Мысли обрели привычную стройность, тело распрощалось с дрожью, я воскресла и встала с дивана. Пора начинать действовать.
Дойдя до туалетного столика в своей спальне, я села на пуфик перед зеркалом и с нескрываемым отвращением полюбовалась на неземную красоту.
Красота оказалась пугающей до отвращения. На абсолютно белых щеках алели два неровных шлепка морковного цвета, волосы местами сосульками, местами клоками начеса свисали, губы пересохли и даже потрескались, глаза блестели как у мартовской кошки в приступе лихорадочного загула.
А ведь у меня сегодня столько дел!
До встречи с подполковником Огурцовым надо произвести прикидку с привязкой по местности, надо подготовить список адресатов и объектов, надо побывать в поликлинике…
Нет. Это ждет. Пока не узнаю, чем закончился для меня вечер в отеле, думать об остальном вряд ли получится. Сначала надо восстановить в памяти, что и сколько пила, с кем сидела, с кем беседовала…
Относительно вопроса «с кем?» все решилось довольно просто. Последним четким воспоминанием о «вчера» было скуластое лицо Агаты Мухобоевой. Квадратные губы что-то шлепают почти мне в ухо… я киваю, затягиваюсь…. И все. Туман. Мрак. Черный и беспросветный.
Неужели я напилась позже?! Неужели остаток вечера просто стерся из памяти?!
Бывает.
Но не со мной.
Я слишком дорожу своей репутацией и реноме Назара, чтобы устраивать подобные прилюдные «акции». Я веду себя как примерная мать семейства и бдительно слежу за тем, что мне подливают в бокал. Положение обязывает, муж-параноик обязывает к этому вдвойне.
Так что же произошло?!
Я сидела за столом, пила только шампанское, к виски-текиле-коньяку-водке даже не притрагивалась.
Что произошло?! Почему я отключилась?!
Не помню. Ничего не помню. Я стояла в холле, курила…
Так. Стоп. Курила. И конкретно после первой затяжки и начинается провал в памяти.
В сигареты что-то добавили?
Получается, что так.
Ну не могла! Не могла я напиться на глазах всего города!
Или я ищу себе оправдание?
Пожалуй, правду легко установить. По последним четким воспоминаниям в пачке «Парламента» оставалось не более пяти сигарет. И даже если отравлена была только одна из них, по следам на внутренней поверхности коробки, наличие наркотических примесей сумеют определить в лаборатории родимой контрразведки. Пока причина моих неприятностей не обнаружится, подполковник Огурцов будет вынужден мне помогать. Я его кадр, а Интересы Государства могут близко касаться любимой шкуры Софьи Туполевой.
…Сумочка с дамскими мелочами отыскалась в прихожей на тумбочке.
Сигарет в ней не было. Исчезла пачка «Парламента».
Или… я все забыла? Выкурила все – максимум пять сигарет – и выбросила пустую пачку?
Может быть, может быть… Попробуем выяснить.
Достав из той же сумочки мобильный телефон, я разыскала в нем номер Агаты Мухобоевой и отчего-то, видимо от нервов и жажды деятельности, приправленной транквилизаторами, не подумала, что хозяйка банкета в начале десятого утреннего часа может еще почивать.
Но мне повезло, голос мадам Мухобоевой журчал весело и вовсе не сонно:
– Привет, привет. Как самочувствие?
– Паршиво, – призналась я, имея в виду совсем не состояние физическое, а очень даже моральное.
– Ну ты вчера дала-а-а!.. Стране угля, – с некоторым восторгом пропела хозяйка пятизвездочного отеля. – Никогда тебя такой не видела.
– Я… Я много вчера выпила?
– А ты что, ничего не помнишь? – с удивленным сочувствием спросила собеседница.
– Абсолютно. Все как отшибло.
– Н-да. Бывает. Ты совсем-совсем ничего не помнишь?
– Говорю же – нет! Что я вчера выделывала?
Агата затиха и через какое-то время осторожно произнесла:
– Тебе как – с купюрами? В щадящем варианте…
– Нет, правду.
– Ну-у-у…
– Агата!
– Даже не знаю, с чего начать, – пропела Мухобоева, и в моей груди все похолодело.
– Хватит подготавливать! Давай вываливай все с главного!
