Глаза загорелись азартом.

— Ух, ты! — выпалил он. — Настоящий? Дай заценить, а?

— Перебьешься, — отмахнулся Сергуня и убрал ТТ.

Вокруг снова было тихо. Никто не кричал. Ворожцов слушал лес, но тот был по-прежнему мертв.

— Может, птица какая? — предположил Тимур.

— Ты здесь видел птиц? — вопросом ответил Ворожцов.

Тимур поиграл желваками, не ответил.

— Ладно, — признал он наконец. — Будем караулить по очереди. Сперва Серый, потом я. А ты ложись спать — свое уже отдежурил.

— А я? — захлопал длинными ресницами Мазила.

— Без сопливых скользко, — отмахнулся от него Сергуня.

Ворожцов поднялся и пошел к палатке. На полдороге повернулся к блондинчику.

— На костер не смотри.

— Это тебе брат сказал? — ядовито ухмыльнулся Сергуня. — Топай баиньки, сам разберусь.

Спорить Ворожцов не стал. Первый испуг отступил, адреналин улегся, и ему снова хотелось спать. Не говоря больше ни слова, он откинул полог, стянул ботинки и нырнул в тепло палатки.

Глава вторая. Переправа

Тимур терпеть не мог взрослых. Раздражала их привычка указывать, что он еще слишком мал для самостоятельных решений. Он уже давно не ребенок, и все поучения предков только действуют на нервы. Какой прок в заботе и воспитании, если от них хочется бежать подальше?

Отец с самого детства навязывал Тимуру спортивный образ жизни и записывал в разные секции. Спортивная гимнастика, плавание, ушу, карате… Тимур нигде не задерживался надолго — не умел проигрывать. Это жило где-то в генах: победа давалась ему легко, как нечто само собой разумеющееся, зато любое поражение было равносильно трагедии. А в секциях всегда полно сильных и ловких ребят, умеющих больше, чем новичок. И даже если стараться — найдется разрядник, которому унизительно проиграешь.

Последняя выходка отца окончательно доконала Тимура. Тот притащил его к какому-то знакомому тренеру по боксу и попросил поставить удар, а то «фигурные махи ногами в драке могут не выручить». Мужик с красным одутловатым лицом оценивающе поглядел на Тимура и подозвал мосластого пацана лет двенадцати. Велел:

— Поработайте минутку. Посмотрим.

Тимур натянул перчатки, вышел на мат и принял защитную стойку. Пацанчик расхлябанно подошел и, не поднимая рук, заулыбался. Обидно, с превосходством. Эта наглая улыбка взбесила Тимура, и он решил проучить сопляка. Ударил прямым в голову. Резко и неожиданно. Но пацан прочитал атаку, словно заранее знал, что его ждет. Легко ушел в сторону и зарядил по печени так, что у Тимура мгновенно потемнело в глазах. После этого добавил прямой в разрез. Неожиданно сильно для своей комплекции. Из носа хлынула кровь, замутило, и пришлось повиснуть на шведской стенке, чтобы не упасть. Пацанчик снова ухмыльнулся и стянул перчатки.

— Каратист, что ль?

Тимур не ответил. Хотелось дать выход злости и броситься на обидчика, но от сознания, что получит еще сильнее и опозорится, стало совсем тошно. Он зло сплюнул на холодный мат розовую слюну и ушел, не обращая внимания на укоризненный взгляд отца и призывы краснорожего тренера остаться и поработать над техникой.

Вечером мать, как обычно, отпилила мужа за то, что мотает ребенка по физкультурам вместо того, чтобы думать о поступлении в университет. Предки постоянно спорили на кухне, полагая, чаду еще рано участвовать в семейных советах. Отец радел за то, чтобы после школы сын пошел в армию и поучился жизни, а мать ни в какую не желала отдавать Тимурку на растерзание солдафонам. Ей грезился престижный вуз для вполне смышленого мальчика, карьера успешного журналиста…

Самого Тимура, разумеется, никто не спрашивал. Впрочем, если бы и спросили, вряд ли бы удалось ответить что-то вразумительное: он сам не знал, чего хочет от жизни. Но все равно было обидно и противно, что его мнение никому не интересно.

А предки своим поведением раздражали, они как бы ободряюще похлопывали по плечу, приговаривая: «Не торопись, еще успеешь повзрослеть».

