Блин!!! – Ну почему же так больно? Вроде раньше тоже раны получал, но так жутко больно никогда не было, а сейчас…

…Может это потому, что раньше я все свои раны получал в бою, когда кровь кипела от адреналина, а сейчас все случилось так внезапно? И так поистине дебильно?

Начиналось все просто шикарно. – Меня с максимальным комфортом, чуть ли не под белые ручки привели в расположение нашей разведки, где нонеча за отсутствием Лга*нхи заправлял зануда Тайло*гет…И слава богу что под ручки, иначе я мог бы годами бегать вокруг ложбинки, в которой они затихарились, и не найти даже суслика. (Они их всех сожрали).

Долго рассусоливать и радоваться долгожданной встрече не стали. Прибежал я примерно так к полудню, а ближе к сумеркам меня уже подняли за шкирку, и опять заставили пробежать километров десять, – по меркам моих дикарей, – рукой подать.

Подбадривая дружескими тычками и едва ли не поджопниками, как тупого барана, уже в темноте пригнали на место, запихнули под какой-то куст, и велели ждать. Ждал я долго, чуть ли не всю ночь любуясь на крохотную искорку вражеского костра, мерцающую где-то почти на самом горизонте, а потом на меня внезапно свалились наши же вояки. Гады нехорошие, – умудрились подобраться так тихо, что я чуть в штаны не наложил когда чья-то рука подергала меня за плечо. – Обернулся, – они…, сволочи родимые, да еще и с языком.

…Нет, я понимаю сами на цыпочках ходят…, но как они так беззвучно умудрились еще и языка притащить? – Все-таки очень трудно удерживать в себе спесь крутого вояки, когда окружающие поступают таким вот образом!

Ну да ладно. – Пленник! – Велел распахнуть пошире несколько одеял, чтобы прикрыли нас со стороны вражеского лагеря, и разжег небольшую лампочку…, нет, не Ильича, а скорее Алладина. – Мое личное "изобретение", – что-то вроде чайничка, или скорее уж – молочника, заполненным коровкиным жиром и с выведенным в носик фитилем… Что характерно, – коровкин жир, почти не давал копоти, что было большущим плюсом при использовании лампы в жилье… А сделать подобную хрень было не так-то просто. Потому как сначала надо было… Впрочем, кому сейчас…, да и вообще, интересна эта гончарка? У нас тут дела посерьезнее…И чего я так нервничаю?

А важное сейчас, – рассмотреть физиономию пленника, и сходу понять как "переколдовывать" его на нашу сторону. Потому как в загашнике у меня хранилось несколько вариантов, на все, как мне тогда казалось, случаи жизни.

…Так, – ярко выраженный блондин, – что уже очень хорошо, потому как можно точно сказать что мне притащили не коренного аиотеека, а подлинно "забритого"…Впрочем, зная зануду Тайло*гета в этом можно было бы и не сомневаться. – Если бы тут выдавали справки о том, "…что данная особь человека не является аиотееком", – он обязательно сбегал бы за ней в аиотеекский штаб, и пришпилил бы к пленнику, вместе с квитком о прохождении флюорографии, пачкой анализов, и справкой из домкома о благообразном поведении вышеозначенного гражданина. – Да. -…Не в свой век родился мужик, – через какие-нибудь жалкие пару-тройку тысяч лет, – шикарный бы бюрократ из него получился. Кровь бы из народа ведрами пил, – придираясь к цвету чернил коими заполнялся бланк, и плохому качеству печатей… И все это, искренне веря что так и надо во избежание разных безобразий и беспорядков…Но пока, к его большому сожалению и величайшей радости окружающих, – Тайло*гет вынужден пробавляться невинным ремеслом головореза и скальподера.

Но это я что-то опять не о том думаю. Видать давненько не был я во вражеском тылу, оттого и нервишки играют… – Так, судя по отсутствию шрамов на роже, – пленник из прибрежников будет, – это хорошо. У степняков слишком простой подход к понятиям "свой-чужой", а прибрежники они погибче, все-таки привыкли торговать и общаться даже с "не люди".

