Дрожащей рукой Трейси снова поднесла ко рту стакан с молоком, надеясь на его успокоительную силу. Она хотела услышать то, что он собирался ей рассказать, но ее рассудок восставал даже против пребывания в одной комнате со Слейдом. Единственный и правильный выход из создавшейся ситуации — покинуть Слейда, ранчо и Монтану. Ей нужно вернуться в привычную для нее обстановку, чтобы осознать, что произошло.

Но ей никогда не понять, зачем Джейс обманул ее. Почему он не сказал ей, что у него есть сын? Она так страстно хотела иметь ребенка, и оба они считали, что это будет прекрасно. Но она никак не могла забеременеть. Она собиралась выяснить причину своего бесплодия, даже советовалась по этому поводу с врачом. Но потом сердечный приступ, унесший Джейса, поставил точку на этих планах.

Теперь Трейси знала, что отсутствие у них детей не было виной Джейса. Значит, дело в ней.

Но, видимо, ей нужно не клясть, а благодарить судьбу. Слейд не пользовался никакими противозачаточными средствами, а у нее не было оснований пить таблетки до их встречи. Ну что ж, по крайней мере ей не грозит нежелательная беременность, о чем она, естественно, меньше всего волновалась в эти последние два дня.

И в самом деле, ей это даже в голову не приходило, удивилась она, чувствуя слабость от одного только воспоминания о том, какое неутолимое желание будил в ней Слейд и как поглотила ее вспыхнувшая между ними страсть. Даже сейчас, ненавидя его, она ощущала его притяжение, и потому ненависть медленно спускалась на дно души, остался лишь стыд за саму себя.

Слейд говорил медленно, и она видела, какую боль причиняют ему эти воспоминания.

— Он приехал в долину тридцать три года назад, и они полюбили друг друга. Они были любовниками.

Трейси собралась с мыслями.

— Ты узнал это от своей матери?

— Да. Когда она сказала ему, что беременна, он уехал. Вот и вся история, несколько простых фактов. Но они испортили жизнь не только мне, а даже тебе.

Ну нет, подумала Трейси, тебе не удастся завлечь меня в ловушку, я не имею к этой истории никакого отношения. И никогда иметь не буду.

— А ранчо?

Слейд вытянул длинные ноги и задумчиво уставился на свои ботинки.

— Примерно через месяц после его отъезда мать получила письмо от адвоката. Джейсон Мурленд купил ранчо и записал половину на ее имя.

— И?

— Нет никакого «и». Это все, что я знаю. Семья моей матери была против того, чтобы она принимала этот подарок, но она ослушалась их. Когда я подрос, она сказала мне, что сделала это из-за меня. После ее смерти я унаследовал ее часть ранчо — точно так же, как и ты, Трейси. Мы стали партнерами из-за ужасной несправедливости тридцатилетней давности. Что же это, как не ирония судьбы?

Однако Трейси не устроил этот короткий рассказ.

— А почему он оставил твою мать? Слейд взглянул на нее с любопытством.

— Я же сказал тебе: потому, что она забеременела.

— Тогда зачем же он подарил ей половину ранчо? Ведь даже тридцать лет назад это было хоть небольшое, но все-таки состояние.

Слейд не смог удержаться от горькой усмешки.

— Чувство вины. Что же еще?

— Вины… — задумчиво повторила Трейси. Да, возможно.

Мужчина, оставивший молодую женщину, которая ждет от него ребенка, мог облегчить свое чувство вины хорошим подарком.

— Но почему же он не подарил ей все ранчо? — спросила Трейси, адресуя этот вопрос больше себе, чем Слейду.

Слейд вскинул брови.

— И правда, почему? Я никогда об этом не думал. Почему же он оставил за собой половину пая?

Поняв, что они разговаривают слишком дружески, Трейси внутренне напряглась.

— Это все. У меня больше нет вопросов. Слейд прищурился.

— И даже обо мне?

— Тем более о тебе. — Она встала. — Я буду ждать на улице. Слейд вскочил.

— Одну минуту. — Он схватил ее за плечо и повернул к себе. — Ты не можешь уехать просто так. А как же мы?

— Мы? — Она была потрясена. — Нет никаких «мы».

— Черта с два! Есть.

