— Вот так-то лучше, — сказал он, опуская бокал на колени. Он внимательно посмотрел на Холмса. — Той ночью в Суррее, когда вы пришли ко мне домой, я подозревал, что из-за этого у меня могут возникнуть неприятности. Получается, я был прав. — Он снова разразился смехом. — Совершенно прав… хе-хе-хе…

— У вас есть что сказать по существу, доктор Керри? — нетерпеливо спросил Лестрейд. — Напомню вам, что всё, что вы скажете, может быть использовано против вас.

— Что? Ах да, да. Сейчас я вам всё расскажу…

— Почти четыре месяца назад, — начал доктор Керри, — к своему ужасу, я обнаружил, что моя молодая красавица жена изменяет мне. Признаю, что был не самым лучшим мужем, но это уже не так важно, ведь так? И если я и поколачивал её иногда, то лишь для её же блага, только чтобы она стала лучше. А она встречалась за моей спиной с молодым актёром, Джереми Уингейтом. Я пришёл в ярость, когда узнал об измене… разозлился до такой степени, что хотел убить её. Но потом мои лучшие чувства взяли верх, и об убийстве не могло быть и речи… по крайней мере, сначала…

Я лелеял мысль о том, что выложу ей всё, скажу, что я знаю, что она сделала… точнее, что она делала… и просто выкину её как собачонку. Этого она и заслуживала. Думал, что просто разведусь с ней и покончу с этой грязью. Такие намерения были у меня вначале. Но потом, почти сразу после того, как я узнал об измене жены, мне сообщили, что у меня больное сердце. Я в буквальном смысле жил взаймы: сердце могло остановиться в любой момент.

Я должен был умереть совсем молодым. Сколько мне ещё оставалось, никто не знал наверняка. Год или два, как мне определили из жалости. Уверившись, что мне грозит смерть, я решил убить их обоих. С чего они, предатели, останутся жить, если я отправлюсь к праотцам раньше срока, а в этом сомнений не было.

Я принял решение притвориться, что не знаю об их интрижке, и наброситься на них, когда они меньше всего будут этого ожидать. Я рисовал в воображении самые разные способы убийства. Например, размышлял о том, как хорошо было бы предложить жене пойти в тот самый театр, где играл Уингейт. Мы бы нарядились и явились на спектакль, и прямо посреди действия я схватил бы её и потащил на сцену и пристрелил бы их обоих прямо там во время представления. Это было бы великолепно, разве нет?! Я представлял себе, как возопят зрители. Ужас в глазах жены… Вот это было бы удовольствие! Возможно, зрители потом даже аплодировали бы мне, если бы я объяснил им, в чём дело… хе-хе-хе… Но я отказался от этой идеи. Потому что тогда моя вина была бы очевидна, и меня тут же бы настигло наказание. А с чего мне быть наказанным за то, что я просто свершил правосудие. Даже если бы меня отправили в тюрьму всего на несколько месяцев, прежде чем сердце остановится. Всё равно, с чего я должен терпеть тюремное заключение даже одну минуту?! Или если я вдруг не умер бы так рано, меня бы повесили. Нет, такие очевидные шаги не подходили. Я должен был действовать незаметно.

Как же это сделать? Неплохо было бы отравить жену. Это несложно. Но вот как избавиться от Уингейта? Подстеречь его ночью? Прийти к нему домой и застрелить его, пока он спит? Ответ на этот вопрос однажды буквально предстал передо мной. Ко мне пришёл пациент, который был просто копией Уингейта. Почти идеальный двойник. К тому времени, когда он появился у меня во второй раз, уже созрел план. Я собирался попросить этого человека врываться в мой дом и пугать меня. Тогда будет казаться, что это Уингейт угрожает моей жизни, а не наоборот. И если я убью Уингейта, это будет выглядеть как самозащита, думал я.

Но как он будет угрожать мне? Это должна быть прямая угроза, но такая, на которую можно ответить не сразу. Он должен мне пригрозить и сразу исчезнуть, и Гаммитс должен быть свидетелем этого. Что же это? Через несколько дней меня озарило. В университете я изучал свойства фосфора и сульфида бария и знал, что они могут излучать свет. А ещё я вспомнил повесть Уотсона о собаке Баскервилей. Это и послужило мне вдохновением. У этого человека будет тот же способ устрашения, и будет казаться, что он жаждет моей смерти, старается напугать меня так, чтобы спровоцировать остановку сердца. Преступление, орудие которого — испуг. Больное сердце стало бы моим большим преимуществом, потому что оно дало бы Уингейту повод пугать меня.

