Привычно лавируя, где надо притормаживая или, наоборот, прибавляя в скорости, Маланов вел свой бьюик по городским улицам, а мысли возвращались к недавнему прошлому.

И опять вспомнился Рубинчик Андрей Никодимович, который, блистая, как ему казалось, мудрым лицом и очками, готов был идти, как говорится, по трупам не только доживавших свой век стариков и инвалидов. Причина одна: Президент потребовал разработать меры по упорядочению льгот. Слов нет, благое дело. В стране появилось столько льготников, что казне приходится раскошеливаться на миллионы людей, очень многие из которых могли бы обойтись без этих подачек. Наверняка, это сэкономило бы большие деньги. Но Рубинчик почувствовал, что наступил его звездный час. Он представлял, что соберет в казну миллиарды и, конечно же, Президент оценит его. Ой, как высоко оценит! Не только лично повесит на его грудь орден, но и, конечно же, может повысить. Когда он заходил в кабинет своего непосредственного шефа — главы администрации Президента, то его глаза невольно скользили по креслу — кожаному обычному канцелярскому на колесиках.

Нет, как только он окажется в этом кабинете, то немедленно выбросит из него и мебель и это архаичное, простенькое кресло. Под задом у него будет шикарное, массивное мягкое, с механизмом регулировки положения тела, кресло, а в комнате отдыха — массивное кресло и диван.

И Андрей Никодимович старался. Включил в проект документа новые положения, которые лишали стариков, в том числе инвалидов, участников войны, льгот на лекарство, права бесплатного проезда. А чтобы это выглядело обоснованно, приказал сторонникам из систем транспорта и соцобеспечения срочно вывести на бумаге цифру, во что обходятся государству эти льготники — старики и ветераны. Получилась ого какая сумма! Аж дух захватывало у замглавы администрации. Не пожалел он и своих усилий в объяснениях и обоснованиях. Из его слов народ узнавал убийственную правду: эти старики, инвалиды, ветераны Великой Отечественной и афганской войн просто издеваются над обществом — дни и ночи проводят в пригородных поездах и автобусах, трамваях, троллейбусах и метро. Им бы только бесплатно покататься. А с лекарствами обращаются вообще как варвары! Берут бесплатно, а затем выбрасывают на помойки или же продают по бросовым ценам…

Маланов на мгновение отвлекся от своих дум, с удовлетворением отметив, что наконец‑то он выбирается из забитых транспортом московских улиц и вскоре окажется на свободной дороге, а значит через полчасика увидит старого друга.

Но воспоминания не оставляли его. Он вспомнил как Рубинчик настоял обсудить проект закона о льготах с парламентариями. В большом сессионном зале собрались депутаты обеих палат. Маланову тоже довелось присутствовать в зале, куда его пригласили члены комиссии по безопасности, с которыми он обсуждал некоторые детали национальной идеи. Рубинчик восседал за столом президиума и сверху созерцал зал. В его глазах — превосходство, высокомерие и непоколебимое стремление добиться, чтобы эта серая масса автоматически поддержала его. После этого химик смело может идти к Президенту и, делая ссылку на них, депутатов, конечно же, называя их уважительно, заявить, что весь депутатский корпус полностью поддерживает его предложение.

Маланова поразило и то, как притихли депутаты, слушая излияния Рубинчика. Уверенный и наглый, он излагал свою идею со ссылкой на Президента. «Я и Президент решили», «Президент согласен», «Я предложил Президенту» — так и лилось из уст пожилого интеллигента. Если же кто‑то из депутатов пытался возразить или просто задать вопрос, он злобно и беспардонно перебивал и, не стесняясь, обрушивался на задавшего вопрос. Не реагируя на легкий протестный шумок в зале, после очередной порции обвинений, он бросал в лицо депутатов:

— Вы скоро на две или три любовницы потребуете льготы!

Странно, но никто не возмутился, не вскочил с места по привычке, как это делалось на сессиях. Сидящий рядом с Малановым сотрудник секретариата парламента, тихо произнес:

— Притихли депутаты, хвосты поподжали. Еще бы! Через три месяца выборы, а этот мужик может им испортить карьеру.