Тимуру понравилась затея Ворожцова. Захотелось испытать себя на прочность. Самому, не с подачи взрослых.

К тому же здесь не было ни опеки, ни скрытого превосходства. Все на равных. Ну, разве что Мазила помладше остальных…

Сквозь синюю ткань палатки уже просвечивало солнце. Светлые пятна подрагивали в такт колыхающимся деревьям, сквозь листву которых пробивались косые лучи. Не хватало птичьей трели или, на худой конец, стрекотания кузнечика. Но лес не спешил нарушать тишину.

Тимур вжикнул молнией и откинул верхнюю часть спальника. Приподнялся и размял затекшие мышцы, покрутил головой. В шее хрустнуло. Рядом заворочался Ворожцов, сопя и неразборчиво бубня во сне. Тимур поглядел на мясистое ухо однокашника, висок с пульсирующей жилкой, пушок сивых волосков на щеке, прикрытой свитером. Неглупый парень этот Ворожцов, но рохля, как и брат его.

Выбравшись в тамбур, Тимур натянул ботинки, отметив, что запашок от носков за ночь так и не выветрился до конца. Будет не круто, если девки учуют.

На улице, съежившись в коконе одеяла, кемарил у погасшего костра Сергуня. Тимур зябко передернул плечами. Утро выдалось свежее, вовсе не июльское. Хорошо, что они догадались взять теплые вещи.

Тимур усмехнулся, оглядел сгорбленную фигурку Сергуни и поднял миску с фестонами вчерашней вермишели. Подхватив с бревна ложку, он тихонько обошел гламурного караульного сзади. Ох сейчас и сдристнет блонда непуганая…

Песня разорвала идиллию рассвета столь внезапно, что Тимур вздрогнул и выронил ложку, занесенную для побудочного удара по миске. Сергуня тоже подскочил как ужаленный и, запутавшись спросонья в одеяле, грохнулся наземь. Выругался.

Музыка продолжала лупить из дешевого динамика. Попсовый девичий голосок надрывался про лето на египетских пляжах, мотосафари и заводные танцы живота.

— Казарезова, — догадался Тимур, обходя извивающегося возле подернутых пеплом углей Сергуню. — Прибью дуру.

Музыка действительно долбила из девчачьей палатки. Откинув полог, Тимур сунул голову внутрь и нос к носу столкнулся с Наташкой. Она как раз собиралась вылезать. В одной руке Казарезова держала косметичку, в другой — вопящий на всю катушку мобильник.

— Куда лезешь? — возмутилась она. — И не пялься. Я ж еще не накрасилась.

Тимур перехватил хрупкое запястье, отобрал телефон и выбрался из палатки.

— Э! Ты чего? Мобилу отдай! — возмутилась Наташка.

Не обращая внимания на ее вопли, он отколупал заднюю крышку, выковырял аккумулятор, обрывая горластую певицу, и сунул разобранный гаджет в карман.

Казарезова подошла сзади и толкнула Тимура в плечо.

— Не твоя мобила, — заявила она. — Верни.

На помятом после сна лице застыла недовольная гримаска. Обидели мышку, надудонили в норку.

— Музычку послушать решила? — спросил Тимур.

— И что? — с вызовом вскинулась Казарезова. Потом прищурила один глаз и с хитринкой добавила: — Кончай корчить из себя строгого папу. Тебе не идет.

Тимур не улыбнулся в ответ. Ворожцов, может, и зря перестраховывается, но с этой козы спесь надо сбивать, иначе всех пропалит. Если военные поймают — мигом ментам сдадут. А завершить поход на нарах кутузки — приятного мало.

— Ты понимаешь, что мы на запретной территории? — спросил Тимур. И, не дав Наташке раскрыть рта, припечатал: — Мобилу получишь обратно, когда вернемся. А пока перебьешься без эсэмэсочек и песенок.

— Тимур, ты оборзел, что ли? — угрожающе нахмурилась Наташка, косясь на выползших Ворожцова и Мазилу. — Проблем хочешь?

— Еще угроза в мой адрес — и пойдешь домой пешком. Одна, — процедил Тимур, чувствуя, как волной нарастает раздражение от выходок Казарезовой.

— Одна уж точно не пойду… — хмыкнула она, ища поддержки у Леси, но подружка еще не выбралась из палатки. — Если хоть царапинку оставишь на аппарате, денег будешь должен.