Ну вот, сидим мы в смузи-кафе вместе с обычной бандой — пьём смузи, хрустим чипсами... И тут входит Брюстер и становится в очередь. Я его сначала не заметил. Мой приятель Джо Криппендорф кивает мне на него и еле слышно бормочет:

— Ты глянь, этот сброд тоже сюда прётся. Ходят тут всякие...

Раздаются смешки. Делаю большой глоток смузи и отвечаю Криппендорфу — тоже еле слышно:

— Зря ты так.

Он усекает сходу, и у него хватает ума не продолжать. Однако сегодня роль записного придурка исполняет не кто-нибудь, а сам Оззи О'Делл, это безволосое чудо природы — вот он-то и подхватывает эстафету:

— Он здесь, потому что они стали делать новый смузи под названием «Фрукт мочёный». — Снова раздаются смешки, и Оззи несётся дальше, ободрённый поддержкой. — Не надо объяснять, что за фрукт и кто его замочил.

Криппендорф и пара других парней советуют Оззи заткнуться, но другие продолжают хихикать.

— На твоём месте, Оззи, — предупреждаю я, — я бы послушался Джо.

Но Оззи уже понесло — не остановить. Он встаёт и направляется к Брю.

— Ну что, Громила, обратно в школу? Поделись, как тебе удалось отвертеться от тюряги? Должно быть, адвокат у тебя классный?

Теперь хихикают только двое недоумков, остальные сообразили, что Оззи перешёл черту. Но сам Оззи из тех кретинов, кому для вдохновения вполне достаточно, если смеётся только одна персона — его собственная.

Я встаю.

— О'Делл, сядь обратно на свою эпилированную задницу и оставь парня в покое!

— Ах, простите, — кочевряжится тот, — я забыл, что вы теперь вроде как братья! Или, может, сёстры?

Вот теперь все уставились на меня — слышу всеобщее тихое «у-у-у». Всем ясно — сейчас будет весело.

— И ты так это оставишь? — вопрошает Криппендорф. Друзья на то и друзья, чтобы вовремя подлить масла в огонь.

Я холоден; но взглянув на Брю и увидев выражение его лица, понимаю, что придётся ответить на вызов. Подхватываю со стола Оззин стакан, набираю полный рот смузи, полощу им себе глотку и в процессе приговариваю:

— Похоже, в этом кафе стали делать новый вид смузи. Называется «Слюнки текут».

После чего сую в стакан соломинку и спускаю по ней всё, что было у меня во рту, включая и кусочки картофельного чипса, которые не успел проглотить.

Даже Брю прыскает, глядя на эту картину, но Оззи замечает его улыбку и набрасывается на него:

— А ты-то чего лыбишься, а? — и толкает Брю на стеклянный прилавок-витрину. Та дребезжит так громко, что продавец обращает на нас внимание.

— Эй! — орёт он. — А ну-ка валите на улицу с вашими разборками!

Оззи оборачивается ко мне. Он весь побагровел — не только лицо, но и макушка на бритой башке малиновая.

— Сейчас ты купишь мне новый смузи! — рявкает он.

Однако оба мы понимаем, что этого ему вовек не дождаться. Он подступает ко мне и толкает обеими руками.

Я дрался с Оззи только один раз — ещё во втором классе. У него тогда была такая странная манера: он размахивал руками, словно ветряная мельница крыльями. Наверно, это был ранний признак того, что ему прямая дорога в пловцы.

— Пошли вон! — повторяет продавец, — не то копов вызову!

По-видимому, ему до лампочки, сколько крови прольётся — лишь бы вверенная ему собственность не пострадала.

Я вылетаю наружу, Оззи следом, а за ним высыпают все остальные.

Наверно, вид у меня очень свирепый, но на самом деле — вот странно! — я не чувствую гнева, просто хочется поскорей покончить с этим делом, вот и всё. Но бросаю взгляд на Брю и вижу, что он сжал кулаки и стиснул зубы. Похоже, той ярости, что кипит сейчас в нём, достаточно на нас обоих. Я осознаю, что просто обязан проучить Оззи, иначе это никогда не кончится: он будет по-прежнему разносить повсюду враньё и сплетни, изводить Брю и превратит его жизнь в кошмар.

