Я ощущала этот взгляд почти физически, он проходил мазками по спине, затылку, ерошил волосы, и я с трудом удерживала желание обшарить глазами каждый столик, найти нацеленные зрачки и получить ответ на простейший вопрос: кто? Кто проник в каюту, украл телефон и сейчас изучает каждое движение моих ресниц?

Ведь кто-то же изучал! Я чувствовала!

Но метафизику к делу не подошьешь. Я оттащила к нашему столику поднос со «шведской» едой и села, надеюсь, грациозно. Кокетливо расправила на коленях юбку и услышала, как склонившийся над закусками Туполев шепнул:

– Ну, хватит расстраиваться.

– А, чепуха! – беспечно отмахнулась я. Не хватало, чтобы любимый начал утешать Софью Николаевну на глазах всего ресторана! Мне и так едва удалось уговорить его не устраивать проверочную взбучку горничной и не идти к капитану. – Тебе бутерброд намазать?

– Сама намажу.

– А мне приятно за тобой ухаживать. Тебе с маслом, джемом или сыром?

Пожалуй, еще никогда невинный щебет не давался мне с таким трудом. Я намотала на себя удушающий клубок лжи и страха и практически задыхалась под этими путами. Горло саднило и ежилось, и оставалось только надеяться, что никто, кроме отлично изучившего меня Туполева, не обратит внимания на то, как придушенно звучит мой голос. Я усердно занимала руки делом, а рот – едой, болтовней и чувствовала, как стекленеют в напряжении глаза на плывущем, колеблющемся лице напротив. Я старалась. Но была готова заплакать.

А за слезы мой любимый поднимет на ноги весь корабль. Поднимет и перетряхнет. Я никогда еще не плакала в его присутствии.

Назар пристально вглядывался в меня, и положение пришлось спасать – снова ложью:

– Кажется, я подцепила от тебя вирус. Немного голова разболелась.

– Пойдем в каюту? – озабоченно предложил Назар, но ответить я не успела, так как к нашему столику с поклоном подошел секретарь-советник китайского почти министра.

– Господин Туполев, – поклонился он еще раз и быстро залопотал с едва уловимым акцентом: – Господин Ли Хонг просит вас уделить ему время после завтрака.

Туполев, не отвечая, посмотрел на меня, – я сделала круглые глаза, моргнула, мол, здорова, не помру за полчаса, – и только тогда произнес:

– С удовольствием. Где будет удобно господину Хонгу?

– В нашей каюте, если позволите.

– Меня устраивает, – согласился Назар, они с китайцем обменялись поклонами, и тот направился к своей компании в другом углу ресторана.

– Ты что делать будешь? – тихо поинтересовался Туполев. – Может быть, полежишь в каюте?

– Вряд ли, – несмотря на все нервы, беззаботно мяукнула я. – Скорее всего, на палубе посижу. Погода хорошая. – И отхлебнула кофе с растяжкой и удовольствием, хотя от нервного зуда седалище почти пылало, словно я сидела не на стуле, а на раскаленном кирпиче. Контейнер с пемолюксом я, улучив минутку, засунула за кадку с фикусом в углу нашего коридора и теперь буквально исходила пылающим ужасом – а вдруг «клетчатый» отправился с обыском теперь уже в каюту Туполева?! Не нашел там банку и догадался пошарить за фикусом.

И когда Назар сказал:

– Пойдем? Мне надо еще кое-какие материалы захватить… – подскочила с такой стремительностью, что чуть не опрокинула на пораженного олигарха его недопитый кофе. – Ты бы, что ли, в самом деле температуру померила, – пробормотал любимый и предложил мне локоть.

На каковом я тут же и повисла.

С подборкой  материалов Туполев возился, на мой взгляд, непозволительно долго. Стоял у стола, мурлыкал что-то попсовое, одной рукой щелкал по клавишам компьютера, другой переворачивал какие-то бумажки и даже со спины был благодушен и бессовестно нетороплив.

А мне так прижигало уже не только седалище, но и пятки, пальцы, шею. Я юлой крутилась в его комнате и считала секунды, когда любимый  изволит выйти вон.

Наконец их величество соизволили отчалить, я – высунув нос за дверь – проводила его взглядом до поворота на лестницу и тут же в привычной мышино-шпионской манере прошмыгнула до фикуса, раскинувшего ветки в противоположном углу коридора.