Таков был мой план. Я заплатил человеку, похожему на Уингейта, за то, чтобы он появился в моём саду, и показал ему, как накладывать на лицо светящуюся пасту, которую сам приготовил заранее. Я наплёл ему, что хочу разыграть друга. Светящаяся паста добавила бы драматизма, а Уингейту как актёру это вполне могло прийти в голову. Эта деталь свидетельствовала бы против него.

Я указал нанятому человеку точное время, в которое он должен был появиться, и сделал так, чтобы Гаммитс находился рядом со мной и всё увидел. Он стал бы свидетелем и подтвердил бы потом мою историю. После этого я мог просто заявлять, что призрак приходил, когда я был один. Так я и сделал, когда остался в библиотеке в Суррее.

Двух явлений так называемого призрака было вполне достаточно, как я полагал. Третий раз, который, к несчастью, и привёл мистера Холмса в мой дом, не был запланирован. Это произошло случайно. Я сидел в кресле перед камином, представляя, как приятно было бы всадить пулю Уингейту между глаз. Я решил, что покончу с ним в течение нескольких дней прямо там, в Суррее. Я собирался выдумать причину, чтобы пригласить его в свой загородный дом, а там намазать светящуюся пасту ему на лицо и руки и застрелить его. Я понаблюдал бы, как жена страдает от потери своего тайного любовника, а позже отравил бы и её. Я так погрузился в эти мысли, что ярость взяла надо мной верх и я случайно нажал на курок, выстрелив в стену. Я сразу же понял, насколько глупо это было, и страшно ругал себя. Но потом подумал, что мог бы воспользоваться этим случаем. Я услышал, как Гаммитс спешит ко мне вниз по лестнице, и лёг на пол, притворившись, что потерял сознание. Я надеялся, что он принесёт мне воды или бренди или что-то в этом роде, но вместо этого он побежал за доктором. И кого же он привёл?! Ни больше ни меньше доктора Уотсона, друга знаменитого Шерлока Холмса. Не повезло мне тем вечером, это точно. — Он уставился на Холмса, нахмурившись. — Как уже говорил, я читал про вас и знал о вашей способности добираться до сути вещей. То, что вы появились тем вечером, показалось мне дурным предзнаменованием. И я не ошибся… хе-хе-хе…

Я даже подумал было изменить свой план, так сильно на меня подействовал тот ваш визит. Но мысль о том, что не завершу начатое, казалась мне неприемлемой. Любовная связь моей жены продолжалась. И каждое её свидание с любовником разжигало во мне ненависть к ним всё больше и больше. Я снова пересмотрел детали своего плана и решил разделаться с Уингейтом в Лондоне. Я начал подсыпать яд жене, чтобы она была слишком больна и не могла ускользнуть из дома и встретиться с ним. Однако так, чтобы оставалась жива, пока я с ним не покончу. Я хотел, чтобы она узнала, что он умер, чтобы она страдала и оплакивала его. По крайней мере, я получил бы хотя бы такое утешение… всё было бы не так плохо…

Вы правы, мистер Холмс, я подмешивал ей небольшое количество сурьмы в успокоительное. Я думал и о других веществах, но когда прочитал о преступлении Причарда, решил, что этот яд идеально подходит: сурьма как средство от супружеской неверности, понимаете… хе-хе-хе…

Я связался с Уингейтом как ни в чём не бывало, как будто и не знал, что он наставил мне рога. Сказал, что планирую вложить деньги в одну театральную постановку и мне кажется, что он как нельзя лучше подходит на главную роль. Наживка была идеальной. Я попросил его прийти ко мне домой через заднюю дверь для слуг, и он согласился. Подумать только, ведь у него хватило смелости прийти в мой дом!.. Он попался как мышь в мышеловку.

Я сделал так, чтобы никто, кроме меня, его не увидел, и провёл его в библиотеку, якобы показать ему сценарий. Я сказал, что он будет играть призрака, дал ему светящейся пасты и попросил намазаться. Хе-хе-хе… Он так ничего и не понял, пока я не выстрелил в него… хе-хе-хе…