Я цежу Оззи прямо в лицо:

— Ты понятия ни о чём не имеешь, так что закрой свой вонючий рот, иначе, попомни моё слово, я у тебя селезёнку вырву и заставлю сожрать!

Обычно упоминание селезёнки бьёт без промаха: это один из самых загадочных органов человеческого тела, и любая угроза, связанная с ним, ввергает противника в глубочайшее беспокойство. Но только не в случае с Оззи О'Деллом. У него, оказывается, припасён аргумент, который повергает в упомянутое беспокойство меня самого:

— Ты тоже чокнутый, в точности, как твой новый братец — даже Катрина так считает! Она сама мне сказала!

Вот это удар! Ниже пояса. Пока я прихожу в себя, вокруг нас собирается приличная кучка ребят.

Мой голос превращается в угрожающий рык:

— Считаю до трёх — и чтоб я тебя больше здесь не видел!

Он не дожидается начала отсчёта, а приступает прямо к делу: щедро замахивается обеими руками. Следует всё та же знакомая серия ударов — словно ветряная мельница крыльями, вот только силы у него теперь намного больше. Я не успеваю вовремя среагировать, и его кулак обрушивается на моё лицо. Оззи тут же отпрыгивает назад.

Меня так и подмывает воспользоваться возможностью и поставить этого зарвавшегося дурака на место... и тут у меня словно сигнальная лампочка в мозгу включается: Брю держится за свой рот — из разбитых губ течёт кровь... Он принял на себя предназначенный мне удар! Я уверен, что одержу верх в драке с Оззи, но при этом мне тоже нехило достанется. Вот только — мои травмы тут же перейдут к Брю, и все это увидят.Все узнают его тайну, и тогда случится то, чего он так боится: его жизнь будет уже не просто кошмаром — она превратится в сущий ад.

Я не могу этого допустить.

Единственный способ избежать разоблачения — это покончить с Оззи быстро и решительно. Его надо не просто побить, а вырубить сразу и надолго.

Я блокирую следующую серию молотящих ударов, и он опять отскакивает назад: пришло время словесной перепалки.

— Думаешь, ты такой умный, такой крутой, — визжит Оззи, — прямо пуп земли!

— Я не хочу драться с тобой, Оззи.

— Ещё бы тебе хотеть! — И он опять кидается на меня.

У драк есть свои неписанные законы, и мы обязаны их придерживаться — ведь мы живём в цивилизованном мире. Даже когда вступаешь в самую ожесточённую схватку, всё равно где-то в глубине души осознаёшь, как далеко тебе позволено зайти. Но сегодня все эти правила побоку. Сегодня не просто драка. Это — расправа. Моя цель — уничтожить противника.

Я спокоен и собран. Я методичен — делаю всё по порядку:

Сначала прицельный удар в глаз. Оззи слегка ошеломлён.

Затем апперкот в челюсть. Его голова дёргается назад.

А теперь кулаком в солнечное сплетение. Он сгибается пополам.

А теперь четвёртый, решающий удар. Я вкладываю в него всю свою силу, всю волю и обрушиваю кулак на лицо Оззи.

Мои костяшки впечатываются ему в нос. Крак! — под ними ломается кость. Оззи отшатывается назад, кровь бьёт фонтаном, капли стекают на асфальт. Он хватается за лицо и со страшным криком падает на колени. Для него сейчас ничего не существует: нет ни драки, ни меня, ни всего остального мира — только кровь, боль и жёсткий асфальт.

Толпа вокруг нас, ещё недавно улюлюкавшая и подбивавшая нас на схватку, мгновенно замолкает — слышны только гнусавые завывания Оззи.

Криппендорф смотрит на меня и качает головой.

— Чувак, ну ты того... Вот это точно было зря!

А я застыл, как в столбняке. Стою и смотрю на истекающего кровью Оззи, пока Брю не хватает меня и не утаскивает прочь.

— Спасибо тебе, братец. Лишил нас лучшего пловца на короткие дистанции.

Такими словами встречает нас Бронте, когда мы с Брю приходим домой. Каким-то сверхъестественным образом новости добрались сюда раньше нас.

— Ты хоть соображаешь, что превратил Оззи из обычной сволочи в жертву, в мученика, которому все сочувствуют? Ты этого добивался?!

— Это была самозащита! — возражаю я. — У меня и свидетели есть!

— Думаешь, их свидетельства спасут тебя от колонии для малолетних преступников?!