Лицо, – довольно зрелого человека, – наверное в белобрысой шевелюре и бороде уже немало седых волос, но в темноте этого не разглядеть. Зато вот глубокие и обильные морщины, в ярком, но крохотном свете лампочки выделяются резкими тенями.

…Что ж, возраст это с одной стороны пожалуй хорошо, – наверняка пользуется авторитетом среди своих. А с другой, – глаза какие-то чересчур умные, – значит просто навешать лапши на уши не получится. (Это не лопух Мнау*гхо, с которым мне пришлось иметь дело долгих три года назад)…Да и смотрит пленник без особой радости и оптимизма, но и без животного ужаса во взгляде, – видать понимает что тут его сейчас будут убивать, но особого огорчения по этому поводу не испытывает…Впрочем, для местных, – смерть это еще не конец жизни. А вот вероятных пыток от злых дикарей, (не просто же так его сюда притащили, а не замочили на месте), – думаю побаивается.

Да, – еще какое-то беспокойство во взгляде присутствует…Знакомое такое беспокойство, – не за себя, а за соплеменников. – Мол, – "Как они там без меня справятся?". – Это хорошо. Пожалуй именно от этой печки, и стоит начинать плясать.

– Как твое имя? – Спросил я его на жаргоне прибрежников.

– Зачем тебе? – Хмуро переспросил пленник.

– Говорить с тобой хочу. – Спокойно ответил я, одновременно делая останавливающий жест расположившемуся за спиной пленника Тов*хаю, который уже собрался было отвесить пленному здорового леща…Эх, не догадался я рассказать своим про методу "хорошего и плохого полицейского". Это бы существенно помогло. Впрочем, – Тов*хай парень молодой и резкий, жизнь у него была несладкая, и это отразилось не только на его душе, но и на внешности. – Один вид его свирепой, рассчерченной отнюдь не только ритуальными шрамами, физиономии, запугает даже самого "плохого полицейского". Да и вообще, глядя на бритые бошки и жуткие рожи остальных ирокезов, да еще и подсвеченных лампадкой снизу, (что как известно любому, кто рассказывал товарищам в пионерских лагерях страшные истории, превращает лицо в жуткую харю-маску), – даже у меня нервишки нет-нет а и попискивают испуганной мышкой. – Каково же бедолаге пленному?

– Как я могу с тобой говорить, если не знаю кто ты, – может ты аиотеек? – Нашел я наконец правильный ответ.

…Правильный, потому что он дал повод моему оппоненту как-то среагировать. – Возмутиться, или вот как этот, – усмехнуться и чуток надменно сказать что-то вроде, – "Видать ты раньше никогда не видел аиотееков…"…А мне сейчас было важно именно разговорить пленника, а не просто запугать. – Пусть хоть капельку, хоть в чем-то малом но почувствует свое превосходство.

– Мне ли не знать аиотееков? – Деланно возмутился уже я. – Когда на моем поясе висит бессчетное количество их скальпов! – И в качестве доказательства, осветил лампадкой свой пояс, действительно пестрящий черными свидетельствами моих побед.

– Кто ты? – Как-то дергано и нервно спросил меня пленник, с которого вдруг слетело все его тщательно удерживаемое спокойствие…Я прекрасно его понимал. – Самое тяжелое, после того как полностью смирился со своей неизбежной смертью, – это возвращаться к жизни. Появившаяся надежда, пугает куда сильнее суровой неизбежности. – А вдруг это обман, мираж, – птица в небе, что поманит тебя пестротой оперения, а потом исчезнет за облаками. И тебе опять придется мучительно выстраивать вокруг себя сломанную стену безразличия и равнодушия, и уходить за Кромку…А переход через этот рубеж, весьма непрост, – по себе знаю.

– Я Великий Шаман, Великого племени Ирокезов! – С максимальной торжественностью и пафосом, проговорил я. – Может даже ты слышал о нас?

– …Слышал. – Деланно спокойным, если бы не предательская дрожь, голосом ответил пленник. – И даже рассказывал о вас своим сыновьям…Но я не верю что вы есть.

…И столько убежденности было в этих последних словах пленника, что я даже слегка опешил. – Среди множества придуманных мной вариантов "вербовки", не было только варианта встречи с Фомой Неверующим.