— Пожалуй, все-таки нет.

— Я бы тебе посоветовал. — Он выпустил ее локоть, но только для того, чтобы вложить ключи ей в ладонь. — Ты говорила, что хотела бы попробовать проехать по городу.

Голова ее была опущена, и он не мог разглядеть ее лицо, но чувствовал, как напряглись ее пальцы.

— Да, но сейчас не самое удачное время.

— Не хуже любого другого. — Митч выпустил ее руку и отступил назад — Давай, Эмили, пора перейти от слов к делу. Открывай дверь и садись на сиденье. Как только тронешься, страх сразу пройдет.

— Езда не поможет. — Она прерывисто выдохнула, и ключи нервно забренчали, когда она переложила их из ладони в ладонь. — Кажется, все-таки наша свадьба — была не слишком удачная мысль.

— Наша свадьба почти свершившийся факт. — Он обхватил ее лицо ладонями.

Она открыла рот, желая что-то сказать, губы у нее задрожали, и Митч задержал дыхание. Как он ненавидел такие вот паузы с трепетаньем губ, ненавидел чувство бессилия, охватывающее его при этом. Он привлек ее к себе, но не вплотную, а оставив ей пространство — для того, чтобы она могла уклониться от его объятий, если ей сейчас не до них. В последнее время единственным местом, где она хотела с ним быть, являлась постель, но сейчас эта мысль не взволновала его и вполовину так, как могла бы. Он хотел… черт возьми, он всего-то хотел, чтобы их отношения, которые вступили в эту новую, непривычную фазу, поскорее утряслись, сформировали четкий, так сказать, узор.

Порыв ветра взметнулся вокруг них, и волосы Эмили хлестнули его по шее, защекотали подбородок. Одновременно он почувствовал запах ее шампуня, и в груди у него сладко защемило, в том самом месте, где она уткнула голову ему в кожаный пиджак. Ее ладони медленно скользнули под пиджак и легли ему на пояс, одна теплая и открытая, другая, с ключом, сжатая в кулак.

Это ее прикосновение не было ни дразнящим, ни многообещающим, а только естественным и доверчивым. В груди защемило еще сильнее, боль разрослась, набухла, затопила его, словно прибой, сбивая с ног. Такая реакция всего лишь на почти дружеские полуобъятия! Он не ждал такого, делая ей предложение. Митч невольно напрягся, анализируя это явление, и Эмили слегка приподняла голову. Как раз настолько, чтобы он смог положить руки ей на плечи и немного отодвинуть ее от себя. Фу-у! Наконец-то он сумел вздохнуть.

— Теперь тебе получше? — спросил он.

— И да, и нет. — Ее руки задвигались с той же тревожной неопределенностью, прозвучавшей в ее ответе, завертели ключи, исчезли в карманах куртки и снова вынырнули из них, словно Эмили не знала, куда теперь их пристроить.

— Значит, нет. — Он взял эти беспокойные руки в свои, надеясь их утихомирить. — Хочешь, чтобы мы поговорили подробнее о том, что тебя тревожит?

— Боюсь, что стоит мне только начать, и я уже не смогу остановиться. И это совсем не то, что ты хотел бы услышать.

Тяжелый холодный страх шевельнулся у него под ложечкой, но не спросить было нельзя.

— Почему?

— Ты, кажется, считаешь, что я вся такая благоразумная, уравновешенная, рассудительная. — Она взволнованно выдохнула. — Я чувствую себя как огромный воздушный шар, наполненный эмоциями, и каждый день происходит нечто такое, отчего он надувается еще сильнее. И я каждую минуту жду, что он вот-вот лопнет.

— Может, стоит выпускать пар постепенно, частями? — Он сильно стиснул ей руки. — Давай, Эмили, начни с чего-то одного.

Мгновенье она еще колебалась, даже качнула головой и попыталась выдернуть у него свои руки. Но тут же шумно вздохнула и проговорила:

— Ну ладно. Мне не очень понравилось в этом бюро.

— Ты сказала, все было мило.

— Правильно. Наверное, даже лучше, чем в прочих таких местах, но…

— Ты не хочешь там регистрироваться. — Митч отпустил ее руки и машинально упер свои в бедра. — Почему же ты мне не сказала?

— Так проще для тебя, — отчеканила она. — Я же знаю, что первый раз у тебя было шикарное венчание в церкви, и я не хотела тебе об этом напоминать.

