— Да, — ответила Кэт, по-прежнему глядя на Мэгги, — а ты смешная!

Мэгги покраснела:

— Смешная?

— Ты на папу смотришь, будто он шоколадное печенье, которое ты не разрешила есть до обеда, — нетерпеливо объяснила Кэт и мечтательно взглянула в сторону печенья на холодильнике. Потом с внезапно вспыхнувшей надеждой добавила: — Может быть, уже чуть-чуть можно?

Мэгги с Алексом переглянулись.

— Нет, — твердо сказала Мэгги.

— Ну-у-у… Почему?

— Правда, почему? — вдруг подключился Алекс.

Все еще глядя на него, Мэгги ответила:

— Ты не можешь получить что-то только потому, что оно привлекает тебя.

— Ну, иногда-то можно себе позволить! — Алекс тоже твердо смотрел ей в глаза. — Если очень хочется. И если ты сознаешь, на что идешь.

Мэгги нервно сглотнула. На одно короткое сумасшедшее мгновение ей захотелось вновь ощутить вкус его губ — запретный вкус шоколадного печенья…

— У такого удовольствия может оказаться высокая цена. И прежде чем распробуешь, придет время платить.

— Но если все-таки распробуешь… не пожалеешь! — Его голос стал искушающе низким, глаза не отпускали ее взгляд.

— Звучит заманчиво, — с наигранным легкомыслием согласилась Мэгги и улыбнулась так ясно, как только могла, чтобы скрыть внутреннее возбуждение. Синие глаза Алекса притягивали ее словно магнитом. Сделав нечеловеческое усилие, Мэгги отвернулась. — Скоро великий день в моей жизни. Если наемся печенья и растолстею, не влезу в свадебное платье.

Алекс кивнул, причина показалась ему вполне уважительной.

— Ну тогда в другой раз.

Мэгги молча опустила голову. Интересно, понял ли Алекс, о чем она думает. Или на самом деле толковал о печенье. Это в его духе.

— Вообще-то я хочу сказать тебе кое-что важное, — продолжал Алекс уже другим тоном. — Можно тебя на минуту?

Мэгги повернулась к Кэт:

— Кэти, поиграй на улице перед обедом, ладно? После обеда получишь печенье.

И девочка побежала во двор, залитый солнечным светом. Мэгги вопросительно взглянула на Алекса:

— Что случилось?

— Ничего особенного.

Мэгги тут же начала паниковать. Дурные предчувствия охватили ее: несчастный случай, что-нибудь с матерью…

— Только что позвонили из отдела иммиграции.

— Отдела иммиграции? — В первую секунду Мэгги даже не поняла, в чем дело. Она недоуменно покачала головой. — Почему?

С документами все было в порядке. И кроме того, отдел иммиграции — слишком крупная организация, чтобы лично звонить Мэгги.

— Ничего особенного, — повторил Алекс, хотя в голосе его слышалось волнение, — они хотят провести собеседование.

У Мэгги перехватило дыхание. Собеседования такого рода представлялись ей самой ужасной вещью на свете. Ей трудно скрывать свои бурные эмоции даже от Алекса, когда они остаются вдвоем. Она будет выглядеть абсолютной идиоткой в компании Алекса и служащих иммиграционного отдела.

— Они знают. И хотят уличить нас во лжи.

— Ничего они не знают, — слегка поколебавшись, возразил Алекс, — только подозревают. — И он улыбнулся обезоруживающе беззаботной улыбкой.

— Подозревают? — испуганно повторила Мэгги, не замечая его улыбки вообще. — Но почему?

Алекс посерьезнел, гримаса отвращения исказила на мгновение его лицо.

— Это Марлен, без сомнения. Наверное, позвонила им сразу после нашего разговора.

— Она что, такая мстительная?

Алекс иронически усмехнулся и нерешительно похлопал Мэгги по плечу, смущаясь своей неожиданной фамильярностью.

— Не беспокойся, все будет хорошо. В конце концов, мы жили вместе целых шесть месяцев.

— Но мы же ничего не знаем друг о друге!

Он возразил довольно резко:

— По-моему, мы знаем вполне достаточно.

