И тут она заметила Джейни. Обхватив себя руками, чтобы защититься от холода, экономка взволнованно мерила шагами крыльцо. Подъехав ближе, Хилари разглядела на добром морщинистом лице старушки тревогу.

— Мисс Ферфакс, наконец-то! — воскликнула экономка, с трудом ковыляя вниз по ступенькам — ее мучил ревматизм.

Хилари выскочила из машины, не выключая мотора. Она догадывалась, что нельзя терять ни минуты.

— Мисс Ферфакс, поезжайте скорее в больницу! — задыхаясь от волнения, восклицала Джейни. — Едва вы уехали, как миссис Сент-Джордж начала рожать! О, это было ужасно! Схватки следовали одна за другой, бедняжка так кричала! — Джейни схватила ее за руку. — Поезжайте, мисс Ферфакс, скорее поезжайте в Ричмондскую городскую больницу! Миссис Сент-Джордж вас ждет.

Вся кровь отхлынула от лица Хилари, однако каким-то образом ей удалось разлепить губы.

— Как она добралась до больницы?

— На такси. Отвезти ее было некому — вы уехали, мистер Сент-Джордж был у себя на работе… Я пыталась позвонить вам в аэропорт, но вас там не нашли…

Хилари покачала головой. Все верно. Они с Терри в это время завтракали в кафе и, естественно, не слышали никаких объявлений.

— А что Коннер? — тихо спросила она, страшась услышать ответ. — Он… знает?

Джейни кивнула.

— Конечно. Он уже там. Я позвонила ему в офис, и он сразу поехал прямо в больницу. Но мистер Сент-Джордж ей не поможет. Она его боится. Ей нужны вы. — Она сжала руку Хилари и повторила: — Пожалуйста, поторопитесь!

И Хилари исполнила ее просьбу. Она неслась по извилистой горной дороге с лихостью заправского автогонщика — сейчас не было времени бояться или осторожничать. Все внимание ее было сосредоточено на дороге. Хилари запретила себе думать о том, что означают преждевременные роды Марлин. Или о том, как трудно будет Коннеру выслушать горькую правду, если перед этим он увидит ребенка, которого считает кровью и плотью Сент-Джорджей.

А вдруг она опоздает и приедет уже после рождения малыша?

Хилари вдавила педаль в пол, и тормоза завизжали на очередном повороте. Нет, этого не должно случиться! Она успеет! Она расскажет Коннеру правду до того, как он возьмет малыша на руки, прижмет к груди и вглядится в его невинное личико, ища сходства с милыми чертами брата…

Медсестра встретила Хилари улыбкой. Ребенок, сказала она, появился на свет около часа назад. Это девочка, чудесная крошка шести фунтов весом. Она совершенно здорова. У миссис Сент-Джордж тоже все нормально. Мистер Сент-Джордж сейчас с ней.

А вы родственница? Ах, кузина миссис Сент-Джордж? Как мило! Хотите посмотреть на малышку? Детское отделение вперед по коридору, налево, а потом направо.

Ноги Хилари двигались сами по себе, не подчиняясь ее воле, — правая, левая, правая, левая… Сама она плыла где-то рядом. Налево, потом направо. Уже скоро. Где-то совсем рядом за стеклянной дверью спит дочка Марлин, и крошечное сердечко ее тикает, как часовая бомба.

Налево, потом направо. Вот и детское отделение. У дверей толпятся счастливые родственники: внутрь их не пускают, но они сгорают от желания хоть одним глазком взглянуть на маленькое чудо, появления которого на свет так долго и терпеливо ждали.

В отличие от них Хилари не спешила поднять глаза. Ее обуревало безумное и малодушное желание сбежать, сделать вид, что никакого ребенка вообще не существует. Господи, как это возможно? Крохотный беспомощный младенец, не способный даже поднять голову, оказался без вины виноватым в трагедии, которая исковеркает судьбы троих взрослых людей…

Коннер стоял к ней спиной, но Хилари сразу его заметила. Как не узнать эту широкую мускулистую спину, которую нынче ночью она изучила во всех интимных подробностях? На нем — тускло-серый деловой костюм, того же оттенка, что и седина на висках. Хилари пошатнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. Итак, он уже здесь.

