— Привет, что происходит? — спрашиваю ее, когда она подходит к барной стойке и наливает напиток.

— Мы зашиваемся, вот что происходит. Я очень рада, что ты здесь. Но, эй, предупреждаю… у Пьера паршивое настроение. Он каждому сегодня задал жару. Зная, какие вы оба вспыльчивые, я бы посоветовала держаться от него подальше.

Я замечаю, что с заказами по бару творится сумасшествие. Ресторан переполнен. С ужасом я думаю о том, что творится на кухне.

— Слушай, я позабочусь о напитках. Ты иди, проверь, что творится на кухне, — говорю я Джастине, не особо обращая внимание на ее предупреждение.

— Хорошо, это, возможно, лучший вариант. Нам не нужно, чтобы еще один человек ушел из-за шефа, — она смотрит на меня, разворачивается и уходит.

Что это, черт возьми, было?

В ее взгляде скользит осуждение; но кого она осуждает: меня или Пьера?

Я стою за барной стойкой и готовлю напитки, затем подхожу к раздаче, чтобы посмотреть, какие блюда нужно нести и за какие столики.

Сегодня вечером нужны все свободные руки, поэтому я не против помочь. Два стола с большими компаниями ведут себя шумно, а Джастина и Эндрю сбились с ног. Хотя мы по-прежнему должны казаться профессиональной и слаженной командой, по едва заметным гримасам на лице Ангуса могу сказать, что он борется с тем, чтобы продолжать находиться здесь.

Подойдя к столу для раздачи, я вижу восемь выстроенных в ряд блюд, которые никто не может отнести.

— Пьер, на какой стол их нужно отнести?

Пьер выпрямляется, медленно поворачивается ко мне и рычит:

— Это стол Джастины, а теперь уходи.

Пьер определенно заносчивый и высокомерный сноб. Его голова находится в собственной заднице, и он понятия не имеет день сейчас или ночь.

— Пьер, не мог бы ты сказать мне номер стола, чтобы я смогла отнести блюда? — я стараюсь, чтобы мой тон оставался спокойным, хотя внутри уже закипаю.

— Восьмой столик, — говорит он, наконец, бросая на меня косой взгляд.

Взяв две тарелки, я направляюсь в сторону стола и расставляю их напротив соответствующих заказов.

К тому моменту как восьмой столик обслужен, другой большой заказ тоже готов. Я начинаю обслуживать их, и при последней моей ходке у одного из клиентов руки становятся слишком распущенными и опускаются на мою задницу.

Я отхожу в сторону и стараюсь оставаться профессионалом.

— Не могли бы вы держать свои руки при себе? — прошу я его вежливо, но понимаю, что это не просьба, а скорее заявление — не трогай меня.

За этим столиком много мужчин, все в костюмах, все много пьют и слишком громко разговаривают.

— Она тебя отшила, — говорит парень, сидящий рядом с тем, кто распускает руки.

Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, он шлепает меня по заднице. Я продолжаю идти и обдумываю варианты действий. Развернуться, стукнуть его и уйти, смеясь? Рассказать Ангусу и устроить сцену? Или просто отпустить ситуацию и больше не возвращаться к этому столу, отправив Эндрю или Ангуса обслуживать их?

Я могу справиться с ним и любым другим придурком, который думает, что может распускать руки.

Захожу на кухню, расстроенная и недовольная тем, как разворачивается этот вечер.

— Убирайся, возвращайся на свое рабочее место, — я слышу глубокий французский акцент, Пьер почти кричит на меня.

Делаю шаг назад и чувствую, что моя спина упирается в стену, и все, что мне хочется сделать сейчас, это опуститься на пол, обхватить свои ноги руками и заплакать.

Вместо этого я расправляю плечи, приподнимаю подбородок и делаю два медленных вдоха.

— Уходи, — говорит он снова, смешивая что-то в огромной кастрюле.

— Ты что, издеваешься? — взрываюсь я, вскидывая руки вверх от досады. — Скажи мне, как ты стал таким высокомерным придурком? Что, черт возьми, у тебя за проблема, Пьер?

— Ты моя проблема, — говорит он, ехидно глядя на меня. Пристальный взгляд его серых глаз приковывает меня к стене, на мгновение выбивая дух из моего тела.

Я всматриваюсь в его лицо, медленно опускаю взгляд к груди, и улавливаю внезапный глубокий вдох.

