Но она говорила не по злому. А словно знала что-то. Да о чем это я - бабушка меня и учила по лесу ходить. И здороваться с хозяином и задабривать его. И что нельзя просто так ломать дерево или пинать поганку - все на своем месте растет, если берешь что-то, то для настоящей нужды, не для потехи.

Как вы сами понимаете, когда после лета радостные одноклассники собирались вместе, мне одной было не о чем рассказать. Да и не хотела я говорить - лес любит тишину, а вместе с ним полюбила ее и я. Громкие звуки города всегда безумно раздражали, после возвращения "в цивилизацию".

Потом, правда, перестали. Лес любит спокойных и терпеливых.

Чем больше проходило времени, тем меньше меня замечали мои одноклассники. Правда, потом все же попытались "пнуть слабого", но ничем хорошим для них подобное не закончилось. Как раз об этом я и рассказывала выше - сломанные указки, воткнутый в руку циркуль и т.д. После такого мне дали несколько прозвищ: "псих", "безумная Саша" ну и все в таком духе. Я на это внимание не обращала, искреннее радуясь тому, что от меня отстали раз и навсегда.

Одно омрачало мое существование - надежда.

Надежда, что однажды я найду того, кто меня полюбит.

Об нее я обожглась дважды. Но эта гадость оказалась такой живучей, что, сколько бы я не пыталась ее извести, она продолжала по ночам гаденько петь о лучшем. Просто "лучшем" - без поправок на конкретные моменты.

В ночь, за неделю до основных событий, я поддалась ее уговорам и, подойдя к окну, зажгла свечу.

- Найди меня, - тихо, одними губами произнесла я.

И легла спать, забыв обо всем. А в небе светил серебристый шарик луны. Она знала куда больше глупых людей и даже больше солнца. Ведь все самое интересное происходило под покровом ночи.

И самое страшное - тоже.

Предчувствие охоты.

Не в силах жить я коллективно:

по воле тягостного рока

мне с идиотами - противно,

а среди умных - одиноко.

(И.М. Губерман)

Утром я проснулась с улыбкой. Я всегда улыбалась после того, как сон отпускал меня из своих сладких объятий. Где-то прочитала, что если так делать - день будет лучше. Может быть, это было простое самовнушение, но мне действительно помогало.

Итак, план действий на сегодня: проверить ловушки, сеть, развести костер, покушать и отправиться собирать чернику. Она тут крупная, сладкая - полянки ведь все солнцу открыты. Это та, что в тени растет, обладает водянистым вкусом. Вообще пора нормально заняться подготовкой - бабушка очень любила брусничный морс, варенье из морошки. Последнюю я терпеть не могла - она быстро давала сок в бидоне и оседала. К тому же собиралась на болоте, а в жаркую погоду (осень в этом году выдалась непривычно теплой) там очень сложно было находиться - голова мгновенно мутнела, а еще была туча комаров, что вечно не давала покоя.

Но с этим я что-нибудь сделаю.

Ладно - север не любит тех, кто долго лежит без дела. Это позволительно зимой - на горячей печке, когда баки с водой полные, коровы подоены и вся живность покормлена и напоена.

Хотя я говорю чисто теоретически - прозимовать тут не получалось. Бабушка говорила, что дом у нас старый и уже не пригоден для такого, но, кажется, она просто боялась, что я окончательно замкнусь в своем мире. Надеялась еще, что привыкну к нормальной жизни в городе. Только я знала, что ей самой тесно в кирпичной коробке, которую она называла своей квартирой. А мне - в том доме, что купили родители.

Я быстро оделась и спустилась по веревочной лестнице вниз - на холодную землю, ждущую прихода зимы. Деревья тихо шелестели еще зеленой листвой, в которой едва заметно угадывались золотые листья, громко чирикали невидимые для глаз птички. Было практически так же хорошо, как летом, только ветер заметно похолодел, не давая забыть о том, какое сейчас время года.

