— Мы можем… что?

— Пожениться. Разумеется, временно. Малыш получит мое имя, что можно было бы устроить и без брака, если бы ты не возражала, и на что ты, похоже, добровольно не согласишься. Общество будет считать, что у нас тишь да гладь, ребенок будет расти в нормальной обстановке. Тебе не придется ничего никому объяснять, особенно начальству. Моим условием остается — не препятствовать при разводе оформлению равных прав на ребенка.

В его глазах не было ни капли дружелюбия. Корд был убийственно серьезен и полон решимости показать это Эбби.

— Давай рассмотрим вариант номер два. Я вызову тебя в суд, Эбби, и подниму такой скандал, который долго будут помнить в этом городе. Ваша телекомпания обожает гласность, но могу гарантировать, что власть имущим не понравится, если имя известного диктора будет красоваться в газетах, да еще по такому поводу.

Эбби дрожала.

— Ты самая отвратительная личность на свете.

— Я не казался тебе столь уж отвратительным одной декабрьской ночью, если мне не изменяет память. Но ты ведь и сама все помнишь о той ночи. Мне нет необходимости напоминать, верно?

Она чувствовала себя слишком униженной, чтобы еще и признать, что не помнит ничего, кроме нескольких поцелуев. Признайся она, этот грубиян не замедлил бы, наверное, выложить все подробности!

— У меня могут быть свои варианты, — слабым голосом произнесла она, мысленно клянясь не допустить слез, как бы тяжко ни было.

— Говори, — ответил Корд, — я слушаю.

Эбби лихорадочно думала, но у нее было всего лишь одно желание — чтобы Корд исчез с лица земли.

Но такого не произойдет. Он здоров, силен и коварен, как крысиный яд. Сенсационный судебный процесс положит конец ее карьере, и ему это прекрасно известно. Ей претила сама мысль о том, чтобы предоставить этому совершенно чужому человеку равные права на ее ребенка. Она только подумала о браке с едва знакомым мужчиной, и это вызвало у нее тошноту.

О Господи, почему ей казалось столь необходимым снова встретиться с ним, говорить с ним? Он бы ничего не узнал. Она сама во всем виновата. Какая же она дура!

— Я жду, — произнес Корд.

Эбби взглянула ему в лицо, испытывая к себе самой презрение за то, что даже сейчас находит его красивым. Приятная внешность — такая мелочь в сравнении с жизненными проблемами. Что значат густые темные волосы и красиво очерченные губы, если они принадлежат человеку, абсолютно лишенному сострадания?

— У меня нет предложений, и тебе это прекрасно известно, — отрезала она. — Если бы я не сглупила и не обратилась к тебе, ты никогда не узнал бы о ребенке.

— Ты свободно могла узнать обо мне все необходимое, не обращаясь лично ко мне, Эбби. Я член нескольких известных фотосоюзов, и мои данные доступны любому, кого они заинтересуют.

Эбби ошарашено уставилась на него. Как она могла так лопухнуться?!

— Может быть, ты хотела, чтобы я узнал, — мягко продолжил Корд. — Эбби, та ночь была…

— Прекрати! — закричала она и вскочила на ноги. — Я не хотела, чтобы ты узнал! Я сделала величайшую глупость, встретившись с тобой, но уж, будь уверен, без каких-либо тайных намерений! Разумеется, мне теперь придется считаться с последствиями этой глупости, но, чтобы что-то решить, нужно время.

Корд медленно поднялся.

— Дай мне свой домашний телефон. Я пытался узнать в справочной, но оказалось, что в телефонных списках его нет.

— Я не хочу, чтобы ты его знал.

— Значит, ты хочешь, чтобы я звонил на студию? Эбби, послушай меня. Я не шучу с тобой. Если в течение нескольких дней ты со мной не свяжешься, я обращусь к своему адвокату.

Эбби трясло.

— Ты… ты… негодяй! — прошептала она.

— Называй как хочешь. От этого ничего не изменится. Твой домашний номер?

Она быстро продиктовала его и ушла, а он молча стоял и смотрел ей вслед. Потом сказал с горьким вздохом:

— Так не должно быть, Эбби. Не должно!

Корд позвонил в понедельник вечером.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно.

— Не пришла еще к решению?

— Нет. — Эбби с такой силой швырнула трубку, что сама поразилась, как та не раскололась от удара.

Корд позвонил во вторник вечером.

— Будь добра, не бросай сегодня трубку, Эбби. Утром я уезжаю в Лос-Анджелес и вернусь в Вегас в четверг. И в четверг хочу знать твой ответ.