Но тут к микрофону подошел пожилой, хорошо известный депутат. Он сразу же ответил на обвинение Рубинчика.

— Уважаемый Андрей Никодимович, во‑первых, хочу вам сказать как очень опытный в любовных делах человек: две‑три любовницы — это не льготы, а огромные расходы.

В зале раздался хохот. Наступила психологическая разрядка. Депутат спокойно и логично разбил все доводы Рубинчика, а затем внес ряд дельных предложений Он заметил:

— Нельзя трогать стариков. Можно рассмотреть вопрос о выдаче им талонов на бесплатный проезд и ввести такой порядок: в конце года старики могут сдать в собес неиспользованные талоны, получив, скажем, двадцать процентов их стоимости. То же самое можно сделать и с лекарствами. Второе, — продолжал депутат, — не секрет, что среди тех, кто пользуется льготами как воин‑интернационалист, немало и тех, кто даже не покидал пределов страны и получил удостоверение по блату или по случаю. У нас в каждом районе и городе есть организации воинов‑интернационалистов. Не составит труда создать комиссии из представителей этих организаций, исполкомов, военкоматов и разобраться с каждым, кто имеет удостоверение воина‑интернационалиста. Тоже самое можно сделать и в вопросе проверки обоснованности пользования льготами как ликвидатор на чернобыльской станции. Здесь тоже тысячи примазавшихся.

Депутат категорически отверг идею Рубинчика лишить учеников, особенно младших классов, права на бесплатный проезд, обоснованно защитил и право студентов на бесплатный проезд в транспорте. Заканчивая, он сказал:

— Короче говоря, вы внесите, пожалуйста, Президенту предложение еще раз тщательно все взвесить. Положить на одну чашу весов так называемую сумму экономии, в которой я, откровенно говоря, сомневаюсь, а на другую чашу — тот моральный и даже политический вред, который будет причинен интересам власти и даже страны в результате этой акции.

Депутаты аплодировали своему смелому коллеге.

Несколько дней спустя полковник при обсуждении одного из документов у Рубинчика поддержал депутата. У Рубинчика лицо стало зеленым:

— А это не ваше дело! — злобно бросил он. — Слава Богу, не вам это решать!

— Я считаю, что вы зря отрываете вопросы, волнующие общество, от разрабатываемой нами идеи, — заметил Илья.

Прошло еще несколько дней и Маланов узнал, что Рубинчик доложил Президенту о разговоре, который состоялся с депутатами, причем совершенно извратил суть предложений и, конечно же, не забыл и Маланова…

Воспоминания своего «хождения во власть», как иногда шутил Маланов, пришлось прервать…

Пенсионер уже подъезжал к конечному пункту.

Востриково было небольшим городским поселком, расположившимся бетонными пятиэтажками времен хрущевской оттепели по одну сторону железнодорожных путей, на другой же стороне раскинулся деревянный дачный поселок с одноименным названием. Черный бьюик припарковался возле платформы станции Востриково со стороны более современной части городского поселка.

Илья вышел из машины и поднялся по лестнице на платформу, где его должен был встречать Вениамин Соколов. На станции в ожидании очередной электрички было достаточно многолюдно, однако инструктор очень скоро заметил невысокого и такого же седого, как он сам, приятеля, который стоял в назначенном месте под часами возле билетных касс. Заметив друг друга, мужчины вскинули руки вверх в знак приветствия, и Соколов поспешил навстречу долгожданному гостю.

— Ильюша! — все еще махая рукой, кричал Соколов. — Привет, дорогой!

— Здравствуй, Веня! — ответил Илья.

Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями и похлопали друг друга по плечу.

— Как я рад, Алексеевич, что ты приехал! — облегченно вздохнул широкий в плечах мужчина. — Теперь уверен, все будет тип‑топ, как говорил один персонаж из фильма.

Илья неопределенно пожал плечами.

— Возможно, и тип‑топ, — неуверенно согласился полковник. — Правда, я не знаю сути проблемы.