Огрубевшими пальцами с неровно обкусанными ногтями я собрала в кучку угли и пепел, подбросила сухих веток и достала из кармана коробок со спичками. Было у меня и огниво, но его я берегла. Не знаю почему - просто берегла и все. Вдруг потеряюсь?

Это был просто еще один день в тишине и спокойствие. Я была дома и ничего не боялась.

А зря.

Опасность я заметила уже через десять минут после того как направилась к первым силкам. Точнее сначала я ее только почувствовала, а заметила после, потому, что разглядеть крупного волка, лежащего на земле без движения, было тяжело. Густой еловый лес давал слишком много тени.

Зверь меня тоже заметил и поднял морду.

Не совсем волчью.

Знаете, эти хищники отличаются от собак, как кабан от обычной свиньи. Один раз увидишь и уже никогда не перепутаешь. Я видела - правда маленькая была. К нам в деревню часто эти существа выходили, и даже не всегда зимой.

От обычных своих сородичей этот зверь отличался совсем чуть-чуть. Более широкой мордой.

Однако и такой незначительной мелочи, в сочетании с тем, как он завилял при виде меня хвостом, хватило, чтобы сделать вывод: передо мной смесок. Еще одной каплей в чашу доверия, как ни странно, стала черная шкура, которая невольно напомнила о герое книги Кервуда - "Казан".

- Ты мой хороший, ты что здесь делаешь? - я переместила руку ближе к ручке топора, начав плавно двигаться к зверю.

Пес лежал неподвижно. Он вновь опустил свою огромную голову с грустными золотыми глазами на мощные лапы, и лишь виляние хвоста выдавало то, что зверь меня видит и ждет.

Обойдя его по кругу, я увидела то, от чего сердце сжалось, а глаза предательски начало щипать. Глупая я - людские беды меня никогда не трогали, ведь обычно люди сами себе несчастья создают. Но если речь шла о животных и, тем более, собаках - становилось так больно, словно это со мной все происходило.

На худом, с четко проступающими ребрами боку виднелись свежие ранки от дроби. Увернулся видимо, но не совсем. Задняя лапа была зажата капканом - благо он был рассчитан не на медведей, держал крепко, но кость мог и не сломать.

Где-то вдалеке внезапно раздался радостный лай собак, гнавших дичь. Они четко ощущали кровь на земле и траве. Если я просто оставлю пса здесь - его найдут и застрелят, даже если поймут, что он - не волк. Точнее не чистый.

Они решат, что помогут ему, добив.

- Так, малыш, я тебе помогу, только ты мне руку не откуси - ладно?

Я скинула с плеч плащ-палатку и накинула на пса. Животное никак не отреагировало на это, лишь еще раз ударило хвостом по земле, засыпанной прошлогодней хвоей. Я решила, что это хороший знак и потянулась к чуть поржавевшему капкану.

Сталь с глухим скрежетом распахнула зубастую пасть.

Пес, кажется, потерял сознание, если такое возможно у животных. Он окончательно затих, и только тяжело поднимающийся на вдохе и опускающийся на выдохе бок показывал мне, что волкособ еще жив.

Времени было совсем мало. Судя по звукам откуда-то с севера леса, охотники были уже близко. Они едва ли послушают странную девочку, пытающуюся защитить раненое животное. Тем более, что на вид мне было лет четырнадцать - невысокая, худая, с торчащими во все стороны светлыми волосами и серыми глазами на загорелом лице.

Хорошо хоть при такой внешности, я обладала не малой физической силой, благодаря которой бабушка звала меня муравьем.

Закутав пса в плащ, я с трудом подняла его с земли. С такой ношей тяжело будет быстро передвигаться, хорошо хоть я ушла не далеко от своего домика.

Плохо, что мне придется потратить не мало времени, чтобы подвесить обратно "лифт" который я сделала, когда только занималась строительством. Без него было практически невозможно поднимать доски, особенно в одиночку. Сейчас же все это добро в разобранном виде хранилось под деревом - в тайнике.

Времени нет. Значит поспешим.