Мэгги показалось, что он ее ударил. Он ничего не знает о ней. Она его ничуть не интересует. Столько месяцев она наблюдала за ним, подавляя свои романтические чувства, и за все это время так и не смогла примириться с тем, что для Алекса главное в жизни — карьера. А ведь это, пожалуй, единственная вещь, которую никто не в силах изменить. Алекс — глава компании, идеальный костюм, непроницаемые глаза… но Мэгги увидела в нем многое другое, потому что ее взгляд вооружен любовью. Алекс не так уж неуязвим — просто умеет скрывать свою уязвимость за привычной маской бизнесмена, но Мэгги подмечала иногда минуты слабости, и неожиданная беспомощность этого сильного мужчины трогала ее до глубины души. В эти минуты ей казалось, что он вот-вот раскроется, но всякий раз Алекс успевал отступить в свою бизнес-раковину: работа, конференции, командировки.

Сначала Мэгги надеялась вытащить его оттуда, как она сделала с Кэт. Думала, что это вопрос времени, и надеялась. Но ничего подобного не случилось, только измучила себя напрасными попытками.

Мэгги уже давно научилась определять его настроение. Когда Алекс был взволнован или обеспокоен, он ерошил волосы на голове — бессознательным, каким-то студенческим движением. Мэгги это ужасно нравилось. Когда он сердился, брови его сходились в одну линию и глаза темнели. Он говорил отрывисто, почти выкрикивая слова. Когда он был счастлив… Мэгги наблюдала внимательно, но ни разу не заметила выражения счастья на его лице. Алекс глубоко прятал свои эмоции, и, возможно, эта скрытность навсегда. Несмотря на все наблюдения, Мэгги ничего, абсолютно ничего о нем не знала. А для Алекса его знаний было достаточно. Он просто нелюбопытен.

— Что случилось? — громко спросил Алекс, отрывая Мэгги от ее мыслей.

— Ничего. Я… просто я думаю, мы не знаем друг о друге достаточно… чтобы удовлетворить отдел иммиграции, я имею в виду.

— Да? — удивился Алекс. — А что ты хочешь знать? — Потом с внезапной проницательностью добавил: — Что ты хочешь, чтобы я знал?

Мэгги вспыхнула.

— Гм… Какие вопросы они будут задавать?

— Да самые поверхностные. Если Марлен им сказала, что наш брак фиктивный, возможно, станут выспрашивать какие-нибудь детали. Когда ты пошла в школу, как называется твоя деревня в Англии — ну, всякое такое…

— Тогда, наверное, мне надо рассказать тебе обо всем этом.

— Я уже знаю кое-что. — Лицо Мэгги невольно вытянулось, Алекс улыбнулся. — Ты выросла в Хайгейте, потом вы переехали в Ньюхейвен с матерью — после смерти отца. Ты училась в пансионе, потом пошла в общеобразовательную школу в Ньюхейвене. Училась хорошо… потом приехала сюда в Монтессурский институт, где мы и встретились.

Мэгги почувствовала, как мурашки побежали по спине.

— Как ты все это узнал?

— Самая доступная информация. Легко найти в личном досье.

— Ты составлял на меня досье?

— Не я. У меня есть для этого люди. Они составляют краткую биографию на весь персонал.

Мэгги ощутила внутреннее опустошение, ей стало невыносимо тоскливо.

— Понимаю… — протянула она.

— Я надеюсь, в этом нет ничего оскорбительного?

— С твоей точки зрения, конечно, ничего. Я уверена, ты это делаешь из соображений здравого смысла. Но мне как-то не по себе. Что ты еще знаешь?

— Ничего личного, — ответил Алекс. Только то, что ты сейчас здесь, а твоя мать осталась в Ньюхейвене.

Ее сердце сжалось при воспоминании об их тесной квартирке в Ньюхейвене. Мать, когда-то такая гордая, влачит убогое существование на пособие от британского правительства и на то немногое, что может ей выслать Мэгги. Знает ли Алекс, что у ее матери тяжелая форма артрита? Знает ли он об этих чеках, которые Мэгги посылает каждую неделю? Ей показалось, что в глазах его мелькнуло сожаление.

— Ну, — неловко закинула удочку Мэгги, — ты знаешь обо мне ужасно много, а вот я о тебе почти ничего!

— Да нет ничего интересного.

— Сомневаюсь, что в отделе иммиграции думают так же. — Во всяком случае, сама Мэгги с этим была не согласна. — Я, конечно, знаю название твоей компании, цвета машин, но, если меня спросят, что ты ешь, не смогу назвать твое любимое блюдо.

— О, — Алекс пожал плечами, — мясо с картошкой. Ничего особенного. Я ем практически все, — он заколебался, — кроме грибов. Ненавижу грибы!