— Ты спятил! Мне невыносима сама мысль о том, что здесь произошло. Неужели ты думаешь, что я могу считать возможными какие-либо отношения между нами? — Она стряхнула его руку со своего плеча.

— Ты мне небезразлична.

— Да, еще бы, — отрезала она, — ровно настолько, насколько ты переживал бы о…, о проститутке.

— Господи! — Было видно, что она сделала ему больно. — Не говори подобных вещей. Я никогда не думал так о тебе.

— Нет? А как ты думал обо мне, Слейд? Разве не ты совсем недавно прошелся на мой счет: что, мол, мне не терпелось лечь с тобой в постель? — Голос ее прервался. — Ты ублюдок, я говорю не о твоем происхождении, прошлое — не твоя вина. Но настоящее — твоих рук дело. Это ты втянул меня в нечто столь отвратительное, что я совершенно выбита из колеи. Ради Бога, ты же сын моего покойного мужа! Кем должна быть женщина, которая, зная это, свяжется… — Она остановилась, услышав звук приближающегося вертолета. — Он здесь. — Резко повернувшись, Трейси направилась к двери. Слейд неотступно шел за ней.

— Трейси, не уезжай так!

Остановившись перед грудой чемоданов на крыльце, Трейси обернулась.

— Я не желаю видеть тебя снова, никогда. Никогда! Тебе понятно?

— Понятно. А ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Ведь что-то произошло здесь, Трейси. Я не хотел этого. Бог свидетель, и ты к этому не стремилась. Но тем не менее это случилось.

— Здесь ничего не произошло, немного весьма хорошего секса, и больше ничего. Ты ждешь моих благодарностей?

«Весьма хороший секс»? Подобное выражение совсем не для нее. Таких слов он мог бы ждать от дешевой потаскушки, а не от Трейси.

— Ты так не считаешь, — произнес он спокойно. — Ты просто стараешься сделать мне больно.

— Думай как хочешь. Ты сам сказал мне примерно то же самое сегодня утром. — Господи, неужели это было сегодня? Ей казалось, что прошла тысяча лет. Внезапно она почувствовала страшную усталость. — Слейд, хватит. Я больше не могу.

Они наблюдали, как вертолет садится за деревьями.

— Через несколько дней… — беспомощно начал Слейд.

— Нет. Ни через несколько дней, ни через несколько месяцев.

Но он продолжал с видом побитой собаки:

— Когда у тебя будет время все обдумать, твои чувства изменятся. Я знаю.

Она отвернулась и сошла со ступенек.

На протяжении нескольких недель Трейси ощущала такую же опустошенность, как после смерти Джейса. Отец заметил, что она похудела, но вначале подумал, что виной тому трудная поездка. Однако ни хорошее самочувствие, ни настроение к ней не возвращались, и во время одного из их традиционных совместных ленчей по четвергам он спросил:

— Ты уверена, что со здоровьем у тебя все в порядке? — Джим всегда беспокоился о своем единственном ребенке, а Трейси оставалась для него ребенком, несмотря на то что ей было уже под тридцать и, как все вылетевшие из гнезда птенцы, она давно стала самостоятельной. Дочь была для него важнее всего на свете. Вот и сейчас, глядя, как она ест свое любимое блюдо, салат из крабов, он с тревогой заметил, что выглядит она нездоровой.

— Я прекрасно себя чувствую. Просто устала. — И эти слова в известной степени не были ложью. Непонятно почему, она никак не могла выспаться. Каждую ночь, по крайней мере один раз, она просыпалась от ужаса, что Джейс и Слейд — отец и сын. Днем ей легче было не думать об этом, но, точно по звонку, около двух ночи она просыпалась и вспоминала все случившееся в Монтане — особенно постель Слейда…

— Видишь ли, мне кажется, что ты совершенно измотана, — настаивал Джим. — Если в ближайшее время ты не воспрянешь духом, я считаю, тебе следует обратиться к доктору.

Трейси улыбнулась и поспешила успокоить отца.

— Не волнуйся, пап. Я здорова, как лошадь, — заявила она и поморщилась — почему как лошадь и зачем так громко? Даже разговор на отвлеченную тему окрашивался для нее воспоминаниями о Слейде. Лошади, ранчо, горы…, она не желала даже и думать о них. Трейси постаралась перевести разговор на другое, и ленч прошел спокойно.