Стоит поодаль от остальных; взгляд его обращен не в общую палату, а в закуток для недоношенных, где в инкубаторах под обжигающими ультрафиолетовыми лучами лежат крохотные голенькие младенцы, и глаза у них, словно в фантастическом фильме, заклеены какими-то черными нашлепками.

Но почему? Почему он смотрит туда? В той палате лежат недоношенные и больные дети. А с девочкой Марлин все в порядке, так сказала медсестра. Хилари открыла рот, чтобы позвать Коннера, но слова застряли у нее в горле и из уст не вырвалось ни звука.

И все же он обернулся к ней. Хилари отшатнулась. Она узнала Коннера по фигуре но это лицо было ей незнакомо: холодный, лишенный всякого выражения лик мраморной статуи. А глаза… У нее подогнулись колени, и сердце ухнуло куда-то вниз. Глаза его были словно два ружейных дула, нацеленные прямо на нее.

— Хилари. — Никогда прежде она не думала, что возненавидит звук собственного имени. — Пришла посмотреть на ребенка?

Хилари кивнула, не доверяя собственному голосу. Что с ребенком? Почему Коннер смотрит на нее, как на врага?

— Подойди сюда, — приказал он. — Я тебе покажу.

Хилари повиновалась. Железными пальцами Коннер схватил ее за плечо и повернул лицом к палате для недоношенных.

— Вон она. Во втором инкубаторе.

Хилари охнула — не столько от боли, сколько от ужаса и жалости. Крошечная голенькая девочка лежала в ярком свете ультрафиолетовых ламп, беспомощно шевеля ручками и ножками и жалобно скуля, словно новорожденный котенок. Глаза ее, как и у всех остальных детей, были заклеены черным. Тонкие пальчики беспомощно хватали пустой воздух. От этого зрелища у Хилари разрывалось сердце.

— Что с ней? — дрожащим голосом спросила она. — Почему она… здесь?

— О, ничего страшного! — бодро ответил Коннер.

По этой неестественной бодрости в голосе она вдруг поняла, что Коннер близок к сумасшествию. И неудивительно — несколько месяцев после смерти брата, угнетаемый ночными кошмарами, он ходил по краю пропасти. Но что произошло? Что толкнуло его вниз, навстречу караулящим во тьме драконам безумия?

— Небольшая, совсем крохотная проблемка! — все с тем же безумным весельем в голосе продолжал Коннер. — Резус-несовместимость. Необходимо облучение ультрафиолетом.

Хилари хотела взглянуть ему в лицо, но железная рука Коннера не давала ей повернуться.

— Что значит «резус-несовместимость»? — слабым голосом спросила Хилари. Плечо у нее уже онемело и не чувствовало боли; ах, если бы могла онеметь и душа!

— Это связано с кровью. Видишь ли, если у матери резус отрицательный, а у отца положительный, то ребенок во время родов может наглотаться крови, несовместимой с его собственной. Это совсем не опасно — так, небольшое недомогание, только и всего. Лечится облучением. Ей придется провести в инкубаторе день или два — и все будет о'кей.

Хилари должна была вздохнуть с облегчением, но не могла. Коннер по-прежнему крепко сжимал ее плечо, и в голосе его слышалось злорадное веселье, почему-то напомнившее ей о школьных годах. Таким голосом испорченный мальчишка разговаривает со своей жертвой, которой готовит какой-нибудь жестокий розыгрыш.

— И… — пробормотала Хилари, — и… что же? Я хочу сказать, что случилось…

«С тобой», — хотела сказать она, но на это ей не хватило смелости. Фраза осталась незаконченной.

— Знаешь ли, — ровным голосом продолжал Коннер, — этот положительный резус у младенца наводит на размышления. Дело в том, что у Марлин резус отрицательный. И у Томми он был отрицательным.

Хилари тихо ахнула. В дверном стекле отражалось лицо Коннера. Он улыбался… нет, скалился в жестокой, хищной усмешке.

— Да-да, — подтвердил он. — Придется тебе кое-что объяснить, Хилари. Откуда, в самом деле, взялся этот положительный резус, от которого столько неприятностей?

— Коннер… — начала Хилари. Ноги не держали ее; язык, казалось, распух и царапал рот, как наждак. — Коннер, прошу тебя… — Она зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями, но они неслись неуправляемым потоком, словно струи Пламенного водопада. — Ты… ты уже разговаривал с Марлин?