– Ты упала на стол с десертом и разнесла трехъярусный торт к чертовой матери.
Лучше бы она меня еще немного поподготавливала.
– При всем народе?! – ужаснулась я.
– Ну… да.
– А Туполев?!
– Как сфинкс. Хотя основного пируэта он не видел. Пришел к финалу. Я сказала ему, что тебя толкнули. Непонятно кто, в давке за тортом. Так что советую отбрехаться, – толчея, каблуки, уронили и так далее. Не мне тебя учить.
– Агата-а-а, какой ужа-а-а-ас!! Папарацци были?!
Мухобоева замялась:
– Только на выходе. Когда тебя всю в креме выводили. Не переживай! От лица крем отмыли, осталось только платье!
– Какой позор! – простонала я.
– Не бери в голову. Есть люди покруче. Тебя переплюнула жена вице-губернатора. Она влепила пощечину секретарше бывшего мужа.
– Слава богу, – с абсолютной искренностью сказала я. – Подрались?
– А как же. Разнимать пришлось.
– Агата, а ты не помнишь, я много курила?
– Насчет курила скажу четко – один раз. Со мной, возле дамской комнаты. Пепельниц в зале не было, основной зал у нас для некурящих. А вот относительно пила… не знаю, Соня. Я часто, но ненадолго отходила. Но по-моему, ты и пила-то совсем чуть-чуть. Одно шампанское, пару бокалов.
– Понятно. Как думаешь, разговоров много будет?
– Не забивай себе голову. Я уже пустила слух, что лично видела, как тебя толкнули на торт.
– А мой вид? Я сильно пьяной выглядела?
– Сильно, – не стала врать женщина, которая уже почти год активно набивается ко мне в подруги. – Даже удивительно.
– Я что-нибудь говорила?
– Молчала, как истукан! Только мычала иногда что-то неразборчиво.
– Господи, да что меня к торту-то понесло!!
– Не что, а кто. Тебя к торту мой муж потащил. Прости. Хотел похвастаться, у нас кондитер превосходный…
– Да ладно, – отмахнулась я. Судя по развитию вчерашних событий, надо радоваться, что я в кабинке дамского туалета попой в унитаз не отключилась. Или мужского, могла ведь и перепутать. – Спасибо тебе за все. Я твой должник.
– Да ладно тебе. Иди лечись.
Я попрощалась, кажется, с новой подругой – не всякая женщина станет преподносить горькую правду столь тактично, без уверток и ехидства, да еще и поможет по мере сил исправить положение, – зажала в руке мобильник и крепко, крепко задумалась. Поставила себя в интерьеры отеля и восстановила в памяти каждый шаг вчерашнего вечера.
Вот я прохожу из зала до дамской комнаты, подкрашиваю губы, поправляю прическу… Сумочка лежит на огромной мраморной полке с двумя овальными вырезами для раковин под кранами… Я направляюсь в туалет… Сумку оставляю там же под зеркалом…
Отсутствую минуты две.
Мог за это время кто-то подложить отравленную сигарету в пачку «Парламента»?
Элементарно. На мраморной поверхности лежало несколько дамских сумочек – чья, где, никто не разберет, – все следят только за собственными котомками, за прочим багажом не присматривают. Сигарета могла появиться в пачке именно в этот отрезок времени. Поскольку Агата в этот момент тоже удобства навещала.
Итак, с появлением папиросы все ясно. Но куда потом делась пачка?! Ладно бы я всю сумку потеряла, так ведь нет – сумка на месте, курить я больше не ходила, видимо, вообще, кроме как за тортом из-за стола не поднималась. Так куда и когда делась пачка?! «Парламент» изъяли в отеле или… уже в доме?!?!
Вопросы повисли в воздухе, и сколько я ни пыталась восстановить в памяти хоть какие-то смутные воспоминания, результат был плачевным. Я ничего не помнила.
Я могла оставить сумку за спиной на чужом стуле, на полу, на умывальнике, пока меня от крема отмывали. И спрашивать об этом Назара Савельевича – дело практически безнадежное, он не имеет привычки приглядывать за вещами жены.
В начале одиннадцатого я вышла из своей машины на парковке перед детской поликлиникой. Огляделась – над дверью в больницу не было камеры наблюдения, только крошечный глазок над кнопкой «вызов», – и пошла неспешно гулять по окрестностям.