За эту долю секунды, этот один удар сердца, он не Пьер-неприятный монстр, а кто-то еще. Человек, скрывающий ужасную боль, тень которой так глубоко врезалась в его душу, что он едва может дышать.

Суровый взгляд Пьера словно приклеивается к моему.

И его воинственная поза понемногу смягчается, со мной тоже что-то происходит. Небольшой огонек начинает разгораться, тепло проходит по моему позвоночнику.

Мы стоим и смотрим друг на друга лишь минуту. Может быть, даже не минуту, а всего несколько секунд.

Я прочищаю горло и отвожу взгляд от его широких плеч на кастрюлю, в которой он что-то готовит.

— Хорошо, что ты хочешь? — спрашивает он, его голос по-прежнему грубый, но уже слегка смягчился.

— Я просто хотела посмотреть, не нужна ли моя помощь здесь.

— Ты разве повар? Нет. Уйди, пожалуйста, — добавляет он «пожалуйста» тихим голосом.

— Слушай, ребята за десятым столиком создают мне проблемы. Можешь просто уступить, хоть на один вечер?

Пьер быстро поднимает взгляд на меня. Он кладет ложку на край стола и выпрямляется во весь свой рост метр восемьдесят, если не выше. Складывает руки на груди и приподнимает подбородок почти в защитном жесте. Его брови сходятся вместе, а челюсть напрягается.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он. Его акцент усиливается, почти как у эмигранта, который только изучает английский язык.

— Это не важно. Я просто хочу, чтобы ты дал мне перерыв.

— Это важно. Что ты имела в виду, когда говорила об этом столе?

— Пьер... — я стараюсь предупредить его, но он не слушает. Вижу, как напрягаются мускулы на его шее, и верхняя губа дергается в ответ.

— Ты мне сейчас расскажешь, что случилось.

— Просто оставь это.

— Эрик! — кричит он через плечо.

— Да, шеф, — отвечает его су-шеф и подходит к Пьеру.

— Присмотри за моим соусом, я отойду на минутку.

— Да, шеф.

Пьер обходит стол, за четыре огромных шага оказывается возле меня, хватает за локоть и тащит из кухни по направлению к комнате отдыха.

— Пьер, остановись. Все хорошо.

Он все еще молчит, хотя его хватка на моем локте усиливается.

— Какого черта ты делаешь? — говорю я, пытаясь вздохнуть.

Пьер открывает дверь в кабинет Ангуса, толкает меня внутрь, затем заходит сам и запирается на замок.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — спрашиваю я еще раз, отступая от него.

Гнев прямо сочится него, и я вижу, как его серые глаза становятся стеклянными, а зрачки чернеют. Он сжимает руки в кулаки, его дыхание ускоряется.

— Пьер, — я смотрю, как он приближается ко мне. Его рот открыт, от злобы маленькая вена бьется на его виске. Его глаза дикие, за ними скрывается взрывная сила.

Он делает еще один шаг ко мне, а я от него. Моя задница упирается в стол Ангуса, и, прежде чем осознаю, что происходит, Пьер жадно берет в плен мои губы своими.

Руками он запутывается в моих волосах, пальцами нежно поглаживает щеку. Тело предает меня, и горячая вспышка желания оседает внизу живота. Она разжигает меня, я отчаянно хочу, чтобы он ко мне прикоснулся, безумно желаю получить побольше его тепла.

— Пьер, — выдыхаю я ему в рот.

Но он не останавливается. Поглощает каждый миллиметр меня. Играет с моими губами, умело ласкает языком, покусывает зубами. Я чувствую тепло, исходящее от него, которое окутывает мое сердце.

Пьер ласкает меня, как мужчина, умирающий от голода по человеческому прикосновению. Рычание исходит где-то глубоко из его груди, и от этого звука по моей коже пробегают мурашки в ожидании следующих лихорадочных ласк.

— Я так скучал по тебе, Ева. Я люблю тебя, — стонет он мне в губы, и я чувствую влагу, коснувшуюся моей щеки.

Имя, которое он пробормотал, как заклинание, рассеивает вожделение, и я отстраняюсь от его обжигающего поцелуя.

Несколько слез скатываются по щекам Пьера, он выглядит совершенно разбитым. Осознание того, что только что произошло, находит на него. Он хватается руками за голову и отступает назад, глядя на меня, точнее, молча умоляя меня не говорить ни слова.