— Я и так вряд ли забуду о нем.

— Знаю. — Она покачала головой с невыразимой печалью. — И я очень бы хотела, чтобы это не мучило меня так сильно, но я знаю также, что ты никогда не перестанешь думать об Анабелле.

— Я не могу изменить свое прошлое, — натянуто проговорил Митч, хотя, видит Бог, очень желал этого. — Мой первый брак не удался, и я действительно об этом не забуду.

— И ты считаешь, это из-за тебя, да? Упрекаешь себя в том, что она оставила тебя и Джошуа, хотя решение принадлежало только ей? — Эмили сощурила ярко пылавшие глаза, придвинулась к нему ближе, в голосе зазвучали незнакомые настойчивые ноты. — Она бы не передумала, Митч, что бы ты ни предпринял. Ты не должен считать себя ответственным за ее выбор.

— Может быть, и нет, — выговорил он тихо. Но родители Анабеллы возлагали ответственность именно на него, поэтому они теперь и уклонялись от встречи. И связывались с ним только через поверенных. Он протянул руку и забрал у нее ключи от машины. — Но я не собираюсь обсуждать это с тобой посреди улицы.

— А ты вообще готов это обсудить? — спросила Эмили, не двигаясь с места.

— Почему ты спрашиваешь? — Он мрачно сверкнул на нее глазами. — Если ты хочешь, чтобы я забыл о своем первом браке, ты хочешь слишком многого.

Она еще мгновенье смотрела на него, затем что-то мелькнуло в ее глазах, то ли догадка, то ли решение. Она медленно склонила голову.

— Я понимаю.

— Прекрасно, — сказал он, несмотря на то что в голове у него звучал сигнал тревоги. — Я отвезу тебя домой.

Час спустя Эмили думала о том, что оказаться дома было бы просто замечательно. Все лучше, чем в этой роскошной квартире дома на побережье, которую он делил когда-то с Анабеллой. Но Митч привез ее сюда и оставил одну, а сам поехал на встречу с поверенным супругов Блейнли. Из окна ванны Эмили увидела, как он садится в такси — он решил, что проще вызвать такси, чем искать в городе место парковки, — и сердце ее упало.

Пока они ехали сюда, она думала, что все и так достаточно плохо, до тех пор пока не вошла сюда, где повсюду — в каждой комнате, на каждой стене — чувствовалось присутствие Анабеллы. Анабелла витала даже в воздухе, которым дышала здесь когда-то. Неужели она и правда возмечтала, думала Эмили, что Митч так легко забудет свою первую жену? Неужели поверила, что он ощущает то же волшебство, какое ощущала она в его объятиях, в его постели?

Наверное, именно так она и думала. Без его любви их брак невозможен — даже ради благополучия его дома, ради вхождения в его изумительное семейство. В нем просто не будет смысла. А что касается ребенка…

Эмили отшатнулась от окна. Ребенка никакого не будет, сегодня утром это стало ясно, так что незачем и мучить себя этим вопросом. Надо радоваться, что она все же приняла это трудное решение, ведь ей было из чего выбирать. Ведь она могла просто уйти…

Просто уйти? Эмили прошла на кухню, печально качая головой. Куда ей пойти? Она сидела в этих ненавистных стенах, как в норе, пленницей собственной слабости. Почему она не сказала Митчу, что не хочет оставаться здесь? Почему не топнула ногой, не потребовала отвезти ее назад в Коррингэл, домой? Именно так поступила бы его ненаглядная Анабелла.

Но не в характере Эмили Уорнер закатывать скандалы. Она уступила, позволила уговорить себя, сдержала кипевшие в груди эмоции, потому что так жаждала его любви. И вот теперь стоит тут в одиночестве, готовая завыть от тоски.

Но слез не будет. Стоит только начать, и она не сможет остановиться. Хуже всего это изнуряющее ощущение пустоты, которое, впрочем, не имеет никакого отношения к физическому голоду. Но Эмили все равно открыла дверцу шкафчика и просмотрела его содержимое. Ничего похожего на шоколад. Ничего такого, что способно хоть в малой степени утолить душевную боль.

Но вот в дальнем углу обнаружилось наконец нечто подающее надежду — баночка сгущенного молока, и Эмили набросилась на нее, вооружившись открывалкой. Но сложное приспособление европейского производства отказывалось работать, скользило по крышке, срывалось с края и в конце концов улетело на пол.