— В четверг, — протянула Эбби сладчайшим голоском. — Ты здорово умеешь командовать, не так ли? Я, знаешь ли, тут подумала и решила, что судебный скандал и твоей карьере на пользу не пойдет.

Корд мягко рассмеялся.

— Поверь мне, солнышко, процесс может тянуться месяцами, но ни на йоту не повредит ни мне, ни моей работе. Итак, четверг, Эбби. Я считаю, по такому поводу мы должны встретиться. Где ты предложишь, у тебя или у меня?

— Ноги твоей не будет у меня в доме!

— Значит, у меня. Ты знаешь адрес. Когда мне тебя ждать?

— Я не пойду к тебе! — гневно произнесла Эбби, сверхотчетливо выговаривая каждый звук.

— Тогда где? — ледяным тоном спросил Корд.

Она оказалась в ловушке очередной проблемы, не решив предыдущую. Эбби поняла, что не хочет переносить свой позор на людях. Пока еще не готова.

Однако она не хотела видеть Корда Дюрана в своем районе, не говоря уж о собственном доме.

— Хорошо, я приду к тебе. Около… около десяти.

— Так поздно?

— В четверг вечером у нас деловая встреча. Она закончится приблизительно в половине десятого.

— Понятно, прекрасно. Значит, в четверг в десять.

Оба, не попрощавшись, положили трубки.

Несколько мгновений Эбби смотрела на аппарат, потом подошла к окну. У Шерри горел свет, значит, она дома. Охваченная тревогой, Эбби раздумывала, стоит ли открыться своей подруге. Ей просто необходимо обсудить все с кем-нибудь, раз она не в состоянии принять решение самостоятельно. Варианты, предложенные Кордом, не выходили у нее из головы и мешали работать. Не далее как сегодня Боб Сидуэлл задал ей вопрос, не волнует ли ее что-нибудь.

Разумеется, она соврала и ответила, что нет, все прекрасно.

А все отнюдь не прекрасно. Она беременна, одинока и напугана до полусмерти.

Судебный процесс или брак, заключенный в преисподней, — другого выбора у нее нет. Разумеется, она ни за что не подпишет документ, дающий право Корду Дюрану или любому другому постороннему воспитывать ее ребенка наравне с ней. Корд Дюран для нее просто посторонний, не более того. Неужели он этого не понимает?

Ну конечно, он этого не понимает. Он представления не имеет, что все ее воспоминания, связанные с ним, складываются лишь из вызванного шампанским смеха, танцев да пары поцелуев.

Внезапно решившись, и в страхе потерять эту решимость, Эбби распахнула входную дверь, пересекла лужайку, разделяющую два дома, и негромко постучала в дверь Шерри. Изнутри послышались шаги, Эбби ждала, зная привычку подруги: Шерри смотрела в глазок.

Дверь мгновенно распахнулась.

— Привет, Эб, заходи. Как дела?

— Не очень.

Шерри была хорошенькой брюнеткой. Сейчас она так и лучилась участием.

— Что случилось?

Эбби вздохнула.

— Мне нужно поговорить с кем-нибудь по очень серьезному поводу.

Шерри втащила ее в дом и закрыла дверь.

— Давай пройдем на кухню. Я сварю кофе.

— Только не кофе, пожалуйста. Сейчас он мне никак не подходит. Шерри, я беременна.

Та застыла на месте.

— Ты… что?

Эбби спрятала лицо в ладонях.

— О Боже, что мне делать? — Она почувствовала, как руки Шерри обвились вокруг нее.

— Пойдем в гостиную, сядем, Эб. — Она подвела Эбби к удобному креслу. — Ты чего-нибудь хочешь, может быть чашку чая?

— Ничего, спасибо, Шерри. Я сдерживалась целых две недели, это чуть не убило меня.

— Я вижу. — Шерри опустилась в кресло рядом. — Эбби, я и не знала, что ты с кем-то встречаешься.

— Я не встречалась. И сейчас не встречаюсь. — Эбби резким движением откинулась назад. — В том-то весь и ужас, что я не знала… не знаю… отца. Я встретилась с ним на одной из рождественских вечеринок. Шерри, честно, я просто не понимаю, что произошло. Помню, что сильно устала, была измучена, к тому же в тот день я была у дантиста. Об этом, наверное, даже не стоило и упоминать, потому что я не уверена, имеет ли это отношение к провалу в памяти. Но… я только выпила немного шампанского, а потом появился этот человек, Корд Дюран. Мы танцевали, помню, как он шутил, а я смеялась, — а дальше все покрыто мраком. — Эбби тяжко вздохнула. — Это кажется небылицей.