Банка с пемолюксом «Морской бриз» прилично и чинно стояла за кадкой. Я выудила ее оттуда со всей возможной сноровкой и рысью метнулась обратно.

Закрыла все замки – свои и туполевские, – проверила окна и занялась наипервейшим важным делом. Начала превращать банку с бытовой химией в некий неопределенный предмет. То есть обмотала ее газетой, завернула в полиэтиленовый мешок и положила в большую дорожную косметичку, вытряхнув из нее предварительно все лекарства и женские мелочи.

Еще на первом, ознакомительном банкете капитан «Мадемуазели» Лев Алексеевич закончил вступительную речь словами:

– …Так же, уважаемые господа, милости прошу к себе тех, кто по каким-то причинам хочет оставить что-то в сейфе капитанской каюты. У нас, конечно, никогда не случается недоразумений с пропавшими вещами, но, тем не менее, рад служить. Корабельный сейф к вашим услугам.

Не знаю, воспользовался ли кто из пассажиров данным предложением или все хранили бриллианты и «ролексы» в своих каютах, но мне необходимости прятать два кольца и три цепочки не было. Только банку с пемолюксом. И то сейчас.

Постояв какое-то время перед запертой дверью моей каюты и прислушавшись – не пыхтит ли кто с той стороны, не скребется ли, – я отперла замок и резко рванула дверь на себя.

Пусто. Хорошо освещенный коридор, красный коврик, ряд дверей и милый угловой фикус. Да и, говоря по совести, моей каюты я боялась чуть больше общественного коридора. Так что, опрометью выскочив за порог, я лихо запечатала замок электронной задвижкой и пулей понеслась на палубу, а далее – к капитанской каюте.

Ноги дрожали, руки лихорадочно теребили прижатую к груди косметичку, и, скорее всего, я выглядела нелепо. Но по пути я никого не встретила, и надобности изображать гуляющую дамочку не возникло. Только у двери с бронзовой табличкой «Капитан» я взяла себя в руки и, молясь всем богам, троекратно ударила в нее костяшками.

Молитвы мои снова были услышаны – кэп оказался на месте, – из-за двери раздался густой баритон:

– Войдите!

Изображая смущение, я втекла в незнакомое помещение, огляделась и тут же застыла, громом пораженная.

Капитан стоял возле раскрытого сейфа, листал, перебирал какие-то бумаги и перекладывал их на стоящий тут же приличный, мореного дерева письменный стол. Эта часть каюты, скорее всего, была рабочим кабинетом, так как, кроме дивана и одного кресла, возле крошечного низкого столика ничего напоминающего постель в нем не было. Только узкие стеллажи с документацией, сейф и множество фотографий прибитых к мореному дереву обшивки стен.

С одной из фотографий всем входящим улыбалась типичная американская семья: шибко загорелый муж, белозубая жена-блондинка и четверо разновозрастных отпрысков на фоне белого дома (с маленькой буквы, разумеется!), стриженых лужаек и развевающегося звездно-полосатого флага на штыре перед крыльцом.

«Матерь божья!!» – пронеслось в голове, а капитан тем временем отложил бумажки и улыбнулся:

– Чем могу?

– Здравствуйте, Лев Алексеевич, – мелким бесом заюлила я. – Знаете ли, в чем дело… Тут одна неприятность приключилась… Я мой сотовый где-то потеряла. Вам, случайно, не заносили?

Только самая бестолковая из женщин или отчаянная скандалистка может начать розыски пропажи с каюты капитана.

Лев Алексеевич посуровел лицом, оглядел меня внимательно и сделал выбор. На отчаянную скандалистку я не тянула. Больно уж мямлила и, судя по вступлению, начинать с угроз «На вашем корабле вещи пропадают!» не собиралась. Я походила на нелепую курицу с косметичкой у груди, в которой, вероятнее всего, запрятаны последние кровные ценности.

– Софья, кажется? – приветливо, но с толикой осторожности улыбнулся кэп. – Так что там у вас случилось? Присаживайтесь, пожалуйста…

– Нет-нет, я на секундочку, – упираясь задом в дверь, забормотала я и попыталась нащупать свободной от косметички рукой дверную ручку. – Так, значит, вам не заносили?