец. Он не требовал, не обвинял, лишь просил ответить на его вопросы. Предлагал помощь ребенку и, похоже, искренне раскаивался.

К своему ужасу, она осознала, что плачет. Слезы заструились по щекам.

Раньше Финн ненавидел ее слезы, злился и ругался; даже обвинял в эмоциональном шантаже. Поэтому она плакала тайком.

— Это гормоны. — Финн осторожно вытер слезинки и повел ее в гостиную.

Она не хотела смотреть на его губы, но не могла отвести глаза в сторону, не хотела представлять себе его поцелуи, но память предательски подсказывала ей, как она когда-то наслаждалась ими. Через секунду они уже целовались. Его кожа источала тот же запах, который она помнила, губы обещали неземное блаженство. Финн обнял ее, прижал к себе.

Алли застонала. Она знала, что пропала. Каждый дюйм тела, каждый нерв тянулся к ласке. В ее памяти все отчетливее всплывали картинки из счастливого прошлого — глубокие поцелуи, интимные касания, томные предрассветные часы, проводимые в занятиях любовью…

Где-то в подсознании затренькал звоночек, предупреждающий об опасности. Не позволяй ему целовать шею, не позволяй ему… покусывать твою нижнюю губу, не позволяй рукам залезать тебе под одежду…

Алли знала, что нельзя снова привыкать к его поцелуям, его прикосновениям, к его присутствию в своей жизни. Ведь когда к нему вернется память, он исчезнет. Но сделать с собой она уже ничего не могла.

— Финн… я…

Его ладонь прижалась к ее обнаженному бедру.

— Нет, милая, тебе ничего не нужно прятать от меня.

О боже… Она застонала, последние остатки воли растворились в желании насладиться моментом. Он всегда заставлял ее тело буквально таять от удовольствия. Она чувствовала, как его рот жадно скользит по ее коже, руки тянут рубашку вверх и касаются груди.

Ее колени подогнулись. Сколько ночей она видела это во сне? Сколько дней провела в несбыточных мечтах?

Очередной стон сорвался с ее губ. Финн наклонил голову и осторожно прикусил сосок через тонкий материал бюстгальтера.

— Финн, мы должны…

Он поднял на нее блестевшие от страсти глаза.

— Только не останавливай меня, пожалуйста.

— Сними с меня рубашку, — выдохнула она.

Взгляд его изумрудных глаз был в тысячу раз красноречивее слов. Он резко стянул с нее рубашку.

Они напоминали двух подростков, не способных оторваться друг от друга.

— Месяцами напролет я мечтал об этом, — бормотал он ей на ухо. — Я во сне видел тебя обнаженной. И я занимался с тобой любовью.

Она закрыла глаза. Ее пальцы погружались в его волосы, бессвязные слова одобрения срывались с губ. Когда она делала вдох, ее ноздри заполнялись знакомым мужским запахом. Она неистово отвечала на поцелуи и прикосновения, пытаясь стереть из памяти долгие тоскливые дни ожидания и разлуки.

— Не сдерживай себя, милая, — прерывисто выдохнул он. — Открой глаза.

Она не могла отказать ему… Она никогда не могла отказать ему. Он заводил ее одним взглядом, одним прикосновением.

Финн замер, его руки дрожали. Он посмотрел на Алли и увидел странный блеск в ее глазах.

Она зажмурилась и притянула его ближе к себе. Финн быстро избавился от джинсов и со стоном погрузился в теплоту ее лона. Она закусила губу, словно он причинял ей боль.

— Алли?

К своему удивлению, Финн увидел, как из-под длинных ресниц выкатилась слеза. Он поймал ее губами.

— Алли? Ты в порядке?

Девушка застонала. Ее сердце разрывалось на части, старые раны вскрылись и кровоточили.

— Нет, не останавливайся.

— Ты уверена? Я могу…

— Нет! — Она сжала бедра, удерживая его внутри.

Когда все закончилось, она свернулась клубочком и отвернулась к стенке. Медленно набежали тени, солнце скрылось за грозовыми облаками, пошел дождь. Он барабанил по окнам, а морской ветер подхватывал капли и брызгал ими на пол.

Она услышала, как Финн встал и закрыл дверь, ведущую во внутренний дворик.

Тишина.

Алли подобрала одежду, натянула брюки, с третьей попытки попала в рукава рубашки.

Оглянувшись, она обнаружила Финна у окна. Его обнаженное тело было влажным.

Ей до боли в ладонях захотелось притронуться к нему.

— Этого нельзя было допускать, — мрачно заметил он, глядя на лужи за окном.

Ее сердце сжалось. Он уже раскаялся в собственной слабости. Или она его разочаровала?

— Твоя теория не подтвердилась?

Он обернулся, выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Я имел в виду, что мне не следовало быть таким грубым.

— О! — Она расправила рубашку, чувствуя себя потерянной и глупой.

— Почему ты плакала?

— Я не плакала.

— Нет, плакала.

— Нет, — настаивала она. — Я…

С тихим стоном Финн схватил ее за плечи.

— Не лги мне, Алли. Я был совсем близко и видел, что ты плакала. Почему?

Его глаза умоляли сказать правду, и она не могла хранить молчание, не имела права.

— Ты взволновал меня, Финн! Я, как девчонка, готова унижаться и выпрашивать знаки внимания. Мне не нужно, чтобы ты снова говорил мне, что я не смогу заботиться о себе и ребенке, что я эгоистка, не готова к материнству и пытаюсь реанимировать умирающие отношения. — Слова давались ей с трудом. — Я не горжусь своим побегом, но ничто в мире не заставит меня остаться с мужчиной, который отверг свою беременную жену!

Спохватившись, она прижала руку ко рту, но неосторожные слова уже достигли ушей Финна.